На день погребения моего (ЛП) - Пинчон Томас Рагглз

 — Если бы я не был в курсе, сказал бы, что это очередная азартная игра, — прошептал Линдси, вежливо заглушая свое неодобрение.

— Нет, босс, это древняя африканская методика ворожбы, позволяющая вам изменить свою судьбу.

Обратившийся к ним шулер начал тасовать карты с ошеломляющей скоростью. Порой карт было слишком много, чтобы их сосчитать, а иной раз ни одной карты не было видно, словно они исчезли в каком-то измерении далеко за пределами третьего, хотя это мог быть фокус в полумраке.

— Окей! Может быть, это ваша счастливая ночь, просто скажите нам, где карта красной масти, сейчас.

Три карты рубашкой вверх легли перед ними.

 После мгновения тишины Майлз объявил четким и уверенным голосом:

— Карты, которые вы положили здесь, все окажутся черными, ваша «красная» карта — девятка бубен, и она вот здесь, — протянул руку к шляпе шулера, снял ее с его головы и показал карту.

— Господи помилуй! Последний раз такая история завершилась хорошими длинными каникулами в тюрьме округа Кук. Отдаю дань уважения вашему острому зрению, молодой человек, и без обид, — протягивая десятидолларовую купюру.

— О, это . . ., — с сомнением начал Линдси, но Майлз уже спрятал протянутую банкноту, дружелюбно крикнул:

— Хорошего вечера, сэр!, — и они продолжили прогулку.

   На лице Линдси было заметно выражение удивления.

— Это была . . . хорошая работа, Бланделл. Откуда ты знал, где карта?

— Иногда, — начал Майлз с на удивление тревожными нотками в голосе, —меня обуревают особенные чувства, Линдси . . . словно возникает электричество, словно я вижу всё так ясно, как при свете дня, как. . . как вещи совпадают и соединяются. Это длится недолго. Вскоре я снова начинаю спотыкаться.

Тут они увидели лучи прожекторов, освещавшие небо с крыши грандиозного здания Ремесел и Свободных Искусств — город в миниатюре, находящийся в городе внутри города, каковым являлась сама Выставка, стражников Колумба в плащах в дозоре, ободряющее зрелище, по крайней мере, для Линдси.

 — Давай, Линдси, — Майлз помахал банкнотой, которую они так неожиданно получили. — Поскольку у нас неожиданный доход, пойдем выпьем корневого пива, а еще — купим арахис в карамели. Называй всё, что знаешь! Мы здесь! Мы на Ярмарке!.

Тем временем Рэндольф Сент-Космо был на посту, хоть и не в униформе. Детективное агентство, которое он искал, находилось в сомнительном квартале района «Новая набережная», между варьете и фабрикой взрывающихся сигар. На вывеске надпись «РАССЛЕДОВАНИЯ БЕЛОГО ГОРОДА». Рэндольф слегка опустил поля шляпы, быстро огляделся по сторонам на замусоренной и темной улице, и боком прошел в дверь. Молодая леди-машинистка, которой удавалось печатать аккуратно и в то же время быстро, оторвала взгляд от своей печатной машинки, украшенной цветочными аппликациями.

— Мы уже закрыты, сынок.

  — Дверь была открыта…

  — Да, и, наверное, это не Эпуортская лига.

  — Могу я увидеть мистера Приветта?

  — Нейт! — воскликнула она так, что Рэндольф подпрыгнул. В ее улыбке проскальзывало злорадство. — Ты принес письмо от родителей, малыш?

 В офисе Нейта комбинированный буфет, книжный шкаф и картотека с богатым ассортиментом виски, кровать для отдыха в углу, пара стульев из тростника, занавешенное бюро примерно с тысячью ячеек, окно с видом на немецкий салун через дорогу, местные деловые награды и отзывы на стенах, обшитых темной филенкой, фотографии знаменитых клиентов, некоторые из них позировали с самим Нейтом, в том числе Док Холлидей у входа в Восточный салун в Томбстоуне, Док и Нейт целились друг в друга из кольта 44 калибра и притворялись ужасно разозленными. Фотография подписана: «Скорее человек с ружьем, с теплом, Док».

— После той бомбы на Хеймаркете, — объяснял Нейт, — у нас было больше работы, чем мы могли справиться, и у нас прибавится еще больше беспокойств, если губернатор решит помиловать ту банду анархистов-убийц. Одному Богу известно, кому это развяжет руки в Чикаго, особенно на Ярмарке.

 Защита от террористов необходима здесь больше, чем обычно. А у вас, мальчики, есть угол обзора, о котором мы в сообществе «наблюдателей» только мечтаем — взгляд сверху. Мы не можем платить вам столько же, как Пинкертон, но, может быть, мы смогли бы договориться об отсрочке оплаты, маленький процент от прибылей со временем вместо наличных прямо сейчас. Не говоря о чаевых или других неофициальных доходах, которые вы можете получить.

 — Улаживайте это с Национальным офисом, — предложил Рэндольф. — На уровне Подразделения сумма нашей оплаты не может превышать обоснованные расходы.

— Звучит безумно. Но мы попросим наших юристов набросать условия сотрудничества?

Теперь он смотрел на Рэндольфа с той смесью презрения и жалости, которую «Друзья» рано или поздно вызывали при контактах с жителями земной поверхности. Рэндольф привык к этому, но был полон решимости действовать профессионально.

  — В чем именно будет заключаться наша работа?

  — У вас на борту есть место для еще одного пассажира?

— Мы перевозили до дюжины упитанных взрослых без ощутимой потери высоты, — ответил Рэндольф, невольно задержав взгляд на тучном мистере Приветте.

— Возьмете нашего человека в одно-два коротких путешествия, туда, куда будет необходимо, — лицо филера, кажется, стало немного хитрее. — На Ярмарку, может быть, на Склады, пара пустяков.

 Прогуливаясь на следующее утро среди аэростатов, под куполом неба, в котором постепенно становилось всё меньше свободного места, поскольку различные летательные аппараты поднимались в небеса, возобновляя знакомство со многими, в чьей компании, хорошо это или плохо, им придется переживать приключения, «Друзья» увидели, что к ним приближается пара, в которой они сразу узнали фотографа и модель, подвергшихся их непреднамеренной бомбардировке прошлым вечером.

Веселый труженик объектива представился Мерлем Ридо.

— А моя белокурая спутница... дайте мне минуту…

 — Болван.

Молодая женщина наградила его грациозным шлепком, не лишенным симпатии, и сказала:

— Я - Шевролетт Макаду, и я невероятно рада вас встретить, парни, даже если у вас под рукой мешок с песком, как вчера.

Полностью одетая, она, казалось, только что сошла со страниц дамского журнала, ее утренний наряд был сшит по последней летней моде, в результате возвращения рукавов, пышных в плечах и сужающихся от локтя к запястью, вокруг наблюдалось изобилие английских блузок с полупрозрачными плечами, «большими, как воздушные шары, по всему городу», как сказал бы Чик Заднелет, преданный наблюдатель женских форм, в случае мисс Макаду — яркого цвета фуксии, ансамбль дополняло длинное боа из страусиных перьев того же оттенка. А ее шляпа, шаловливо скошенная набекрень, с эгреткой, колыхавшейся каждый раз, когда она поворачивала голову, очаровала бы даже наиболее ревностных консерваторов среди любителей птиц.

  — Хороший ансамбль, — восхищенно кивнул Чик.

— А вы еще не видели, какую роль она исполняла в Павильоне южных морей, — галантно объявил Мерль Ридо. — В ее исполнении маленькая египтянка выглядела прихожанкой церкви.

  — Вы актриса, мисс Макаду?

  — Я исполняю танец Лава-Лава, богини вулкана, — ответила она.

  — Я обожаю музыку этого региона', - сказал Майлз, - 'особенно укулеле'.

 — В моем оркестре несколько человек играют на укулеле, — сказала мисс Макаду, — тенор, баритон и сопрано.

  — И это аутентичная национальная музыка?

 — Думаю, скорее попурри, включающее гавайские и филиппинские мотивы, а в конце — исполненная вкуса адаптация «Вакханок» месье Сен-Санса, недавно представленных в Парижской опере.

 Конечно, я всего лишь любитель, — скромно сказал Майлз, давний член престижной Международной академии укулелистов, — иногда путаюсь. Но если я пообещаю вернуться к тонике и подождать, как вы думаете, они разрешат мне зайти и посидеть?

  — Я, конечно, замолвлю за вас словечко, — ответила Шевролетт.