Реквием по Н В - Александр Этерман

МОСКВА

I Вновь столкнулись. Все в этой же области знаний.Воскресая, опухшие тени живыхУсыхают до прежних своих очертаний,Испытав безнадежное таянье их

На себе — на краю предварительно вскрытойТреугольной могилы — как гость из страны,Не такой уж богатый, но сытый и бритыйОтутюженный смокинг — с другой стороны,

Где, не шибко волнуясь по поводу сроков,Экскортируют прямо из оперы в ад.Мы расстались давно и без лишних упрековИ немного фальшивим на северный лад.

II Так строят ракурс. Неприличность в том,Что в негативе смачно и красиво.Я начал им позировать в слепомПовиновеньи силе объектива.

III Я здесь родился. Прежде молокаПереварил солидный колкий воздухИ фразу о глядящих сорока Веках.Здесь деревянный посох

Заделался драконом и уполз,Задействовав довольно мерзкий опыт.Здесь я любил. Здесь я любил работать,Зимой бездельничал, а летом мерз,

Хотя конечно, десять лет назадВо мне бродили жизненные соки.Так трудный быт и родовой укладИз недостатков делают пороки.

IV Я точно помню — снежная крупаДешевле манной. Переводим лупуС простительного "молодежь глупа"На выспренное "разводиться глупо,

Еще глупее, чем курить "Казбек".Москва как многолетнее растеньеВидала зимний дождь, весенний снег,Никчемное осеннее цветенье

И вовсе не обиженный судьбойИ явственно к погоде непричастныйРазвесистый кленовый разнобойНе красножелтый и не желтокрасный.

Здесь я постился и играл в любовь,Но неудачно. Со второго разаПришлось сдавать слюну, мочу и кровьИ прочищаться возле унитаза.

V Куда деваться? Взять и исказитьТекущие из города в предместьяСтремительные шумные предметыЕще труднее, чем изобразить,

Но я справлялся. Правда, не всегда.По счастью, у меня больших талантовКак килек в бочке. Наконец, судаНа целых сорок бочек арестантов.

Огромный мост склонился над рекой.Опасно опираясь на перилаИ морщась оттого, что ты курила,Я пробовал достать до дна рукой.

Беседовать не значит не жевать.Мы поедали сладкое печеньеИ всматривались в сонное теченье,Пытаясь за него переживать.

Здесь я встречал безумную весну,Усваивал текущие жаргоныИ совершал ночные перегоныВ ущерб карману, принципам и сну.

Ну, и кропал. Понятно, не о томИ не о сем. Попробовал об этом,Но накололся. Я зимой и летомЛюбил жену, Прокофьева и дом,

И то слегка. Подкармливая их,Как вертопрах на собственные средстваХозяев, от которых ждет наследства,Но вовсе не горит застать в живых.

VI И был, наверно, и не так уж плох,Но, чередуя города и веси,Усох, как лист фиговый, и присохКак банный лист. Зато прибавил в весе,

Как греки, превращенные в свиней.Облизываясь на ворота рая,Я смаковал изгнание, корнейОт тучных площадей не отрывая.

Да и чего за сливу жизнь губить!Я покупал их утром на базаре.Господь велик — по паре каждой твариЕму легко, мне страшно воскресить.

VII Я получил наследство. В сером небе,В торжественно распахнутом окнеГорело солнце, и палящий стебельКолол глаза и заползал ко мне.

Земля струилась как вода в протоке,В бесцветной дымке строили вокзал,И быстрый день зимы голубоокойРождался, был и тихо изчезал.

Все было живо и необычайноПохоже на кошмарный детский сон,На жизнь игрушек и на их сусальноСосулечно-свирепый перезвон,

Щемящий сердце с первого захода.По сути, с детства. Узкая кроватьПрелестная клиническая модаТак преуспеть и разочаровать!

Мой друг синоптик чокнулся и запил,И в пятницу сбежал, как от чумы,От белоснежных дротиков и сабельЗакончившей вторжение зимы.

VIII Я получил бесценное наследство,Опасное для всякой мелюзгиОтличное лекарственное средствоОдновременно деньги и долги

И сотню писем. Окажите милость,Возьмитесь счесть. Начните с тех же сливЯ так старался! Голова кружиласьОт страха и ужасных перспектив.

Так поливают снег холодным потом.День раскололся. Прямо надо мнойДул южный ветер. Как кулик — болотом,Он в минус десять управлял страной.

На плеск воды, на колкое признанье,На едкий чих — как фокусник лихой,Без отвращенья — с легким содроганьемОн взмахивал прозрачною рукой

И этим самым отвечал имущимИ неимущим их материал,И нимб горящий, словно хлеб насущный,С высоких лбов к желудкам воспарял.

Как хорошо вести себя примерно!Я упражнялся, не боясь тюрьмы,К восторгу доброхотов и, наверно,К отчаянью дававших мне взаймы.

Что там необычайные расходы!Я понимал, что при таких серьгахМогу никак не меньше, чем полгодаЗа просто так не думать о деньгах

И экономить разве что на спичкахМеняя пять минут на пять рублей,Я меньше думал о залетных птичках,Чем средний некурящий дуралей.

Я получил наследство.Я гордился Своим богатством.Так монгольский ханСчитал своими тысячи традицийЛегко разбитых им культурных стран.

IX Значительный мелкопоместный баринВосьмой с бревном и первый на конеПленил меня. Сидящий в нем татаринПошел вприкуску к остальной родне.

Но чем он правил? Покоренным миром?Что там друзья, и что им уколоть,Когда плывет и заплывает жиромНедавно обожаемая плоть

И стыдно протекает между пальцевИли, напротив, явно мимо рта!В конце концов, попользовавшись сальцем,Мы завопим: "Какая красота,

Какая прелесть — просто кровь играет!Не полно ей? А лучше встречный искВ парижский суд". Там снова выбираетИз трех богинь — и вновь ее — Парис.

X Жестокий грек делил мое наследство.Я должен был, вконец замерзнув, ждать,И должен был, сцепив ладони, гретьсяИ для того чужой костер искать.

Я ехал на шестнадцатом трамвае,Отчаянно скрипевшем на бегу,Из своего трехкомнатного раяВ кирпичный блок, укрывшийся в снегу,

Чтобы подняться до НовокузнецкойНе как обычно, из берлоги льва,А утомив коленки по-турецкиНе через битый час, а через два,

Замерзнув вместе с хлипким даром речи.Чего не дашь без всяких прав любить?Я был готов вконец испортить встречу,Чтобы хоть как-никак ее продлить.

XI Наверное, не так уж глупо помнитьИ теребить предательницу-нить,Ведущую в одну из мрачных комнат,Где не боятся прошлое хранить,

Когда уже совсем не держит памятьГуманный век — но в этом-то и соль,Что здесь по недомыслию не давятПлатоном обожравшуюся моль.

Как скучно быть так подло бережливым!Чем зарывать добычу как пират,Запри ее и назови архивомПусть превратится в антиквариат,

А то сегодня всяк себе историкИ может без нужды в поводыре,Как даму сердца, зло окликнуть дворикКак там он было звался при Петре

И улыбался дедушке-гусару,И, обернувшись лечащим врачом,Лягнуть проспект и подмигнуть бульваруМол, в том и том-то ты разоблачен.

И неизвестно, то ли отзоветсяСоседский сеттер, то ли оживетБоярский дог, и в городе начнетсяНе то пожар, не то переворот.

Я ехал в центр покуда суть да делоВ Бейрут, в Тифлис, в Кампалу и ТриестИ отгонял отравленные стрелыОт ноющих и уязвимых мест.

Я разрешил распутному ПарисуЗанять мой дом, и далее, найтиМою пяту, и на одежде вышитьКуда стрела должна в меня войти.

А он, бедняк, занялся соблазненьемНагих богинь, разделом их вещей…Я ехал в центр, подальше от сомнений,От факелов, от ламп и от свечей

Бессовестным и бесколесным рикшейВ трамвае, освещенном изнутри,Вдвоем с тобой, от холода притихшейИ яростно считавшей фонари.

XII Я здесь родился. Здесь нашел тебяИ до сих пор встречаю и теряю,И сочиняю глупые тирады,Твоих гостей и мужа теребя.

Здесь мой герой разбил свою судьбуКак разбивают сад, как строят городИли выносят на своем горбуЦелительный и беспроцентный голод.

Здесь я впервые в жизни вышел в светИ живо пал в общественное мненье.Здесь приобрел известность Магомет,Здесь я задумал светопреставленье

И здесь Господь его осуществит,Я думаю, как только потеплеет.Здесь в семь утра не больно-то светлеет,И даже нефть не очень-то горит.

И неодушевленная земляТоскует терпеливо и уныло,Поскольку здесь, дрожа от страха, яОстановил горящее светило.

XIII Колокола, моя больная нота,Чего еще такому дураку?Я написал обидную остротуНа обнаженном бронзовом боку.

Я не питал малейшего расчетаПри виде их в меня вселился бес…Колокола, моя больная нота…Одушевляя маленький прогресс,

Париж растит, Москва стирает грани,Но над Парижем не было Кремля…Нам не соткать благословенной тканиБез бедного больного короля.

Я чувствовал себя печально меднымПод тошнотворный звон гудящих векВ ночную тишь, к своим владеньям леннымСорвался с места обнаженный снег.

Он бил в меня, как в башне бьют тревогу.И, скармливая ночь под хвост коту,Взмывал как жребий, неугодный Богу,Или как танк по пыльному мосту.

В итоге белоснежная дремотаОт этих ласк мне в волосы легла.Колокола, моя больная нотаНет, не звучат во мне колокола.

Н.В