РЕАЛЬНОСТЬ ИЛЛЮЗИИ. ПРИКЛЮЧЕНИЯ МЕССИИ СВОЕВОЛЬЯ - КИР КОРОВ

Эта роль воскресителей Иллюзии Реальности нам пришлась по вкусу, но у неё были свои мысли насчёт воскресного прикида и свои виды на способы переправки на Седьмое Небо – от ЗЗ с сачком и булавками до сладкоголосых и очень прожорливых райских пташек. Мы ведь никогда не видели, где именно причаливает наш воздушный шараблик.

Операция с конфискацией морилки ZZ была проделана ещё несколько раз, но однажды Zлыдень применил известное правило метафизики и использовал морилку как приманку. Он застукал нас в тот самый момент, когда мы уже хотели выпустить своих членистоногих друзей, демонстративно побрызгал их из баллончика и на глазах у нас стал нанизывать на булавки.

Это уже было слишком! Мы с Кирой в бешенстве гордости за свои феноменальные иллюзии бросились на очкарика, молотя его кулаками, кусаясь и царапаясь. Он был тремя годами старше и значительно сильнее, потому и нам досталось неслабо.

Боль и жалость застряли у меня в поддыхе, и ночью мне снилось, что я – закланный Божий Коров, проткнутый ZZ Кощуем его волшебной иглой, которую я изо всех сил пытался вытащить и сломать, но руки мои были словно ватные.

На другой день состоялся конкретный разговор между нашими родителями, и Вадика с Маней решено было отправить домой в город, чтобы не накалять обстановку.

*

Осенью мы пошли в первый класс, и от Маши пришло первое забавное письмо с рисунком: мы с ней в виде Божьих Коровок на большом воздушном шаре на вершине космического кремниевого Дуба-Ясеня. А внутри шара – приколотый к Злюч-Камню своей собственной огромной иглой Комар-Кощуй ZZ. Я до слёзной рвоты хохотал над рисунком: «а за ним комарики на воздушном шарике»…

Мы часто обменивались письмами, а на каникулах приезжали друг к другу в гости. Маша посещала художественную студию в Доме Культуры, и любила создавать всяческие сюжеты на темы полётов Божьих Коровок и их борьбы с ККZZ. В этом она проявляла буйную и какую-то уже совсем недетскую фантазию.

Кроме того, родители водили Машу с собой в клуб воздухоплавания, а она увлекла туда и меня. Здесь я впервые совершил полёт на воздушном шаре, и у меня зародились первые сомнения насчёт того, куда улетают наши Коровки.

Однажды, это было уже классе в пятом, она привела меня в свою художественную студию, пообещав показать сюрприз. Здесь-то мы и встретились опять со Злыденем. Оказалась, что он в тот день делал доклад о своих бабочках и жучках в её кружке, а юные художники должны были рисовать фантазии на темы жизни насекомых.

В строгом чёрном костюме, в очках на длинном остром носе, долговязый и нескладный, но какой-то зловещий, Злобоков и вправду напоминал Комара-Кощуя. На груди у него висели бусы из засушенных Божьих Коровок. Голосом своим и взглядом он, словно булавками, пришпиливал нас к стульям.

Делать было нечего, и мы придумали на ЗК недружеский шарж под названием «СамоЗКзнание». На нём Злобоков-Кощуй Всехсмертный разглядывал сам себя сквозь лупу как Злобокова-Комарика, нанизанного на булавку.

Картина удалась. Неприятно-отталкивающие черты ЗК удачно отразились в фактуре насекомого и приобрели отчётливо-глуповатое выражение. Было очень похоже, и очень смешно. Работу заметили, были фотографии и статья в газете, она стала путешествовать по выставкам, принося славу художнице и озлобление модели.

Но мы взрослели, случай постепенно как бы и забылся, тем более что ЗК переехал жить в другой район города. А мы с Машей продолжали дружить и встречаться на каникулах, пока нам не исполнилось по 14.

В то лето умер дедушка Маши, и она остановилась у нас. Однажды вечером мы гуляли у родника, и я любовался её силуэтом в лучах закатного солнца. Вдруг Божья Коровка села на её щёку, словно выступила капелька крови. Это было так соблазнительно, что я не смог удержаться и слизнул капельку…

Так настигло нас наше первое любовное томление, выросшее из долгой дружбы, симпатии и ещё чего-то не совсем понятного, болезненно приятного и неприятного одновременно… До сих пор у меня на языке солоноватый привкус Божьей Коровки от этого первого робкого поцелуя-укуса. Интересно, на каком небе она тогда оказалась? А Маша? А я?

А потом были длинные романтические сопли с кроваво-эротическим подтекстом где-то в районе тридевятого круга неба ацкой земли и затяжное мучительное расставание в конце лета, во время которого обсуждались варианты совместного бегства в горы, прыжка в окончательное путешествие с карликом-костоедом и вечное забвение от распития менструального настоя инициированных комариных самок плюс одна треть сока белены.

Конец был неожиданным и шокирующе жестоким. Сначала перестали приходить письма, а потом она просто исчезла вместе со своей семьёй. И был один только ужасный сон после нескольких недель бессонных ночей и мучительных поисков.

Вот Маша летает по Райскому саду Божьей Коровкой. Вдруг откуда ни возьмись появляется огромный Комар, кусает её прямо в это самое, после чего она сама превращается в огромную Божью Комаровку, и назвать её Машей уже не поворачивается язык.

Они вместе танцуют Комаринского и отправляются в кругосветное путешествие на воздушном шарике. А я от ужаса ничего не могу предпринять, каменею, каменею и становлюсь каменным идолом заклания Божьим Коровом на каком-то неизвестном мне острове со странным пугающим названием «Песах» или даже на планете, название которой я и выговорить сразу не смогу…

В детстве мне всегда казался странным любовный дуэт комара и мухи-цокотухи. Я тогда ещё не знал, что пьют кровь только самки, и мне все время чудилось, как после их торжественного бракосочетания наступает время первой брачной ночи…

*

Спустя три года я даже не дождался окончания выпускного бала. Была прекрасная лунная ночь, когда я покинул активно вползающую в буйство загула компанию одноклассников. Мой маленький парусник на воздушном шаре, который я строил три года, ждал меня в заброшенном саду за домом и выглядел фантастическим фрегатом, подвешенным за огромный шар полнолуния. Я взобрался по верёвочной лестнице на палубу и обрубил все связи с прежней жизнью, совершенно уверенный в том, что дорога сама укажет путь.

За семь лет я облетал всю Землю вдоль и поперёк, но Машу так и не встретил. И всё это время прямо с палубы меня, как Штирлица, неудержимо рвало сначала на малую родину, потом на большую, а потом на всю данную в галлюцинациях объективную реальность. Я так устал и истосковался, что мечтал уже о смерти. Но дикие духи, драконы и птеродактили разлетались, напуганные моим жутким видом и метафизической мысленной тоской.

Наконец, Небо сжалилось надо мной. Я попал в страшную бурю, которая в считанные минуты порвала мой шар и разнесла в щепки летучий корабль. От дикой качки меня рвало и несло из всех дыр, словно во мне прорвалась мировая канализация, и я вместе с обломками фрегата вперемешку с рвотой и ошмётками последних иллюзий провалился в бездну…

*

Очнулся я от того, что цепкие лучи незнакомого голубовато-розового восходящего солнца неприятно щекотали мои зрачки и веки. Я открыл глаза, и осознал, что есть ещё миры, жуть которых может волновать и захватывать меня. Я лежал, аки пёс в собственной блевотине, возле отвесного Злюч-Камня, из-под которого бил родниковый ключ странной свинцово-серебристой воды, ртутным ручьём стекавшей по горному плато.

Я приподнялся, взглянул окрест и чуть не задохнулся от резкой боли в третьей чакре: плато было сплошь усеяно огромными каменными насекомыми, словно я попал на выставку какого-то инопланетного скульптора-великана, или это была просто коллекция насекомых местного энтомолога, точнее – энтомолоха или даже энтомолуха. Причём каким-то внутренним взором я совершенно ясно видел, что каждое насекомое было когда-то человеком, ныне застывшем в камне и мучительно переживавшим своё петронасекомое пленение.

Ужас и отвращение, охватившие меня при виде этого каменного террариума, были столь велики, что я не выдержал и изверг их из своего чрева вторично. «Дно ада Тринадцатого Эона. Именно на такую планету Светанаил мог сослать свой парный эон Писдис Софию за то, что она не захотела сочетаться с ним и порождать миры иллюзий», – подумал кто-то во мне, и я даже не успел сообразить кто, и что это всё значит.

Слегка оправившись от потрясения, я вдруг сообразил, что подобные коллекции предполагают над собой стеклянное небо и ламповое солнце. Лампа висела ещё очень низко, окаменевшие букашки отбрасывали глубокие тени.

Я хотел уже проплоскать рот и напиться из ручья, но вовремя одумался: уж больно подозрителен был цвет и запах воды. Кто знает, чем разбавляет свои источники Светанаил? Самого Великого Энтомолуха пока не было видно, то есть у меня ещё было время подумать, каким именно способом он умертвит меня и на булавку из какого металла наденет.