Умножение скорби - Дарья Агуреева

— Тебе никогда не казалось, что он может гипнотизировать? — не слушала её Нина.

— Гипнотизировать? — Алина опешила. — Да ты что?! Видно, он здорово тебя задурил!

И опять потекли дни за днём. Я чувствовала себя кошмарно, потому что прозябала в полном неведении. Я не знала, как дальше складываются их отношения. Нина держалась так, что мне было страшно лишний раз подойти к ней. Она выстроила невидимую стену между нами, и в её словно умерших глазах я порой улавливала тени ненависти. Она менялась всё больше. Если раньше её звонкий голос звучал на каждом занятии, то теперь она панически боялась поднять руку. А когда преподаватель вызывал её персонально, она что-то глухо мямлила, поминутно оглядываясь на Сашу.

— Он развил во мне комплекс неполноценности, — однажды призналась она. — Теперь во мне зреет уверенность, что я — редкостная дура, поэтому мне лучше помалкивать.

— Да ты что? — оторопела я.

— Он так ловко комментировал мои глупые ответы, что я не могла не согласиться с ним. — Странно, ведь раньше я считала себя очень способной, даже талантливой.

Действительно, это было поразительно! Ведь Нина и вправду была яркой и сильной личностью. Так как же это случилось? Неужели он забрал её душу? За что? За его идиотские сказки?

В начале летнего семестра, когда у нас ещё не устоялось расписание, Морозов снизошёл до нас. Он пригласил нас в кафе, куда шёл вместе с приятелями. Черт меня сунул согласиться! Но ведь Нина всё равно бы пошла! А я ни за что не оставила бы её с этим чудовищем. Он всё подливал и подливал ей вина, пододвигал ко мне свой стул и перемешивал с пьяным дыханием свои кретинские комплименты. Нина всё это видела, но шла у него на поводу. Было очевидно, что он решил нас разлучить. Всё это делалось напоказ, специально. Я держала себя холодно, даже резко, но разве это могло спасти положение? Нина, наверное, ещё больше ненавидела меня. Её отравляла не только ревность, но и моё презрение к её психу-возлюбленному. А Саша блистал! Расшифровывал сны по Юнгу и по Фрейду, рассказывал истории про Эль Греко, комментировал картины Сурикова. И все его тирады неизменно окаймлялись жестокими уколами по Нининому самолюбию. Он перебивал её, отмахивался от неё усталыми жестами и всё настойчивее лип ко мне. Но Нина всё же уловила фальшь в его ухаживаниях. Она вдруг стала смотреть поверх его головы, пристально, не мигая, будто видела на противоположной стене какие-то божественные знаки. Я хорошо знала этот приём. Так она любила осаживать назойливых Нарциссов. Как ни странно, ловушка сработала. Саша заёрзал, стал ловить её взгляд, пытаться привлечь к себе внимание… И я, случайно окунувшись в глубину его зрачков, вдруг ощутила какую-то жуткую пустоту, тоску одиночества. Я вдруг почувствовала, что когда стоишь на краю бездны и всматриваешься в её жгучую тьму, бездна напряжённо вглядывается в тебя. Кто это написал? Наверное, он тоже встречал людей, похожих на Сашу. Липкий страх пополз у меня по спине. Задыхаясь, я заставила себя отвести взгляд. А оглянувшись, отчётливо увидела насмешливые рыжие языки пламени, горящего в его глазах. Мне показалось, я схожу с ума. Я едва поборола непреодолимое желание подняться и посмотреть нет ли у него хвоста и копыт. Наверное, я тогда приблизилась к тому состоянию, в котором Нина пребывала вот уже несколько месяцев.

Неожиданно Саше взбрело в голову отвезти всю честную компанию в Спас на крови. Нам пришлось ловить две машины, потому что в одну мы всем скопом не влезали. Мы договорились встретиться на Дворцовой площади и заодно взглянуть на Эль Греко. Наша машина была первой, и, высадившись у фонтанчика, мы послушно принялись ждать. Но никто не приехал. Я беспокоилась, нервничала и пугала себя самыми страшными догадками. Нина засыпала на ходу и лишь изредка таращила глаза на Сашу. А он был бодр, весел и немного пьян. Казалось, он знал, куда делись его закадычные друзья. Его нисколько не тревожило их отсутствие. Наверное, и это он просчитал своим гениальным умом. Минут через двадцать, повинуясь какому-то неслышному приказу, Нина сослалась на неотложные дела и, попрощавшись с нами, побрела в сторону моста. Я хотела было пойти за ней, но что-то остановило меня, словно преградило дорогу. «Чертовщина какая-то!» — весь день стучало у меня в голове. Я осталась с ним наедине. Вежливо отклонив все приглашения, я взгромоздилась вслед за ним в переполненный троллейбус. Саша старался быть джентельменом: подавал руку, пропускал вперёд. Это как-то не соответствовало привычному стилю его поведения. Обычно он в упор меня не замечал и даже не считал нужным здороваться, сталкиваясь нос к носу. Теперь я оказалась прямо под его загадочным взглядом. Троллейбус всё время швырял меня в его объятия, и мне приходилось цепляться за что попало руками, ногами, когтями, только чтобы не рухнуть к нему на грудь. Мне чудилось, что если он коснётся меня, я обязательно умру от проказы.

— Как твой курсовик? — спросила я, испугавшись воцарившегося молчания.

— Ты не это хотела спросить, — он устало прикрыл глаза.

— А что же? — удивилась я.

— Откуда же я знаю! Может, ты вообще хотела молчать. Так молчи. Будь хоть раз искренней.

— Я всегда искренна, — неуверенно ответила я. — Что у вас с Ниной?

— Она получит то, что хочет, — тихо ответил Саша.

— Что это значит? — оторопела я.

— Даже не то, что ты подумала во второй раз, — улыбнулся он. — Нам, кажется, в одну сторону. Ты не выходишь?

— Нет! — испуганно ответила я, решив, что лучше проеду пару лишних остановок, чем буду терпеть его общество.

— Мне сегодня нужно в другое место.

— Тогда счастливо! — он соскочил со ступеньки и затерялся в толпе.

После этого Нина исчезла для меня. Она избегала встреч со мной, и все мои попытки вызвать её на разговор оканчивались неудачей. В конце концов я даже свыклась с утратой. У меня появились другие подруги, я встретила свою любовь… Одним словом, жизнь брала своё. Мне некогда было решать чужие проблемы — хватало своих. К тому же обида не покидала моё сердце, и я была готова вычеркнуть из памяти всё то хорошее, что Нина приносила в мою жизнь. Лето совсем замутило её образ в моём сознании. Признаюсь, я была слишком счастлива, чтобы думать о ней. А в конце августа мне позвонила Алина. То, что она мне сообщила, состарило меня лет на десять.

— Это кошмар какой-то! Он посадил её на кокаин.

Ей не надо было объяснять мне, кто такой он и кто такая она. Я словно за мгновение очутилась в прошлом, вспомнила сладкую жуть Сашиного взгляда.

— Как же он сумел? Ведь Нина не идиотка! — всё ещё не хотела я верить.

— Ты была у него дома? — убеждённо говорила Алина. — Он там всех по струнке построил. Я не удивлюсь, если узнаю, что его отец испрашивает у него позволения выйти из квартиры.