Ушел и не вернулся - Ольга Лаврова

Что это там голубеет между сараем и кучей мусора под забором? Мусор после зимы серый, слежавшийся, а голубой комок только припорошен пылью.

Ни о чем особенном Томин не думал, рука сама подняла хворостину с развилкой на конце, подцепила и перенесла комок поближе. В воздухе тот развернулся и оказался мужской сорочкой, залитой на полах чем-то темным. Так выглядит примерно недельной давности кровь.

- Паша! - крикнул Томин. - Всех сюда!

* * *

На "шерстяное дело" Кибрит, конечно, не потащила следственного чемодана. Но таковой, по счастью, оказался (девственно нетронутый) в горотделе.

Их обоих (Зину и чемодан) доставили на мотоцикле с коляской. Знаменский и Горобец заняли прежние позиции.

- Товарищ эксперт, определите характер пятен на рубашке, - на людях Пал Палыч обычно обращался к Зине официально.

Та расстелила на столе сорочку, вынула необходимые препараты.

Повисла продолжительная тяжелая пауза.

- Это кровь человека, - прервала молчание Кибрит.

Иного и не ждали. Зина свернула рубашку, Знаменский зашуршал протоколом обыска.

- Слушайте внимательно, гражданин Горобец, и отвечайте точно. Я запишу ваши ответы в протокол слово в слово.

Горобец тупо слушал.

- Читаю вопрос: "На принадлежащем вам участке за сараем при обыске найдена мужская верхняя сорочка с бурыми пятнами на груди. По заключению эксперта-криминалиста, это кровь. Что вы можете сказать о принадлежности сорочки и происхождении следов крови на ней?"

Горобец молчал.

- В такой ситуации молчать - плохо.

- Нечего мне сказать, - выговорил наконец Горобец, упершись лбом в громадный кулак. - Не моя рубашка. Не знаю чья. Не знаю, почему в крови. Первый раз вижу...

* * *

Чтобы молниеносная людская молва не опередила следствия, за Миловидовой послали того же мотоциклиста. Остальных забрал знакомый Томину "козлик". Быстрее дошли бы пешком, но совместное шествие Горобца, московской "команды" и местного работника милиции просто свело бы население с ума.

Взбудораженный горотдел поснимал рубашки для процедуры опознания. Кибрит выбрала три похожих на найденную в мусоре, а ее свернула так, чтобы скрыть пятна, и разложила все в кабинете начальника.

Миловидовой заранее ничего не объясняли. "На всякий случай посмотрите, нет ли чего из ваших вещей".

Она обежала глазами сорочки и схватилась за сердце:

- Ой, эта - Сережина... Где вы нашли?!.. Он же в ней ушел!

- Только уж, пожалуйста, не ошибитесь, Алена Дмитриевна, - попросил Знаменский. - Стандартный цвет, стандартный фасон. Если бы какая-нибудь примета.

- Есть примета! Верхняя пуговица помельче и с желтизной. Я пришила, думала - под галстуком незаметно. Вот, смотрите, - выдернула сорочку из остальных, увидела пятна. - Это кровь? Сережина кровь?!.. Сгубили, проклятые!.. Голубчик мой!.. - и припала к рубашке лицом.

Кибрит закусила дрогнувшую губу, осторожно отобрала рубашку.

- В соседней комнате я видела аптечку. Пойдемте, Алена Дмитриевна. - Она, поддерживая, увела Миловидову.

Пуговица и впрямь была иного размера и с желтизной. Томин вздохнул:

- Молодая вдова Алена Дмитриевна...

Кибрит возвратилась непривычно суровая, сообщила:

- Выпила валерианки, попросила пять минут полежать... - Она аккуратно сворачивала и укладывала в целлофановый пакет окровавленную сорочку.

- Так что - убийство? Передаем дело в прокуратуру? - спросил Томин.

Знаменский смерил шагами кабинет вдоль и поперек.

- Я доложу. Но пока трупа нет. Принадлежность крови Миловидову не доказана. Места убийства мы не знаем.

- Ты представляешь, во что выльется обыск?

- Загвоздка, Саша, в том, что я вообще слабо себе представляю...

Знаменский не договорил, но друзьям было достаточно: Пал Палыч сомневался, что "сюжет" преступления исчерпывается теми фигурами или обстоятельствами, которые уже всплыли на поверхность.

- Значит, я тут с вами еще поживу! - повеселел Томин.

- Зина, какие у тебя виды на рубашку?

- Группа крови, конечно. Но, Пал Палыч, у Горобца может быть та же, сам понимаешь.

- И он завтра "вспомнит", что сорочка его собственная, что он на днях брился и порезался, - подхватил Томин. - По-моему, он вообще к завтрему много чего "вспомнит". Из таких.

- Ах, как нужна идентификация крови! - посетовал Пал Палыч.

Кибрит сделала легкое движение, и Пал Палыч его уловил:

- Неужели что-то надумала?

- Не исключено. Но для этого надо ехать в Москву. Есть так называемый способ мультгрупп. Если Миловидова скажет, что в тот день ел ее муж... Понимаете, по микроэлементам в крови можно обнаружить остаточные следы пищи, которую человек принимал незадолго до смерти.

- Серьезно? - поднял брови Томин. - Кофе и бутерброд с сыром переходят в кровь?

- Да, она будет другой, чем если пил чай. Методика опубликована давно, и я все мечтала попробовать.

- Хорошо, поезжай в Москву, - решил Пал Палыч.

Постучав, вошла Миловидова.

- Я еще нужна?

- Понимаю, что тяжко, Алена Дмитриевна, но еще несколько вопросов.

- Спасибо, что сочувствуете, Пал Палыч... Так мы были счастливы, так счастливы! Зачем мне теперь жить?

Все молчали, не находя слов утешения.

Если б они видели эту женщину поздним вечером того же дня!

* * *

Сияющая, румяная ворвалась она в дачный домик и попала в объятия мужчины, с которым не так давно вела мучительный разговор в аллее за Дворцом культуры.

- Милый, Горобца арестовали!

- Гора с плеч!

- Я опознала рубашку, и его арестовали!

- Вот видишь, все развивается по намеченному плану!

- Не сглазь, поплюй... Ой, до чего же я соскучилась!

- Как прошло с рубашкой и вообще? - Мужчине не терпелось узнать подробности.

Миловидова пересказала все, что ей запомнилось из последних событий. Он жадно слушал.

- Ты знаешь, я очень красиво страдаю, - похвасталась она. - Плачу горючими слезами. Нет, правда, до того натурально, даже милиционеры жалеют!

- Я же говорил, что справишься! Про группу крови спрашивали?

- Спрашивали.

- А еще что?

- Много непонятного: например, что ваш муж ел в тот день. И так добивались, чтоб я вспомнила!

- Наверно надеются: ужо найдем тело и проверим, что там в животе.

- Ой, перестань, ну как ты можешь! Даже замутило...

- Доехала нормально? - сменил он тему.

- Полная конспирация. Фоминичне-дуре я сказала, что у мамы заночую. А у мамы посидела, пока она не стала укладываться, и укатила. Мне, говорю, захотелось побыть одной. И на последнем автобусе - сюда... Но в этот раз ничего не смогла привезти вкусненького. Только смену белья.

- Ерунда!

Он принес полбутылки вина и рюмки.

- Чокнемся за счастливое завершение.

Она выпила глоток, он до дна. Осунулся, бедненький, думала Миловидова. Небось и спит плохо. Ей хотелось приласкаться, отогреться возле него душой, его отогреть. Придвинулась, погладила по щеке. Он обхватил ее за плечи.

- Ленушка, золото ты мое...

Но беспокойство заставило вернуться к прежнему разговору.

- Что люди-то говорят?

- Ой, чего только не плетут! Ты не представляешь, как мне трудно!

- По-твоему, мне весело? - возразил он. - Торчу тут, сатанею от разных мыслей. - Мужчина обвел комнату глазами, задержался на фотографии молодой женщины в купальнике. - От Татьяны вестей нет?

- Прислала открытку из Кисловодска. Через восемь дней они возвращаются.

- И первым делом - копать грядки. Значит, моего житья здесь - от силы неделя.

Он с облегчением налил и выпил еще рюмку. Миловидова отставила свою, произнесла с упреком:

- Тебе бы только удрать. С первой минуты рвался!

- Но я же уступил. Сидел рядом, пока мог.

- А как я одна буду? Ни поделиться, ни посоветоваться... Сколько следствие продлится?

- Не знаю, Ленушка. Тебе еще, бедной, много сил потребуется.

Снова они обнялись. Миловидова заговорила почти по-детски:

- Когда все кончится, какое будет счастье! Начать все сначала, среди людей, которые про нас ничего не знают... Посмотрим разные города... Будут новые друзья... виноград, арбузы... Ты станешь летчиком в отставке, согласен?

- Попробую.

- И поселиться где-нибудь у моря. И купить лодку с парусом. Ужасно хочется с парусом, как в сказке!

Ее "ковбой" оттаял, тревога отпустила, тоже настроился помечтать.

- Я буду ловить неводом рыбу, что нам стоит научиться? - усмехнулся он. Вечерами стану чинить сети, а ты будешь петь "Не уходи ты, мой голубчик".

Вспомнили первую встречу, у обоих забилось сердце, и уже манила кое-как прибранная постель, но Миловидова вдруг шепнула:

- Милый... а Горобца не расстреляют?

- Фу, черт! - отшатнулся мужчина. - Да кто его расстреляет, у нас добрые. Посадят, конечно. Ему за решеткой самое место!.. Тянет тебя за язык некстати!

Миловидова заплакала - он нахмурился.

- Алена, перестань!.. Да перестань же! Ну что ты, спрашивается, ревешь? Ведь не на следствии.

- Ты меня разлюбил.

- Здрасте!