Семя зла - Бейли Баррингтон Дж.

Он глотнул рома с колой, прежде чем продолжить.

— Видишь, к чему я веду? Господь наделен некими материальными свойствами. Не то чтобы он был веществен в том же смысле, что и мы — хотя одна секта, называемая мормонами, учит, что это так и есть, — нет, но он должен обладать некими материальными характеристиками. Субстанциальность его лишена продолжения, или, возможно, он обходится вовсе без субстанциальности, но какие-то свойства иметь обязан, иначе бы не сумел придать физической Вселенной импульс творения. — Родрик нацелил в меня палец. — Как тебе известно, чисто одностороннее физическое взаимодействие невозможно. Если он сумел сотворить нас, должен иметься способ нанести ответный удар. Возможно, даже убить Бога.

Я фыркнул.

— Ну и чушь!

Вместо ответа Родрик изобразил, как это за ним водится, один из немало раздражающих меня театральных жестов. Он резко поднялся, не сказав ни слова, и устремился к двери, подначивая меня пуститься за ним в погоню. Я настиг его уже в нескольких ярдах дальше по улице и спросил не без недовольства, куда мы идем.

— Убивать Бога, — откликнулся он с мрачным упрямством.

Он не замедлил шага, а я, хоть и слабоват физически, не отстал.

В моей памяти запечатлены некоторые обстоятельства того вечера. Тепло вечерних сумерек, остаточное свечение долгого заката, темная глыба кирпично-деревянного дома Родрика, узкое лицо Родрика, подобное волчьей морде в свете кандильных ламп на лестнице верхнего этажа. Один из роботов-уборщиков Родрика свалился с направляющих рельс и лежал сломанный на плитках пола; собратья игнорировали его, продолжая с озабоченным мурлыканьем ползать по своим делам. На ходу Родрик объяснял:

— Понимаешь ли, наше пространство-время должно во всех своих точках контактировать с креативным принципом. Принципом, который в свою очередь должен являться прямой эманацией божества. Выяснив, что это за принцип, можно научиться контролировать его, а значит, обзавестись оружием против Бога, оружием, которое наводится на него безошибочно из любой точки в пределах творения.

— Ты это серьезно?

— Совершенно серьезно.

Либо Родрик шутит, либо у него крыша поехала, решил я. Но спросил:

— Если мы уничтожим Бога, разве не исчезнет Вселенная?

— Вот ты и попался, пантеист! — сухо провозгласил Родрик. — Ты выдал свою приверженность ведическому принципу: Вселенная-де есть аспект Брахмана, или Бога, и неотличима от него. Я же уверен, что более грубая христианская картина ближе к истине. Вселенная существует отдельно от Бога, созданная актом его воли, а значит, наделена способностью к независимому бытию. — Он махнул рукой. — Точно так же, как эти здания пережили своих строителей.

Мы достигли лаборатории Родрика, он включил свет, и я стал оглядываться. На главном рабочем столе смонтирована сложная конструкция. Несколько лазеров — вероятно, об их-то покупке и говорил Родрик — были установлены в явно выверенной конфигурации. Подобно плодам странного дерева, повсюду виднелись зеркала, линзы и призмы.

За окнами простиралась, как почудилось мне, бескрайняя зловещая бездна. Меня поразило, какая гнетущая атмосфера царит в мастерской — между деревянных стропил виднелись комки пыли и грязи, домашних роботов Родрик сюда не допускал. Помещение скорее напоминало лабораторию средневекового алхимика, нежели человека науки двадцатого века. Аппаратура, конечно, была современная, но тусклые лампы создавали бесчисленные темные уголки, и я подумал, что Родрику стоило бы потрудиться над здешним освещением.

— Ну хорошо, — сказал я, — представим на миг, что ты прав, что имеется физический принцип, позволяющий добраться до Бога, позволяющий ему существовать, и как же нам определить этот принцип?

— Как оказалось, это чрезвычайно просто, — ответил Родрик равнодушным голосом. — Информация была доступна уже три тысячи лет. И сказал Бог: да будет свет; и стал свет. Книга Бытие, стих третий. Удивительное авторское прозрение, если можно так выразиться.

Родрик стал обходить установку, изучая размещение лазеров со всех сторон и выверяя конфигурацию элементов своего детища цифровым микрометром. Он не прекращал монотонного приглушенного монолога.

— Если задуматься, это же очевидно… Инструмент, которым Бог сотворил твердое вещество, которым развернул пространство и время? Это свет. Вот почему свет наделен столь примечательными свойствами: его скорость постоянна для всех наблюдателей, в противоречии с ожиданиями Майкельсона и Морли. Вот почему свет является всесторонним переносчиком энергии. Но обычный свет, бесцельно снующий через пространство, нам не нужен. Нам требуется свет, способный инвертировать направление распространения, свет, который можно сделать настолько интенсивным, чтобы он, образно говоря, пересек с этой стороны порог творения… Здесь уместно вспомнить один весьма интересный факт: хотя скорость света постоянна для всех наблюдателей, она не является постоянной для сред! В вещественном окружении свет замедляется. К примеру, в алмазе скорость света равна лишь семидесяти семи тысячам миль в час — это от силы 2/5 скорости света в вакууме. Какой скоростью, спросил я себя, будет обладать свет в веществе, состоящем полностью из света же? Правильный ответ: никакой! У него не останется никакой меры скорости, кроме самого себя. — Он включил осциллоскоп. — На следующем этапе необходимо создать эту особую среду: окружение из чистого света. Я рассудил, что это должно оказаться возможным при помощи самоотраженного рисунка когерентного света, который усиливает себя до бесконечности, пробивая барьер пространства-времени. Должен признаться, я кое в чем опирался на мистические диаграммы каббалистов, которые, к слову, описывали мироздание произрастающим из чистого света — «беспредельного света». Эннеаграмма, старый суфийский символ, оказалась еще полезнее: она обладает кибернетическими свойствами, отсутствующими в Каббале. Одним словом, задача решена. В моем распоряжении свет, который можно обратить вспять к его первоисточнику — весьма особый, сверхплотный свет. Тебе это кажется бессмыслицей? Для нас свет — самая легкая из сред, но Господу он должен представляться прочным и твердым. В конце концов, это же с его помощью он сотворил все остальное. Кстати, естественный свет мы мним непрочным лишь потому, что он постоянно рассеивается. Знаешь, существуют лазеры, способные генерировать световое давление вплоть до двух с половиной миллионов атмосфер! Эдакая лучевая пушка.

Покончив с приготовлениями и полубезумной лекцией, Родрик выпрямился и окинул меня торжествующим взглядом.

— Я рассчитал, что это устройство произведет луч света, который поразит Бога, словно стальная палица. У нас тоже лучевая пушка, Гарри. Пушка предельной мощности!

Я полагал, что лишь подыгрываю Родрику в его фантазийках, и спросил:

— Но зачем так поступать?

Губы Родрика дернулись.

— Потому что этого еще никогда не делали, гм? Ладно, шутка неудачная. Вероятно, затем, чтобы положить конец непомерному заискиванию людей перед Богом. Вселенная должна существовать сама по себе, независимо. Будет приятно знать, что она наконец освободилась от воли отцовской фигуры. Как видишь, я по натуре ярый атеист.

Эти слова Родрик произносил иронично. Однако, к моему удивлению, тон его вдруг переменился, стал издевательским.

— Что ж, я тебе объясню, зачем, — быстро проговорил он. — Затем, что Бог — отнюдь не источник всего доброго в этом мире, если хочешь знать мое мнение. Жизнь — бесчестная затея, полная боли, фрустрации, разочарований и унижений. Каковы шансы любого из нас чего-нибудь добиться? Ты только оглянись кругом — дети от рака умирают… все наперекосяк… Я тебе вот что скажу: Великий Часовщик собрал этот мир не лучше, чем часики с Микки-Маусом! Поработал спустя рукава! Я тебе так скажу, Он получит по заслугам!

Эта совершенно неожиданная вспышка стала для меня первым намеком, что Родрик так печалится о моральных аспектах бытия, и вообще на то, что он способен испытывать подобные эмоции. Он сунул мне защитные очки и велел надеть. Я подчинился, он включил установку, и вспыхнули лазеры.