Школа злословия - Ричард Шеридан

Леди Тизл. Вы правы, сэр Питер. По-моему, они в таком близком родстве, что никогда не могут соединиться.

Сэр Бенджамен Бэкбайт. Не лучше ли предположить, сударыня, что это муж и жена: их редко видишь вместе.

Леди Тизл. Сэр Питер такой враг злословия, что готов был бы его запретить парламентским актом.

Сэр Питер Тизл. Что ж, сударыня, если бы парламент признал, что игра чужой репутацией не менее предосудительна, чем потрава чужого луга, и принял закон о защите доброго имени, я уверен, что многие были бы благодарны ему за такой билль.

Леди Снируэл. О боже мой! Сэр Питер! Вы хотите нас лишить наших привилегий?

Сэр Питер Тизл. Да, сударыня, и тогда никто не имел бы права убивать честь и топить репутации, кроме присяжных старых дев и разочарованных вдов.

Леди Снируэл. Вы просто изверг!

Миссис Кэндэр. Но, я надеюсь, вы не были бы так суровы к тем, кто только передает то, что слышал?

Сэр Питер Тизл. Я бы и к ним применил коммерческий закон; и во всех тех случаях, когда по рукам ходит клевета и пустивший ее в оборот не разыскан, пострадавший получал бы право взыскания с любого передатчика.

Крэбтри. Я, во всяком случае, убежден, что не бывает сплетен, ни на чем не основанных.

Сэр Питер Тизл. Ах, девять десятых злостных выдумок основаны на каком-нибудь комическом преувеличении.

Леди Снируэл. Mesdames,[16] не перейти ли нам в соседнюю комнату за карточный стол?

Входит слуга и говорит на ухо сэру Питеру Тизлу.

Сэр Питер Тизл. Я сейчас к ним приду. (В сторону.) Скроюсь потихоньку.

Леди Снируэл. Сэр Питер, вы же не собираетесь нас покинуть?

Сэр Питер Тизл. Пусть ваша милость меня извинит: меня вызывают по неотложному делу. Но здесь остается моя репутация. (Уходит.)

Сэр Бенджамен Бэкбайт. Надо сознаться, леди Тизл, что ваш супруг и повелитель презабавное существо. Если бы он не был вашим мужем, я бы рассказал про него такие вещи, что вы посмеялись бы от души.

Леди Тизл. О, вы этим не стесняйтесь! Расскажите, что вы знаете. (Уходит к остальным в соседнюю комнату.)

Джозеф Сэрфес. Мария, я вижу, вам тягостно это общество.

Мария. Еще бы не тягостно! Если высмеивать немощи или несчастия людей, которые нас ничем не обидели, значит, быть остроумным или веселым, то да пошлет мне небо двойную долю скудоумия!

Джозеф Сэрфес. В сущности, это не такие уж дурные люди, как может показаться, — злобы в душе у них нет.

Мария. Тем недостойнее их поведение; единственное, что, по-моему, могло бы извинить необузданность их языков, это врожденная и неудержимая озлобленность ума.

Джозеф Сэрфес. Несомненно, сударыня. И я всегда считал, что говорить про других злую правду ради простой забавы гораздо предосудительнее, чем искажать истину из чувства злобы. Но почему, Мария, вы так добры к другим и только со мной суровы? Неужели самой нежной страсти должно быть отказано в надежде?

Мария. Зачем вы снова меня мучите такими разговорами?

Джозеф Сэрфес. Ах, Мария, я знаю, вы не обращались бы так со мной и не противились бы воле вашего опекуна, сэра Питера, если бы этот беспутный Чарлз не был по-прежнему моим счастливым соперником.

Мария. Неблагородный выпад! Но, каковы бы ни были мои чувства к этому несчастному молодому человеку, знайте, что если его невзгоды ожесточили против него даже родного брата, то для меня это еще не основание отвернуться от него.

Джозеф Сэрфес. Нет, послушайте, Мария, не уходите от меня с таким гневным лицом! (Падает на колени.) Всем, что есть благородного, клянусь вам… (В сторону.) Ах, черт! Леди Тизл!.. (Марии.) Вы не должны… нет, вы не смеете… конечно, я питаю к леди Тизл глубочайшее уважение…

Мария. К леди Тизл?..

Джозеф Сэрфес. Но если сэр Питер заподозрит…

Входит леди Тизл и приближается к ним.

Леди Тизл. Что это значит, скажите, пожалуйста? Вы приняли ее за меня? Дитя мое, вас просят в ту комнату.

Мария уходит.

Что все это значит, позвольте вас спросить?

Джозеф Сэрфес. Ах, досаднейший случай на земле! Мария отчасти угадала мою нежную заботу о вашем счастии и пригрозила, что скажет сэру Питеру о своих подозрениях, и я как раз пытался разуверить ее, когда вы вошли.

Леди Тизл. В самом деле? Какой, однако, нежный способ разуверять! Или вы всегда становитесь на колени, когда хотите быть убедительным?

Джозеф Сэрфес. Ах, ведь она еще совсем ребенок, и я считал, что немного пафоса… Но, леди Тизл, когда же вы, наконец, придете взглянуть на мою библиотеку, как вы обещали?

Леди Тизл. Нет-нет, я начинаю думать, что это было бы неосторожно, и вы же знаете, я допускаю ваше ухаживание не больше, чем это дозволено модой.

Джозеф Сэрфес. О, разумеется… вполне платоническое обожание… на которое имеет право всякая замужняя женщина.

Леди Тизл. Конечно, ни в чем не следует отступать от моды. Но во мне сидит еще столько провинциальных предрассудков, что, как бы меня ни раздражало брюзжание сэра Питэра, я никогда не решусь на…

Джозеф Сэрфес. Единственную месть, которая в вашей власти. Ну что же, я хвалю вашу сдержанность.

Леди Тизл. Лукавый змий, вот вы кто! Однако нас могут хватиться. Идемте к остальным.

Джозеф Сэрфес. Но лучше нам войти не вместе.

Леди Тизл. Хорошо, только не задерживайтесь. Все равно Мария не вернется дослушивать ваши разуверения, можете быть покойны. (Уходит.)

Джозеф Сэрфес. Однако я с моей политикой попал в прекурьезное положение! Сватаясь к Марии, мне было важно заручиться поддержкой леди Тизл; я старался войти к ней в доверие и понемногу, сам не знаю как, оказался не на шутку ее поклонником. Я начинаю искренне жалеть, что так усердно добивался безупречной репутации; я так дьявольски с ней запутался, что боюсь, как бы мне в конце концов не сплоховать. (Уходит.)

Картина третья

У сэра Питера Тизла.

Входят Раули и сэр Оливер Сэрфес.

Сэр Оливер Сэрфес. Ха-ха-ха! Так мой старый друг женился, говорите вы? На молодой особе из провинции? Ха-ха-ха! Так долго продержаться старым холостяком и все-таки напоследок скатиться в мужья!

Раули. Но только вы насчет этого над ним не труните, сэр Оливер. Это у него чувствительное место, смею вас уверить, хоть он и женат-то всего только седьмой месяц.

Сэр Оливер Сэрфес. Значит, вот уже полгода, как он на покаянии! Бедный Питер!.. Но вы говорите, он окончательно порвал с Чарлзом, никогда с ним не видится, так, что ли?

Раули. Просто удивительно, до чего он против него настроен, и я уверен, что здесь много значит и ревность из-за леди Тизл, а ревность эту в нем всячески разжигает компания соседей-сплетников, которая немало поработала над тем, чтобы Чарлза очернить. А на самом деле, по-моему, если его супруга к кому и неравнодушна, так не к Чарлзу, а к его брату.

Сэр Оливер Сэрфес. Да, я знаю, есть такие зловредные болтуны, тихонькие кумушки обоего пола, которые, чтобы убить время, умерщвляют чужие репутации; им ничего не стоит отнять у молодого мальчика его доброе имя, пока он сам еще не научился им дорожить. Но, если они думают восстановить меня против моего племянника, это им не удастся, будьте покойны. Нет-нет, если Чарлз неповинен ни в чем бесчестном или низком, я приду ему на помощь.

Раули. И он исправится, клянусь вам. Ах, сэр, я прямо оживаю, видя, что ваше сердце не замкнулось для него и что у сына моего доброго старого хозяина есть еще друг на свете.

Сэр Оливер Сэрфес. Мне ли забыть, любезный Раули, каков я был сам в его годы? Видит бог, ни я, ни мой брат не очень-то благоразумные были юноши, а ведь редко, я думаю, встречали вы таких хороших людей, как покойный ваш хозяин.

Раули. Вот потому-то, сэр, я и уверен, что Чарлз еще поддержит добрую славу своей семьи. Но вот и сэр Питер идет.

Сэр Оливер Сэрфес. И в самом деле. Боже милостивый, как он изменился! И вид у него не на шутку женатый! Уже отсюда на лице у него можно прочесть: «супруг».

Входит сэр Питер Тизл.

Сэр Питер Тизл. А! Сэр Оливер, старый друг! Добро пожаловать в Англию, добро пожаловать!

Сэр Оливер Сэрфес. Благодарю вас, благодарю, сэр Питер! Честное слово, я рад вас видеть в добром здоровье, ей-же-ей.