Ставка на смерть - Тед Белл

зубами в свой тост, блаженно вздохнул и снова уткнулся в свежий номер «Таймс». Экономические новости из Европы наводили тоску. Два краеугольных камня европейской экономики, Германия и Франция, заявляют о застойных явлениях в экономическом развитии. Удивительно, но Франция собирается выйти из Евросоюза! Не утихает шумиха вокруг очередного политического убийства. Из штаб-квартиры Европейского союза в Брюсселе отчетливо попахивает паникой. И так далее и тому подобное, страница за страницей. Иногда он задавался вопросом, зачем вообще читает эти чертовы газеты. Они всегда, ежедневно, в любое время года сообщали только плохие новости.

Вот в его мире все было в порядке. Пропахшая плесенью старая квартира в Бэйсуотере уже погружалась в пелену воспоминаний. А он сидел в доме, прочном кирпичном доме начала девятнадцатого века. Остроконечная крыша, выложенная черепицей, с двумя дымоходами. Симпатичное веерообразное окно над парадной дверью. Дом небольшой, можно даже сказать маленький, но красивый. Кроме того, Эмброузу теперь принадлежало несколько акров газона, залитого солнечным светом, клумбы с пионами и лилиями и еще место, где когда-нибудь он сможет выращивать свои любимые георгины. Да, георгины, самых разных сортов: Полярную красавицу, Золотую шапку и самые любимые — Реквием.

Было такое ощущение, что у него в жизни теперь все по-новому. Недавно приобретенная собака по кличке Рейнджер, симпатичный спаниель, свернулась клубком у него в ногах и спала, греясь в теплых солнечных лучах. Он протянул руку и хотел погладить собаку по голове, когда Рейнджер неожиданно поднял голову и громко зарычал.

— Господи милосердный, что там такое, миссис Первис? — выпалил Эмброуз.

— Что вы имеете в виду, мистер Конгрив?

— Этот дьявольский грохот. Наверное, у парадной двери. Что, звонок не работает?

— Давайте я схожу посмотрю, сэр. Разве в звонок звонили?

— Пожалуйста, посмотрите, миссис Первис.

— Тогда я пойду прямо сейчас.

Рейнджер, обогнав ее, пронесся по истертому оливково-зеленому ковру ручной работы, которым был устлан коридор, заливаясь яростным лаем. Вернувшись, миссис Первис сказала:

— Там два джентльмена хотят вас видеть, сэр.

— По какому вопросу?

— Они не сказали, мистер Конгрив. Сказали только, что это срочно.

— Господи, неужели спрятаться от этого невозможно? — досадливо поморщился Конгрив, поднимаясь на ноги и застегивая шерстяную кофту, которую он накинул, чтобы укрыться от ранней утренней прохлады. — Скажите им, что я сейчас приду, миссис Первис. Пригласите их в дом, предложите чаю, но глаз с них не спускайте. И отзовите собаку, если сможете. Будет не очень хорошо, если Рейнджер укусит полицейского.

— Полицейские? С чего вы взяли?

— Я, должно быть, упоминал в разговоре с вами, что я полицейский, миссис Первис.

— Но…

— Мужчины, которые ходят парой, всегда оказываются полицейскими, миссис Первис.

— Ну, они с тем же успехом могут оказаться и парочкой влюбленных геев, не так ли, мистер Конгрив? — парировала миссис Первис, и в ее голубых глазах зажегся озорной огонек.

3

Сегодня движение на Круазетт, широком, обсаженном пальмами бульваре, окаймляющем береговую линию, было минимальным. Бульвар выглядел враждебно и холодно. На дороге почти никого не было. Лишь время от времени сновали такси — черные «мерседесы» да изредка во въездные ворота отеля «Мажестик» или «Карлтон» с ревом залетал невероятно красный «феррари» или хромированный желтый «Ламборджини» с арабскими номерными знаками. Из них выплывали блондинки с длинными ногами, примчавшиеся из Парижа навестить «больного дядюшку».

В начале одиннадцатого майским пятничным вечером в позолоченной спальне отеля «Карлтон» Александр Хок, который только что приехал, и женщина, с которой он только что познакомился, шумно занимались любовью на изысканно убранной и чрезвычайно помятой постели. Впившись губами в рот женщины, Хок взглянул на мерцающий голубоватым светом циферблат наручных часов. Водонепроницаемые часы подтвердили то, что ему подсказывали внутренние биологические часы, которые никогда не подводили, определяя время с точностью до минуты.

Да. Пора торопиться.

— Du vent[1], — пробормотала женщина, прервав движения и глядя, как жалюзи яростно бьются о стеклянные двери террасы. Завывающий ветер рвался со скоростью не менее тридцати узлов.

— Да, сказал он, нежно погладив ее по щеке. — Что ветер?

— C’est terrible, eh?[2]

— М-м, — промычал Хок, который был сейчас немного занят.

Его спина непроизвольно выгнулась. С губ сорвался крик. Она все еще тяжело дышала, сидя на нем верхом, и он с восхищением разглядывал ее сильное тело оттенка слоновой кости. На ней была черная соболиная накидка, заколотая на шее. Капли пота блестели на коже, образуя ручеек, стекающий между грудей.

Поразительно красива. Просто невероятно. Звали ее — как недавно узнал капитан Хок — Джет. Она была известной личностью, вероятно, настолько, чтобы называться одним именем. Китайская кинозвезда. Хок не видел ни одного фильма с ее участием — он любил черно-белые картины, снятые до или во время войны. А фильмы, в которых она играла, он смотреть и не собирался.

Сказать по правде, он мало что знал об этой женщине за пределами громадной кровати, если не считать ее черных глаз, красных губ и плавных очертаний тела.

Они познакомились сегодня днем на роскошном ланче в «Отель дю Кап» в Антибе. Немецкий магнат Августус фон Драксис, который устраивал этот прием под соснами на светло-голубой вилле Феликс, любезно перевез нескольких гостей, остановившихся в «Карлтоне», на борту яхты. По воле случая Хок и Джет сидели рядом во время непродолжительного и не очень приятного путешествия из бухты Канн к Антибу. Море было на редкость неспокойным, яхту сильно болтало. Хока сильно удивили дерзость и беззаботность его соседки.

— Для женщины вы поразительно хорошо переносите качку, — сказал Алекс, обращаясь к ней. Выражение ее лица ясно показывало, что она не считает это комплиментом.

— Il fait froid[3], — сказала она, передернувшись от холода. Она разглядывала его слегка потертый ирландский рыбацкий свитер. Из одежды Хок привез только морской мундир, смокинг да еще пару вещей. На женщине было очень короткое черное платье из натурального шелка с открытыми плечами и несколько ниток крупного черного таитянского жемчуга. Дорогое украшение, подумал Хок, отметив про себя неправильную форму жемчужин. Джет явно не вспомнила о плохой погоде, когда выбирала наряд для приема. Она думала о мужчинах.

— Извините, — улыбнулся он, стягивая свитер через голову и протягивая женщине. — Какой я невнимательный. — У Хока осталась старая фланелевая рубашка, которая не особо защищала от резкого холодного ветра.

— Да уж, — сказала она и надела толстый шерстяной свитер, не обращая внимания на уложенные в сложную вечернюю прическу черные волосы и театральный макияж. Он поймал себя на том, что следит за каждым ее движением. Ее жесты были точными, почти балетными, и Алекс