Фактор «ноль» (сборник) - Морис Дантек

И она его прекрасно поняла.

Восьмидесятый этаж. Прошло больше пятнадцати минут. Мы не укладываемся во время. Совсем. На лестнице западной стороны, до которой мы в конце концов добрались, нам встречаются толпы бредущих людей. Некоторые из них только что нашли аварийный выход из своего коридора. Дым на этом этаже кажется не таким густым, я понимаю, что он все-таки распространился по всему зданию благодаря вентиляционным каналам. Люди собираются в группы, в полной темноте они пытаются спуститься вниз. Я слышу голоса, плач, жалобы. Я касаюсь тел, чувствую чужое дыхание, учащенное от страха и физических усилий. Кто-то, обрывками фраз, еще полных ужаса, рассказывает, как он чудом спасся от страшного пожара, бушующего наверху, начиная с девяносто второго этажа здания. Это люди. Они все погибнут. А я должен спасти маленькую девочку. У меня нет никакого выбора.

Семьдесят пятый этаж. Спуск по-прежнему идет медленно, среди групп людей, которые погибнут. Я – не человек. Я – великолепная подделка. Признаюсь, ничто – даже самые усовершенствованные медицинские анализы – не обнаружит ни малейших отличий, но к вашему виду я действительно не принадлежу. На самом деле я – будущее вашего вида. Я долго за вами наблюдал, более тысячи лет, и я видел все, на что вы способны.

Иногда, кстати, на чудеса.

Нередко и на злодеяния.

Подобные тому, посреди которого я умер, а потом возродился, перед тем как получить возможность покинуть наконец телесную оболочку. Подобные тому, посреди которого я торопливо иду вниз по задымленным лестницам, преследуемый титаническим пожаром, рычащим над нами, и ужасающе быстрым ходом времени, тикающим в моем мозгу, как цифры атомных часов, огромных, как весь мир.

Я – подобие человеческого существа. Я обладаю всем, что имеют представители вашего племени, но я сохранил и часть того, чем был изначально. Наши специалисты умеют перепрограммировать генетические коды, как шпионский шифр, с секретными устройствами.

По этой причине я вижу в темноте.

По этой причине мокрая шапочка мне совершенно не нужна: мои легкие, как и мои глаза, быстро адаптируются к новой окружающей экосистеме, они сами отфильтровывают разнообразные токсические вещества, которые мне приходится вдыхать. Поэтому, кстати, меня и мучает следующий вопрос: если я не знал в точности, что здесь буду делать, зачем тогда я захватил с собой небольшой комплект спасательного оборудования, рассчитанного на человеческое существо?

Если я не знал, то, значит, кто-то другой, скорее всего, все-таки знал.

Семидесятый этаж. Больше десяти минут на пять этажей. Такой темп никуда не годится. Никуда. Распластанные тела загромождают лестничные пролеты. Те, кто еще пытается спускаться вниз, делают это со скоростью насекомых, цепляясь друг за друга в темноте, замедляя свое, а следовательно, и наше продвижение вперед. Я быстро понимаю, что на нижних этажах дым такой же густой, как и на верхних. Он действительно со смертельной равномерностью распространился по всему зданию благодаря новейшей системе вентиляции. Лестницы заполнены лежащими телами, людьми, упавшими рядом с дверями, задыхающимися, неспособными больше двигаться. Кого-то, с икотой и спазмами, рвет у бетонной стены. На некоторых лестничных площадках и над нами дым становится особенно густым. Кажется, пожар пылает по-прежнему, становясь лишь сильнее. Практически везде слышатся крики и жалобы, эхом доносясь ниоткуда и уходя в никуда. Смерть присутствует здесь во всем своем великолепии, она пришла забрать то, что ей причитается. Я все время смачиваю водой шапочку малышки. Я говорю ей, чтобы она сосала ткань, постоянно поставляя влагу в организм. Я бегу в потемках, заполненных умирающими людьми. Я должен победить время и пространство. Я должен победить мир.

Я должен победить башню.

Башню и все, что стоит на нашем пути.

Шестидесятый этаж. Я наконец нашел подходящий темп, теперь я бесцеремонно перепрыгиваю через встречающиеся тела. Если передо мной стоит группа людей, я грубо, без колебаний, врезаюсь в нее. Когда надо, я отпихиваю, оттаскиваю, бью, отталкиваю тех, кто не отходит в сторону. Иногда мне приходится наступать на тела. Я соревнуюсь со счетчиком, пульсирующим в моей голове, борюсь со временем и пространством, борюсь со всем, борюсь с умирающими людьми, борюсь с теми, кто скоро умрет.

Я борюсь с целым миром… или, вернее, с тем, что от него осталось.

Пятидесятый этаж. Странно, этажи по мере нашего спуска становятся все безлюднее, словно по воле судьбы большинство посетителей в это утро отправились в верхнюю половину башни и не смогли оттуда спуститься. Но я вижу в ночи и дышу ядовитым дымом. Ничто уже не замедляет моего бешеного бега сквозь темноту, вниз, все ниже и ниже, в глубь спирального колодца, который выведет нас к свету.

Я бегу, сознательно поддерживая темп, не слишком разгоняясь, чтобы не перенапрягать дыхательные органы и вследствие этого не задохнуться. Да, дым теперь везде. Верхние этажи горят, средние постепенно занимают потоки пылающего керосина, нижние, кажется, пока еще не охвачены пожаром. Но все, абсолютно все они погружены в ночь, ночь и туман.

Башня – это мир.

Мир, который зачеркнет себя на карте.

Мир, который превратится в Нулевую Отметку самоуничтожившегося участка земли.

Мир, из которого я должен вырваться, пока еще не слишком поздно. Пока еще моя только что обретенная свобода не ограничилась полумиллионом тонн бетона и металла.

Oh, babe, let’s roll!

Сороковой этаж. Я чувствую, что весь взмок. В этом состоянии я нахожусь с первых минут эксперимента, с начала пожара, возникшего после удара. Башня стала машиной по производству жары и темноты. Жара с той же скоростью, что и дым, распространяется по всем этажам, по вентиляционным каналам, по шахтам лифтов, по лестницам, по пробоинам, проделанным пожаром или столкновением различных предметов. Во мне она умножается беспрерывным движением. Я сам – жара, я – огонь. Я – башня, я – часы в моей голове. Время – девять часов пятьдесят три минуты семнадцать секунд. Теперь мне требуется чуть менее пятидесяти секунд, чтобы спуститься на один этаж. Я должен держаться. Более того, я должен любой ценой увеличить скорость движения. Мы нагоняем отставание по времени. Я должен бежать быстрее, наплевать на возможные легочные осложнения, на охватившую меня усталость, на жару.

Наплевать на меня.

Тридцатый этаж. Чуть больше половины минуты на этаж, ясно, что я не смогу двигаться быстрее: дым одинаково густой на всех этажах. Я постоянно увлажняю лицо малышки, мои запасы минеральной воды на исходе, легкие перегрелись, но останавливаться ни в коем случае нельзя. Только не сейчас, когда я уже выигрываю эту гонку на время, тикающее у меня в голове, когда я начинаю заставлять лгать Числа, когда я научился покорять башню. Девять часов пятьдесят восемь минут сорок четыре секунды. Я скатываюсь по лестничному пролету на очередной этаж, здесь нас ждут лишь темнота, ядовитый дым и тишина.

Тишина погребального склепа, едва нарушаемая отдаленной, глухой вибрацией, производимой пожирающим верхние этажи пожаром.

Но часы, тикающие у меня в голове, знают все об очередности событий, о времени их наступления. Они знают все об их разрушительном потенциале.

Поэтому в девять часов пятьдесят девять минут десять секунд я продолжаю бег в туманных сумерках и почти не обращаю внимания на вибрацию, словно спускающуюся с неба, как будто устремившийся к нам пожар.

Я знаю, что это. Это не пожар Северной башни.

Это Южная башня.

В эти секунды совсем рядом с нашей обрушивается Южная башня.

3. Ночь и туман

Катастрофы по определению обладают неожиданным и не поддающимся предсказаниям характером. Террористы ни в коем случае не могли предусмотреть спровоцированную ими цепь трагических и роковых событий. Даже самый лучший физик не сумел бы составить заранее это великое уравнение Курносой.

Первым последствием обрушения Южной башни, естественно, явилась гибель всех, кто в тот момент находился в ней или поблизости. Это последствие стало в некоторой степени очевидным для наблюдателей, находившихся на близлежащих улицах или у экранов телевизоров. Как и для меня, уловившего сигнал многими неделями раньше.

Но никто, кроме тех, кто оказался тогда замурованным внутри и должен был погибнуть, не знал, что происходило в Северной башне в тот момент, когда Южная башня взорвалась.

Никто.

Ни один человек, во всяком случае. Никто, судя по итогам расследования, отчетам, статистике. Никто из Царства Чисел.

А в Северной башне во время обрушения Южной башни произошло следующее. Огромный поезд мчится на нас с небес. Его вибрация периодически прерывается резкими звуками, напоминающими ритм движения вагонов на стыках между рельсами. Глухой шум, кажется, идет от дальней звезды. Темп стука учащается, одновременно с этим он делается громче, отчетливее, ближе, все ближе и ближе, совсем близко. Он так близко, что уже настиг нас. Он похож на титаническое повторение первого удара самолета. В этот миг всё разлетается в пыльное облако. Всё.