Чародей фараона - Владимир Лещенко

– В чем дело? Кошку увидел? – попытался пошутить Данька, но волчок так на него окрысился, что молодой человек предпочел заткнуться.

– Добрались‑таки! – буркнул Путеводитель. – А я‑то уже понадеялся, что все обойдется.

– Кто добрался? – не понял Горовой.

– Да эти, – пренебрежительно прохрипел волчок, – ревнители благочестия и порядка.

– Кто‑кто?

– Стражи Дуата. Акху.

– Акху? – переспросил археолог. – Это „Преображенные“, „Просветленные“?

– Я б их так преобразил и просветил, что им бы мало не показалось! Но пока сам волчок предпочел сделаться как можно более незаметным. Он прилег на землю и пополз вперед на животе. – А ты чего стал, как Гелиопольский столб?! – гавкнул он на Даниила Сергеевича. – Ложись! Едва Данька успел бухнуться на травку, как у него над головой что‑то блеснуло, и толстый ствол ближайшей финиковой пальмы точно бензопилой срезало. – Ух ты! – восхитился Данька. – Это что, лазер или бластер? – Тебе не все ль равно, чем твою башку снесут? – мелко дрожал Упуат. – Но они совсем оборзели! Нападать среди бела дня?! Или это…

Они полежали так еще немного, но следующего выстрела не последовало.

– Поднимайся! – скомандовал пес – Это было всего лишь предупреждение. Больше они не сунутся. Пока, во всяком случае.

Москвича так и распирало здоровое любопытство. В научной литературе ему часто попадались термины нетеру и акху. Первым обозначались боги Египта, а вот что означал второй – продолжало оставаться загадкой. „Тексты пирамид“ утверждали, что акху пришли на смену нетеру и стали после них править в Земле Возлюбленной. Но как и почему произошла смена власти – об этом знали разве что авторы „Текстов“.

Парень сунулся было с расспросами к Упуату, но нарвался на непроницаемую глухую стену. Четвероногий с нескрываемой агрессивностью реагировал на любое упоминание об акху.

В канцелярии принца Джедефхора, а дворец и сад принадлежали как раз этому отпрыску славного фараона Хуфу, Даньку приняли весьма и весьма нелюбезно.

– Ага, явился, не запылился! – грозовой тучей надвинулся на него тощий мужик с кислой мордой.

Судя по леопардовой шкуре, переброшенной через плечо, и бритому непокрытому черепу, перед Даней был некто, принадлежавший к сословию жрецов. Наверное, даже старший жрец, потому как несколько мужчин, одетых точно так же, но явно моложе „кисломордого“ годами, навытяжку стояли поодаль, с почтением внимая тому, как шеф распекает проштрафившегося. Между ними прятался и Каи. На нем не было жреческого одеяния, но лицо его выражало полную солидарность со священнослужителями.

„Предатель!“ – угрюмо подумал Данька, который чувствовал себя неуютно.

Упуат, то ли удрученный недавним инцидентом в саду, то ли тоже испугавшийся грозного тона здешнего начальства, забился в дальний полутемный угол и там замер, как памятник самому себе.

– Так вот, подлый нарушитель спокойствия! – бесновался „шеф“. – Наше терпение лопнуло. Мы больше не хотим и не будем потакать твоим гнусным выходкам. Многое тебе прощалось, многое. Но то, что ты, презренный, сотворил вчера!

Он задохнулся от нахлынувшего возмущения.

– Поднять руку на достойнейшего Неферкаптаха, своего опекуна, можно сказать, второго отца! За это тебя следовало бы отправить на медные рудники или на галеры! Однако душа благородного Неферкаптаха далека от того, чтобы платить злом за зло. Пусть тебя Анубис осудит перед ликом вечноживого Осириса! Но платить за твою учебу опекун больше не намерен. Это станет для тебя хорошим уроком. Немедленно собирай свои манатки и убирайся вон из святого места! Писец‑недоучка!

– Да больно надо! – огрызнулся Горовой, которого драматическая ситуация едва не рассмешила, напомнив собственное прошлое, когда его чуть не отчислили с факультета за „аморальное поведение“.

Он тогда вступился за девчонку, к которой приставали пьяные хулиганы. Подоспевшая, как всегда, к шапочному разбору милиция при виде трех ползающих у ног атлетически сложенного парня заморышей не разобралась в ситуации и забрала Даньку в кутузку. Естественно, потом, когда все выяснилось, его отпустили и извинились. Но информацию, отосланную в деканат по электронной почте, дезавуировать позабыли. Вот и пришлось чуток постоять на ковре.

– Что ты там вякнул? – напыжился „шеф“.

– Больно надо, говорю, здесь учиться! Я и без вашей школы пишу не хуже, а то и лучше любого из присутствующих.

От такой наглости „кисломордого“ едва кондрашка не хватила.

– Ты, ты, ты.!! – только и мог он повторять какое‑то время.

– Что здесь происходит? – раздался от дверей приятный и мелодичный молодой голос.

Каи и младшие жрецы разом повалились ниц, а начальник согнулся в низком поясном поклоне. Заслышав предупреждающее поскуливание Упуата, студент тоже счел необходимым последовать примеру других. Развернувшись для начала лицом к двери, он затем распростерся на полу, украшенном глазурованной плиткой.

– Кто мне объяснит, почему шум? – с досадой повторил пришедший. – И встаньте, наконец!

Данька поднялся и исподтишка принялся разглядывать новое лицо.

Это был парень лет шестнадцати или около того. Стройный, но не очень высокий, с изящными руками и ногами. Красивое лицо с тонкими чертами пылало гневным румянцем. Голову юноши покрывал полосатый платок – немее, положенный по статусу фараону и его близким. Как и Данила, молодой человек был бос и полуобнажен. Из одежды на нем имелся лишь традиционный передник. Но не гладкий, а гофрированный. Он поддерживался широким поясом из змеиной кожи с металлической пряжкой в виде овала‑картуша с превосходно исполненными иероглифами.

„Джедефхор“, – прочитал надпись молодой археолог. – Ага! Хозяин припожаловал».

– Всему виной, о милосердный царевич, – выступил вперед «шеф», постаравшийся сменить кислую мину на своей физиономии на более приветливую и подобострастную, – этот никчемный неджес.

Принц перевел взгляд на Даньку. Москвич с удивлением отметил, что глаза у Джедефхора были… голубыми.

– Ты снова проштрафился, Джеди?

«Ого, да мы, выходит, лично знакомы с его высочеством!»

– На этот раз дело зашло далеко, клянусь светлым Ра‑Атумом! Этот негодяй, напившись вдрызг, зверски избил достойного Неферкаптаха, своего опекуна. По своему милосердию, купец ограничился лишь тем, что отказался впредь вносить плату за обучение этого злодея ремеслу писца. И вот, вместо того чтобы покаяться и достойно принять наказание, этот помет шакала начал бахвалиться, что пишет лучше любого из нас. Представляете, ваше высочество! Он, который еле‑еле способен нацарапать пару священных знаков, именует себя искусным писцом! Уморил, клянусь светлым Ра‑Атумом, уморил!

Царевич снова вонзил в Горового цепкий взгляд холодно‑ледяных очей.

– Ты говорил это, Джеди?

Парень принял вызов:

– Да, ваше высочество!

– Охальник! – заорал «кисломордый». – Как стоишь перед принцем? Очи, опусти очи долу, мерзавец!

– Остынь, Чипсеска! – осадил его Джедефхор. – Лучше подготовь все к испытанию. – Он опять повернулся к Даньке. – За свои слова нужно отвечать, Джеди. Ты согласен?

– Полностью, великий господин!

– Итак, если ты сейчас удивишь нас своим каллиграфическим искусством, то можешь считать себя прощенным. Твое дальнейшее обучение и совершенствование в мастерстве я возьму на свой счет…

– Но, ваше высочество!.. – налился краской Чипсеска.

– Если же твои слова – не более чем пустое бахвальство, – продолжал голубоглазый принц, – то твоя участь будет печальной. Тебя ждут галеры, Джеди. А перед отправкой на них – хорошая порка. Ну, ты согласен?

Горовой сделал вид, что колеблется. Чипсеска, хихикая, довольно потирал руки. «Ну, погоди, шеф!»

– Согласен, светлый принц!

В небесных очах Джедефхора полыхнуло веселое пламя.

– Письменные принадлежности сюда!

Каи, суетясь, принес пару листов папируса, краску и кисточку для письма. Данька с видом тонкого знатока пощупал кисть. Нормально, тонкая. Приятель расстарался.

Расстелив перед собой желтоватый папирус, студент примерился, как станет писать. Вообще‑то следовало бы расчертить лист для верности, чтоб строчки были ровнее. Но пусть, сойдет и так.

– Готов? – поинтересовался с улыбкой принц. – Да!

– Начнем! Чипсеска, диктуй! Только не спеши! Пусть все будет по‑честному.

– Хм, – поджал губы жрец, но, не смея ослушаться повеления царевича, начал медленно, по складам читать:

– «Сделайся писцом! Он удален от мотыги и кирки. Ты не будешь носить корзину, избавит это тебя от доли гребущего веслом. Писец – это тот, кто облагает Верхнюю и Нижнюю Земли, кто получает от них подати, кто исчисляет имущество всякого…»

Данька улыбался. Текст был ему хорошо знаком. Он знал это школьное древнеегипетское упражнение наизусть. Потому кисточка в его руках ласточкой летала по поверхности листа. Студент перестал вслушиваться в диктант, писал по памяти.