Фактор «ноль» (сборник) - Морис Дантек

Шок от катастрофы чувствуется во всем. Колоссальный геологический хаос, вызванный обрушением ТВЦ-2, полностью завладел городским пространством. Горы дымящихся развалин, ряды килотонн строительного мусора, кучи пыли, перевернутые, опрокинутые, впечатавшиеся друг в друга, порой просто погребенные в сугробах пепла автомобили, бредущие в разные стороны люди, некоторые из них в форме. Я убеждаюсь в том, что главный вход в Северную башню наполовину загорожен лежащим на боку автобусом, и мгновенно усваиваю топологию местности. Если я правильно рассчитываю параметры нашего передвижения, частичное проседание лестничных площадок, высокие насыпи, образованные обломками Южной башни, то земля находится в метрах десяти от нас, может быть, чуть дальше. Я сам не знаю, как решение зарождается в моей голове. Другие, мужчины и женщины, тоже прыгали с башни, но с верхних этажей, с трехсотметровой высоты, а мы без особых потерь приземлимся на относительно мягкую почву, на превратившийся в песок бетон и в разнообразного происхождения пыль, уж конечно гораздо менее твердые, чем ровный асфальт и твердое покрытие проезжей части. Я умею действовать и в более сложных условиях, я смогу проконтролировать это последнее падение с завершающего этапа маршрута нашей борьбы. Пятнадцатиметровая высота нас уже не остановит. Теперь я знаю, как использовать башню, чтобы правильно упасть с нее. Для удачного приземления я сумею извлечь пользу и из той башни, что обрушилась. В самом худшем случае я сломаю кость ноги, но в подпольной лаборатории у меня есть все необходимое, чтобы как можно быстрее исправить положение. Мои метаболические гиперфункции позволят мне добраться туда без труда. Поскольку лаборатория находится неподалеку.

Более того, она совсем рядом.

Поток сменяющих друг друга решений приводит к падению как к итогу сознательного выбора.

К тому падению, во время которого я бросаюсь на огромную груду обломков, некогда являвшихся Южной башней Всемирного торгового центра.

Маленькая девочка с девяносто первого этажа даже не вскрикнула. Она вышла победительницей из схватки с невозможным. Она знает, что самый худший выбор всегда лучше, чем отсутствие какого-либо выбора.

Она знает, что мы вырвались из ночи, из ночи и тумана.

4. Там, где улицы носят 3000 названий

Вот и все. Мы покинули Северную башню, которая пылает над нами. Мы пробираемся сквозь еще дымящиеся обломки Южной башни, обрушившейся полчаса назад и обозначившей собой, под собой и через себя окончательные очертания апокалипсиса.

Я хорошо знаю свой мозг и часы, неумолимо отсчитывающие в нем время.

Я хорошо знаю все, что произойдет. Я хорошо знаю город Нью-Йорк.

Мы бежим по обломкам Южной башни, я делаю все для того, чтобы как можно скорее отдалиться от ее сестры-близнеца. Учитывая отправную точку нашего маршрута, мы двигаемся в сторону меридиана острова Манхэттен. По пути я замечаю разрозненные группы тел, упавших с пылающих этажей на землю, на бетонные навесы входов, на крыши нескольких близлежащих зданий. Я вижу также людей, собравшихся в просторном вестибюле Северной башни, заваленном тоннами строительного мусора. Десятки пожарных.

Кроме того, я различаю полицейских, окружающих место взрыва рухнувшей башни. Среди них я обнаруживаю людей в темных костюмах, фотографирующих, снимающих на портативные видеокамеры, записывающих рассказы очевидцев… Один из них направляется ко мне и решительно протягивает круглый значок со всей значимостью, в нем заключенной: «Полиция США». А вот моя значимость другая. Я мгновенно импровизирую. Это один их наших базовых методов – манипуляция информацией, хитрость, ложь, обман, нейроактивное повествование, моментальная фабрикация правды: «Эта малышка – дочь сенатора Вайоминга, я – доктор Уильямсон, его личный врач, мне нужно в ближайшую больницу, за оцеплением нас ждет служебная машина, срочно занимайтесь остальными». Мой голос настроен на практически гипнотическую частоту, приказ для подкорки, как называют его на нашем жаргоне. Человек застывает на месте, а я продолжаю бежать, не дожидаясь никакого ответа. Действовать нужно срочно, тут каждый за себя: это конец Света. Мне, конечно, следовало бы их предупредить, но на это нет времени. Кстати, что они тут делают? Они что, не понимают геофизическую неотвратимость того, что случится?

Я инстинктивно закрываю голову курткой и скорее бегу прочь от Северной башни, но часы, тикающие в моем мозгу, так же неумолимы, как микропроцессор компьютера.

Менее чем через минуту башня обрушится.

А мы не отдалились от нее еще и на сотню метров, мы еще под ней, мы почти еще в ней, как все эти люди, которые сейчас умрут.

Теперь я бегу в хорошем темпе по тому, что было большой эспланадой, примыкавшей к бывшей западной стороне Южной башни. Вокруг нас металлическими мумиями поблескивают в рассеянном свете каркасы перевернутых, побелевших от пыли автомобилей и автобусов. Мы уже видим Черч-стрит, мы повернулись спиной ко всей зоне ВТЦ, и я сквозь взвешенную в воздухе пыль замечаю там, впереди, улицы и проспекты, еще заполненные толпой, которая в панике покидает квартал. Я держусь заданного ритма, потом я начинаю бежать изо всех сил, потому что понимаю, что время идет.

Или, вернее, уже не идет.

Потому что точное время – десять часов двадцать восемь минут и какие-то доли секунды.

Это время конца.

Время конца Северной башни. Я пробегаю еще несколько шагов на полной скорости, делаю еще несколько вздохов полной грудью и, самое главное, не оборачиваюсь.

Этот миг надо победить. Шум начала обвала уже слышится, такой же, как при падении Южной башни, но более отчетливый, более стремительный, гораздо более сильный, гораздо более страшный.

Поскольку мы все еще под ней, мы почти еще в ней, она еще может нас победить.

О, да, мы еще в ней. Мы пробежали всего двести пятьдесят метров, с трудом преодолевая естественные преграды, возникавшие то тут, то там посреди этого нового асфальта с белой доминантой, где под окружающими нас гигантскими холмами дымятся пожары, пожирающие глубины ньюйоркских недр. Мы вышли из башни, но башня продолжает давить на нас своим присутствием, особенно в момент своего исчезновения.

Четверть километра, быть может, чуть меньше – это не так уж плохо для бега среди обломков Южной башни, особенно с девочкой, вцепившейся мне в спину в виде дополнительного груза.

Не так уж и плохо, нет, неплохо для не-человека, только что возродившегося к жизни под разрушительным самолетом, не так уж и плохо для не-человека, сумевшего спуститься с девяностого этажа менее чем за девяносто минут.

Действительно, не так уж и плохо, принимая во внимание все обстоятельства.

Не так уж плохо, но недостаточно.

Недостаточно, поскольку Нью-Йорк обрушивается.

Недостаточно, когда повторяется то, что мы пережили во тьме Северной башни. Теперь, когда она взрывается, мы переживем это под открытым небом, на дымящихся руинах Южной башни.

Ряд небывалых явлений происходит здесь и сейчас.

Сначала обрушение, стремительное и при этом как будто навсегда застывшее во времени и пространстве. Этажи, падающие, согласно законам самоубийственной металлургии, друг на друга. Циклон пыли разнообразных сплавов и обломков, взрывающийся, словно гигантский шар, в момент последнего удара сложившейся конструкции о землю и немедленно высвобождающий всю свою кинетическую энергию.

Это нечто огромное, гигантское и сверхмощное. Это туча, угрожающе заряженная горящими осколками, это пылающее облако смертельной плотности. Облако, катящееся и разбухающее, словно сферический вал прибоя, несомое колоссальной ударной волной и заставившее содрогнуться, казалось, всю планету до основания. Кстати, ведь именно это оно и сделало?

Это облако, разрастающееся в пространстве во всех трех направлениях, как пирокластический поток лавы, пожирающий склоны вулкана. Облако, увеличивающееся в размерах так быстро, что нарушается линейность времени. Облако, которое взрывается. Облако, каждая вспышка в котором рождает новое облако. Облако, которое нас преследует; облако, которое нас нагоняет. Облако, которое нас окутывает; облако, которое нас погребает под собой. Облако, которое останавливает наше движение всей мощью своего инфернального полета. Облако, которое останавливает течение жизни всего мира.

Как я сумел выбраться из-под горы обломков и обжигающей пыли? Спросите об этом гору, если сможете. Осознайте раз и навсегда, что мой метаболизм может адаптироваться к самой разнообразной внешней среде, наши специалисты говорят – метаморфический генетический код. Поэтому я дышал под упавшей с неба горящей землей. Я со сверхчеловеческой скоростью прорыл руками туннель наружу, я трансформировал свое тело так, чтобы оно сумело, так сказать, проплыть сквозь рыхлую консистенцию лавины. Я смог сделать массу вещей, о которых вы никогда не узнаете, и на этот раз никакой необходимости просить девочку хранить тайну я не испытывал. Пока я вместе с ней вылезал на дымящуюся поверхность из-под огромной кучи бетона и изуродованного металла, она уже потеряла сознание.