На день погребения моего (ЛП) - Пинчон Томас Рагглз

— Мы точно напугали тех парней внизу, Профессор, — прокомментировал Майлз, выглядывая за борт. Сбросив все эти мешки с песком, готов поспорить.

— Что? — Рэндольф начал возвращать себе образ компетентного флегматика. — Что вы сказали?

 — Они убежали, сломя голову, — продолжал Майлз, — один из них был вовсе без одежды, именно так всё и происходило!

Он достал из стоявшего рядом ящика с инструментами мощную подзорную трубу и направил ее на интересовавшие его объекты.

— Ну, Бланделл, — Рэндольф встал с места своего падения, — сейчас у нас много дел, не время прохлаждаться.

Его прервал крик ужаса Майлза.

— Профессор! — кричал он, с недоверием вглядываясь в блестящий цилиндр, — неодетая фигура, о которой я говорил, это не парень, как выяснилось, это. . . леди!

У борта произошло столпотворение, все пытались вырвать телескоп из рук Майлза, упрямо в него вцепившегося. Члены экипажа с жадностью вглядывались, пытаясь убедиться в достоверности явления, о котором им рассказали.

По травяной поверхности внизу, в опускающихся сумерках, среди ярких вспышек взрывавшихся мешков с балластом, беззаботно носился, словно в привычной обстановке, дородный джентльмен в тужурке с поясом и в гольфах, одной рукой прижимая к затылку соломенную шляпу, а другой удерживая на плече фотокамеру и штатив. Вплотную за ним следовала компаньонка, которую заметил Бланделл, с ворохом женской одежды, из одежды на ней была только диадема в форме цветка, очаровательно съехавшая набок в копне светлых волос. Похоже, дуэт направлялся в близлежащий подлесок, то и дело бросая настороженные взгляды на гигантскую газовую подушку опускающегося «Беспокойства», словно это было огромное глазное яблоко, возможно, самого Общества, разглядывающее их с высоты в духе конструктивной цензуры. К тому времени, когда Линдси смог вырвать оптический прибор из влажных рук Майлза Бланделла и таким образом заставить недовольную молодежь выбросить якоря и помочь Дерби пришвартовать величественный дирижабль к «Матери-Земле», неблагопристойная пара растворилась в листве, как эта часть Республики — в опускающейся мгле.

Издавая звуки, характерные для обычной маленькой обезьяны, Дерби передал сверху якорный канат, достиг земли, и, быстро передвигаясь вокруг «Беспокойства», ловко поймал все якорные тросы, которые бросил ему Майлз Бланделл. Он по очереди подгонял молотком крепкие деревянные колышки сквозь петли каната на концах пеньковых канатиков, вскоре перед ним было огромное средство передвижения, словно очарованное и принужденное к покорности крохотным укротителем, связанное и неподвижное над ним.

Теперь лестница Иакова загрохотала за окном, сейчас по ней нерешительно спускался Майлз, нагруженный огромным мешком грязного белья. В небе Запада оставался лишь отблеск темного багрянца, на фоне которого виднелся силуэт Майлза и головы других мальчиков над изогнутым ободом гондолы.

 С самого утра, еще до рассвета, веселая гурьба разномастных аэроманьяков собралась на пикник, продолжавшийся весь день, с запуском планеров, большинство из них были слишком заняты, чтобы заметить меланхолию затухающего света, их крылья были неподвижны, и в то же время колыхались, крылья в стиле чайки, альбатроса или летучей мыши, крылья из кожи золотобойцев и бамбука, крылья, старательно украшенные целлулоидными перьями, они являлись в величественном небесном мерцании, они несли авиаторов любого уровня, от лабораторных скептиков до поглощенных Иисусом сторонников Вознесения, обычно в сопровождении небесных собак, которые научились сидеть тихо, теснились рядом с ними в кабинах их маленьких дирижаблей, наблюдая за панелями управления и лая, если замечали что-то, что упустил пилот — в это время других можно было увидеть на планширах и штормовых мостиках, они высовывали головы в попутный воздушный поток, на их лицах было выражение блаженства. Время от времени воздухоплаватели приветствовали друг друга в мегафон, вечер был полон радостного волнения и трепетал, как деревья на улицах города рядом с ними, от любезностей авиаторов.

Мальчики быстро установили палатку-столовую, собрали хворост и разожгли небольшой огонь в камбузной печи, с подветренной стороны от «Беспокойства» и его аппарата по производству водорода. Майлз хлопотал на миниатюрном камбузе, вскоре он зажарил им «месиво» из сома, пойманного этим утром и весь день хранившегося во льду, таяние которого было отсрочено холодом высоты. Вокруг них другие группы небесных братьев были заняты собственными кулинарными приготовлениями, они запекали мясо, жарили лук и пекли хлеб, который источал божественный аромат, проникавший во все уголки огромного лагеря.

После ужина и вечернего сбора мальчики посвятили несколько минут песне, как группа с другим уставом посвятила бы время молитве. После гавайской авантюры, имевшей место несколько лет назад («Друзья Удачи» и проклятье великого кахуны») Майлз превратился в страстного любителя игры на укулеле, и сегодня ночью, после мытья посуды и приведения палубы кают-компании в привычно чистое состояние он достал один из многих четырехструнных инструментов, которые хранились в его небесном сундуке, и, после короткого вступительного бренчания, начал аккомпанировать песне мальчиков:

   Парни живут в маленьких городках,

   Есть те, кто живет на фермах,

   И никогда они не интересовались ничем,

   Кроме улыбок и оружия…

   Они всегда знают, кто они,

   И какой будет их жизнь…

   А есть парни вроде нас, которые говорят

   «до свидания» прежде, чем «привет»,

   Потому что мы —

   Асы Высоты

   Бродяги Вакуума

   Когда другие сжимаются от ужаса и говорят: «Мы едва ли раздражены»,

   Пусть сила ветра зашкаливает по шкале Бофорта,

   Пусть ночи будут как можно темнее,

   Пусть сверкают молнии

   И гремит гром,

   У нас неунывающие молодые сердца!

   Потому что . . .

   «Друзья Удачи» — дерз-кая душа,

   Которая никогда не ноет и не кри-чит,

   Наша кровь красна и наш разум чист,

   Как полоски на нашем бе-зуп-речном блейзере!

 В этот вечер Чик и Дерби, как боевой отряд экипажа, стояли на вахте, пока Майлзу и Дерби было разрешено «сойти на берег» в Чикаго. Каждого из них по-своему воодушевляла перспектива посещения Выставки, двое парней быстро переоделись в парадную форму, хотя Майлз столкнулся с трудностями при шнуровании гетров, завязывании шейного платка с необходимой симметричностью и правильном застегивании всех сорока четырех пуговиц манишки, по одной пуговице на каждый Штат Союза, так что Линдси, умастив локоны несколькими каплями макассарового масла и тщательно их расчесав, был вынужден прийти на помощь незадачливому товарищу по команде.

Когда Майлзу придали, насколько это было возможно, тот вид, который позволил бы ему предстать перед населением «Города Ветров», двое мальчиков вытянулись по стойке «смирно», правильно одетые, в сомкнутом интервале, в круге света от печки, в ожидании проверки. Пугнакс присоединился к ним, хвост не вилял, взгляд ожидающий. Рэндольф появился из своей палатки в штатском, разряженный, словно ель, для выхода в увольнение, хотя он тоже был обязан выполнять рутинную работу, вместо летной формы «Друзей Удачи» — со вкусом подобранный костюм из кентуккийской пеньки и аскотский галстук, а венец ансамбля — щегольская фетровая шляпа.

— Слушай, Рэндольф, — сказал Дерби, — ты выглядишь так, словно собираешься на свидание с девушкой!

Поскольку в его насмешливом тоне не было и тени мужского восхищения, Рэндольф предпочел не отвечать на двусмысленные выпады с раздражением, которого в ином случае этот выпад непременно был бы удостоен, а вместо этого парировал:

— Я не знал, что мальчики твоих лет видят какую-то разницу между полами, — чем заслужил благодарное хихиканье Линдси, прежде чем вернуться к морализаторской серьезности.

— Что касается кулуаров, — напомнил Рэндольф уходящим в увольнение, — если вы увидите какие-либо скопления людей на территории этой Выставки, необходимо избегать подстерегающих вас порочных элементов, единственная цель которых — воспользоваться вашей доверчивостью. Я не окажу им такую честь, не произнесу название того зловещего района, где вы, скорее всего, столкнетесь с такими опасностями. Сама грубость этого района, особенно ночью, говорит за себя, внушая отвращение всем, кроме наиболее безрассудных и тяготящихся своим комфортом, что заставляет их окунуться в гораздо хуже изученные непотребные удовольствия, предлагаемые этим районом. Умный поймет с полуслова . . . или, в данном случае . . . хрумф, хмм, как бы то ни было . . . удачи, вам, парни, пусть вам повезет.