Хуррит - Ивар Рави

нужна секунда. Секунда — очень большой промежуток времени, если человек отчаянный и не боится смерти. Помня наставления с академии, я держал почтительную дистанцию — не хватало быть обезоруженным, после того, как завладел оружием. Но оставался еще Хамви, там как минимум еще два автомата, не считая пистолета Штика. Пусть водитель и без сознания, но Ада была вполне способна пристрелить меня в спину даже сейчас — расстояние мизерное.

— Стой, — остановил я Андрия. Человеколюбие требовало дойти до белой машины в густой траве — до нее оставалось меньше двадцати метров. Но был риск нарваться на пулю от Ады или водителя внедорожника, если парень придет в себя.

— Иди к машине и осмотри ее, если там есть живые, приведи их к Хамви, — украинец потопал вниз по высокой траве, я же бросился назад, проклиная себя за невнимательность. Расстояние в тридцать пять-сорок метров преодолел быстро и едва не опоздал. Ада вытаскивала пистолет из поясной кобуры мертвого Штика: не теряя времени на предупреждения и крики, отшвырнул девушку в сторону. Выронив пистолет, Ада упала в траву, издав слабый крик.

— Это ты меня пулей хотела отблагодарить за свое спасение? — сняв кобуру с пояса мертвого особиста, залюбовался Глоком — реально отличный пистолет. Пришлось снять и ремень со Штика — мой с меня сняли еще накануне. Подпоясавшись, почувствовал себя увереннее. С автомата, торчащего из груди Штика, снял затвор, спрятав его в карман. Оставался еще автомат водителя, по-прежнему находившегося без сознания. Я видел его в машине, когда мы ехали к объекту. Ада отрешенно смотрела вдаль, вариантов не было, не мог же я ее связать, пока снова лезу в салон Хамви. Понадеявшись на русское «авось», полез внутрь.

Автомат нашелся быстро, но уже вылезая наружу, я получил удар в спину такой силы, что потемнело в глазах. На пару секунд меня даже парализовало, от мысли, что мне могли перебить позвоночник, по коже прошел мороз. Второй удар прикладом по спине я почувствовал интуитивно, уже почти выбравшись полностью. Меня обдало холодом, и я инстинктивно подался направо: удар прошел по касательной, задев область левой подвздошной области. Перекатившись в сторону, не выпуская из рук автоматы, присел на колено, вскидывая автомат.

— Клянусь, ты меня уже достала, дай мне только повод убить тебя! Бросай автомат, сука!

По своей натуре очень не люблю ругаться, но боль в спине кардинально поменяла отношение к слабому полу, что бьет тебя прикладом по позвоночнику. Ада уронила автомат на траву, в ее глазах была неприкрытая ненависть. Дура! Я, возможно, ее наилучший шанс выжить в этом неведомом месте, водитель Хамви до сих пор в отключке, а Андрий вряд ли обучен моим навыкам.

— Где мы, что случилось?

— Не знаю, — зло буркнул в ответ. Все мое первоначальное восхищение этой красноеволосой красавицей прошло, оставив место злости. Ее вытаскиваешь из разбитой машины, вытаскиваешь ее коллег, а она норовит убить. Что с людьми стало за последние тридцать лет, ведь жили же одной дружной семьей народов. Впрочем, эта девушка едва ли застала великую страну, ей на вид-то меньше, чем договору в Беловежской Пуще.

— Там внизу еще одна машина, твоего соплеменника послал на разведку, — заполнил возникшую паузу, — Водитель не приходил в себя?

— Данила он, брат мой двоюродный по матери, — всхлипнула девушка, присаживаясь рядом с лежащим без сознания. — Я его тормошила, пульс ровный, дышит сам, но в сознание не приходит.

— Дай посмотрю, — приподняв голову, обнаружил на затылке крупную гематому. Похоже, водителю досталось серьезно, если было кровоизлияние в мозг -точно не жилец. Я только открыл рот, чтобы немного утешить Аду, с размазанными соплями и слезами она выглядела беззащитной девочкой, как последняя радостно вскрикнула:

— Андрий!

— Предатель твой Андрий, — буркнул злой, что чуть не поддался жалости к врагу, вспомнил героя романа Гоголя. Андрий шел к нам, неся, перекинув через плечо, человеческое тело.

Я снова быстро огляделся — во все стороны, сколько хватало зрения, уходило зеленое травяное море. Никаких намеков на присутствие человека, никаких инверсионных следов на небе, а солнце припекало как-то явно не по-осеннему. Да и трава была сочная, зеленая, как в конце весны или в самом начале лета.

— Один только в машине был, — опустившись на колено, Андрий аккуратно положил мужчину перед собой на траву. У мужчины было разбито лицо — осколками посечена левая щека и довольно крупная ссадина на лбу. На правой скуле красовалась выраженная припухлость, подозрительно напоминая скулу самого Андрия. Поймав мой взгляд, украинец виновато развел руками и показал на запястье:

— Укусил меня, когда я его вытаскивал, двинул его маленько, очухается.

Мимо меня промчалась Ада, бросившись в объятия Андрия: они торопливо заговорили на украинском. До сих пор использовали русский язык, а как встретились — сразу перешли на свою мову.

— Так, слушайте сюда, — привлек внимание парочки, — С этого момента говорим только на русском. И прежде всего надо привести в чувство этого чудика, может, он скажет что-то полезное.

— По какому праву ты запрещаешь нам говорить на родном языке? — вскинулась Ада. Ее глаза горели, а маленькие кулачки были угрожающе сжаты.

— По праву человека с оружием, — я повел стволом автомата. С оружием надо было что-то делать — я не мог постоянно иметь при себе три автомата и шесть магазинов. Я все-таки человек, а не вьючное животное. Но и давать врагу в руки оружие, пусть даже и без затвора, было опасно. Но и выкинуть не мог — жаба душила. Неизвестно, где мы оказались и как сильно оружие может понадобиться.

— Мы будем говорить на русском, пока не доберемся до людей. Там наши дороги разойдутся — я к своим, а вы в Гейропу, — шутку не оценили. Ада скривилась, а Андрий смачно сплюнул.

Лежащий застонал, привлекая к себе внимание. Это был мужчина чуть старше меня, примерно одного возраста с Андрием. На вид ему было тридцать или около того. Одет мужчина был в вельветовую куртку рыжего цвета, простые чёрные штаны и видавшие виды кроссовки черного цвета. Клетчатая рубашка и платок синего цвета в нагрудном кармане относил его к интеллигентному сословию, вероятно, учитель или бухгалтер.

— Помоги ему, Андрий, — почему-то я называл украинца не Андрей, а Андрий.

Мужчина вновь застонал и открыл глаза, облизнул пересохшие губы:

— Кто вы?

— А ты сам кто? —