Хроника времён «царя Бориса» - Олег Попцов

Так получилось. Мы обречены были догонять. Не развиваться и в силу этого догонять, а именно догонять и в зависимости от этого развиваться. Хотел бы заметить, что это совершенно разные, как экономическая, так и социальная, ситуации.

О безмерном отставании России говорил Ленин: «Не бояться «учения» коммунистов у буржуазных спецов, в том числе и у торговцев, и у капиталистиков-кооператоров, и у капиталистов. Учиться у них по форме иначе, а по сути дела так же, как учились и научились у военспецов. Результаты «науки» проверять только практическим опытом: сделай лучше, чем сделали рядом буржуазные спецы, сумей добиться и так и этак подъема земледелия, подъема промышленности, развития оборота земледелия с промышленностью. Не скупись платить «за науку»: за науку заплатить дорого не жалко, лишь бы ученье шло толком».

Говорил Сталин: «Мы отстали от передовых стран на 50-100 лет. Мы должны пробежать это расстояние за 10 лет. Либо мы сделаем это, либо нас сомнут».

Говорил Хрущев: «Догнать и перегнать Америку…» Превзойти по добыче нефти, угля, по выплавке стали, по сбору зерна, количеству машин. Больше значит богаче. Вот исходная концепция. Увы, но она оказалась ошибочной, непрофессиональной экономически.

Мы выплавляем больше всех стали, мы добываем больше всех угля и нефти. Мы имеем самое большое количество сельскохозяйственных машин, мы выращиваем больше всех в мире картофеля, мы производим больше всех электроэнергии. Ну и что? Куда ушел наш металл? В самое металлоемкое: машиностроение, станкостроение.

70 процентов добываемой руды тратится на создание машин по добыче, доставке и переработке этой руды. Куда ушла электроэнергия? В самую энергозатратную и неэффективную промышленность. Куда ушла нефть? На эксплуатацию самых неэффективных двигателей внутреннего сгорания и самую высокую загазованность атмосферы. Куда делся и девается картофель? Свыше 50 процентов — в отходы.

Не стану утомлять перечислением. Практически такой путь использования возросшего ресурса избрала единственная страна в мире.

Нет, я не прав, наш опыт повторила в шестидесятых годах ещё одна страна — Китай, когда строил доменные домашние печи. Страна выплавила тогда непомерное количество некачественного чугуна, который невозможно было использовать. Там тоже торжествовал принцип — догнать и перегнать.

В свое время Аллен Даллес сформулировал концепцию отношений наших стран после войны не как возможность военного столкновения, а как гонку вооружений, которая, по его расчетам, должна была нас разорить. Кстати, и речь Черчилля в Фултоне, ставшую началом холодной войны, возможно прочесть иначе.

Изучив достаточно наш синдром: догнать и перегнать, наш комплекс сверхдержавы, подозрительность нашего политического руководства, нетрудно было просчитать ответные шаги: блокирование практически любых связей с внешним миром и решительное желание немедленно броситься вдогонку, ориентируясь на свои природные ресурсы, то есть продолжить развитие страны со смещенным центром тяжести, который в конечном итоге её опрокинет.

Если быть честным, то разрыв между нашими странами по уровню цивилизации практически сохранился по сравнению с 1917 годом. Просто и Европа, и Америка, и мы, разумеется, находимся на ином витке развития. Но разрыв остался прежним.

Тогда у нас в зачаточном состоянии было электричество, в то время как вся Америка была иллюминирована. А теперь Америка компьютеризирована, а мы смотрим на компьютеры как на демонстрацию белых слонов. Другое время, а разрыв тот же: 50–70 лет. И вот что интересно: совершая этот бег на пределе своих возможностей, как только мы настигали, как только спина бегущего впереди оказывалась рядом, Америка делала мгновенный рывок и уходила вперед. Так было с нейтронным оружием, затем с освоением космоса. Мы крайне запоздали с прозрением. Не имея запаса прочности, догнать и перегнать значит отстать.

И уже спустя десятки лет, видоизменившись внешне и внутренне, оставив позади жуткую войну, тяжкое восстановление, осознав, что мы не в силах догнать наших соперников качественно — мы менее грамотны, мы не оснащены технически, мы бедны, наконец, — разрушительный вирус шапкозакидательства, идеологического догматизма заставляет нас снова бросаться вдогонку. Причем эта состязательность происходит на странных трассах: мы устремляемся вперед там, где с нами никто не соревнуется, мы строим самые крупные гидростанции, сооружаем самые высокие телебашни, мы первыми устремляемся в космос. Это разорительно, непродуктивно, но мы уже не можем остановиться — хоть где-нибудь, но оказаться впереди. И нас не отрезвляет мысль, что ни одна европейская страна или, скажем, Япония в этой гонке не участвовали.

Лозунговый социализм — социализм поверхностный, социализм малообразованный. Ах, если бы изжили эту болезнь! И наше нынешнее правительство в нескончаемых разговорах о приоритетах открыло бы вдруг философский камень.

Дело в том, что концепция социализма претерпела деформацию не только в силу искажения лозунгов «Фабрики — рабочим, землю — крестьянам!», деформировалось само понятие социальных завоеваний, социальной справедливости. Так появились право на жилье при его отсутствии, сорокачасовая рабочая неделя при падении уровня производства и качества, дешевое питание в школах, неприемлемое к употреблению, бесплатные учебники, которых не хватает, бесплатное медицинское обслуживание, в том виде как оно есть… Вообще интересен вопрос: если есть завоевание, то перед кем? Если мы на тропе мирового сосуществования — значит, перед ними. И тут нашему взору открывается мир удивительный. Оказывается, там, у них, существует бесплатное образование наряду с платным. Оказывается, там, у них, бесплатное посещение музеев, парков. Оказывается, там, у них, несравненно более совершенное, а главное, более значительное пенсионное обеспечение. И угнетаемый рабочий класс в своей борьбе кое-чего достиг, в то время как у нас свободный рабочий класс и крестьянство кое-что потеряли.

И наши социальные завоевания есть миф, продукт дезинформации, пропагандистский трюк.

И рабочая неделя продолжительностью в 41 час есть достижение и благо при высококачественном и высокоинтенсивном труде и путь к краху, когда этот труд непродуктивен и малопрофессионален. И свободное время — национальное богатство по Марксу, когда это время употребляют на интеллектуальное и физическое развитие общества, когда интерес и увлечения имеют применение, и, наоборот, незанятое время — путь к нравственному развалу общества, путь к его деградации. Многие западные страны работают сегодня на четыре часа больше каждую неделю, чем мы, и это при том, что в развитии цивилизации они ушли от нас вперед на 50 лет.

Основополагающее социальное завоевание любой политической системы это способность создать высокое благосостояние народа, добиться коренных сдвигов в развитии великих девизов: свобода, равенство, братство. Спустя 70 лет мы оказались у начала пути.

Что же делать? Наверное, подняться и идти вперед, отрешившись от навязчивых заблуждений, что наша сознательность будет творить чудеса. Не будет. Ибо человеческая душа проделала свой путь по политической спирали социализма сначала вверх, а затем вниз. Причем путь вниз оказался более протяженным, нежели путь наверх. Вообще что такое сознательность? Это умение, способность правильно понимать и оценивать окружающее. По Далю, сознавать — значит, убедившись в истине, признать и понять её. Можно сказать иначе. Сознательность есть продукт общей культуры человека и его веры. Если нет общей культуры или она крайне низка, сознательность обретает характер фанатизма. В нашей истории такой мучительный период был. У гроба Сталина плакал слепой народ.

Бесконечные ссылки на сознательность или призывы к проявлению социалистической сознательности превратились у нас в некое проповедничество власти, в разновидность эксплуатации человеческого бескорыстия, должного компенсировать неуменье и непрофессионализм государственного и политического аппарата. Ленин говорил: социализм можно построить не за счет энтузиазма, а при помощи его.

События в угольных бассейнах. Это проявление сознательности шахтеров или сознательность взяла верх, когда забастовки прекратились? Полагаю, что она присутствовала как в первый, так и во второй момент. Та самая сознательность, которая есть способность правильно понимать и оценивать окружающее. Просто в первом случае это было точное понимание глухоты исполнительной власти к нуждам шахтеров. А во втором столь же правильное понимание положения, в котором оказалась страна в результате забастовки. «Что явилось поводом?» — спрашиваем мы. Я полагаю, речь министра угольной промышленности во время парламентских дебатов, лишенная того масштаба правды, которая бы сохранила у шахтеров веру в возможность перемен. Это великий урок для парламента. Понятие «народ безмолвствует» — понятие, уходящее в прошлое.