Красная шкатулка - Рекс Стаут

— Мистер Вулф, я мог бы все изложить по телефону, но я предпочитаю вести переговоры при личной встрече, особенно в таких сложных ситуациях. Прежде всего я должен принести вам свои извинения. Я действительно погорячился, потерял, так сказать, управление, короче говоря, дураком себя выставил.

Он протянул Вулфу руку, тот посмотрел на нее и, не шелохнувшись, поднял взгляд на гостя. Фрост вспыхнул, отдернул руку и продолжал:

— Не сердитесь, пожалуйста. Поймите, ваш допрос ничего не дал. Елена… моя кузина страшно переволновалась. Я потом беседовал с ней. Ведь то, что она сказала, ничего не значит. Тем не менее она ужасно переживает… и все время переживала. Я согласен с ней, что мне незачем было встревать в ваш разговор. Может, мне вообще незачем было все это затевать? Но я полагал, что… впрочем, это неважно.

Я очень благодарен вам за то, что вы сделали, и спасибо, что вы приехали. Давайте считать, что инцидент исчерпан, и если вы назовете сумму, которую я вам должен…

Он умолк и, довольно улыбаясь, смотрел то на Вулфа, то на меня, словно галантерейщик, старающийся сбыть залежалый товар, да еще по завышенной цене.

Вулф скептически наблюдал за ним.

— Присядьте, мистер Фрост.

— Что ж… на секундочку, чтобы выписать чек. — Он попятился, сел в кресло и достал из одного кармана чековую книжку, а из другого — автоматическую ручку. — Сколько?

— Десять тысяч долларов.

Он весь встрепенулся.

— Сколько-сколько?

— Десять тысяч долларов, — кивнув, повторил Вулф. — Примерно такова стоимость оказанных мною услуг. Половина, как мы договаривались, — за расследование обстоятельств смерти Молли Лок, другая — за вызволение вашей кузины из этой… по вашим словам, чертовой дыры.

— Но вы же ничего не сделали, дорогой мой! Вы что, с ума сошли?! — Глаза его угрожающе прищурились. — Хотите ободрать меня как липку?

— Десять тысяч! — отрезал Вулф. — Более того, вы не выйдете отсюда, пока банк не подтвердит вашу кредитоспособность.

— Да вы совсем спятили! — затараторил Фрост. — Нет у меня десяти тысяч. Спектакль дает неплохие сборы, но я еще не расплатился с долгами. Да если б я имел такую сумму — с какой стати?! Это шантаж, я… я…

— Успокойтесь, мистер Фрост. Вы позволите мне сказать?!

Луэллин оторопело глянул на Вулфа. Тот уселся поудобнее и начал:

— Дорогой сэр, мне не нравятся ваши дурные привычки. Например, вы считаете, что слова — это что-то вроде кусков кирпича, которыми можно швыряться как попало. От такой привычки надо избавляться. Другая — ваше ребяческое безрассудство, готовность кинуться в любое предприятие, не задумываясь о последствиях. Вам следовало бы тщательно взвесить все «за» и «против», прежде чем приглашать меня. Однако же вы, ничего не взвесив, наняли меня и, доложу я вам, окончательно сожгли за собою мосты, когда уговорили меня совершить фантастическую вылазку на Пятьдесят вторую улицу. За такие вещи надо платить. Мы с вами связаны договоренностью: я обязан провести расследование, а вы обязаны заплатить соответствующую сумму. Затем по неким личным причинам и в силу привходящих обстоятельств условия договоренности перестают вас удовлетворять. И вот, вместо того чтобы прибегнуть к принятой в таких случаях процедуре, вы являетесь в мой кабинет и хотите убрать меня из дела, используя неподобающие выражения вроде «шантаж» и прочее. Стыдитесь! Вы ведете себя как капризный испорченный ребенок.

Вулф налил себе пива и выпил. Луэллин Фрост молчал, уставившись на него. Я быстро занес в записную книжку тезисы монолога и одобрительно кивнул шефу, отдавая дань его красноречию.

— Но позвольте, мистер Вулф, — заговорил наконец обескураженный клиент. — Мы не договаривались, что вы поедете туда… то есть я хочу сказать, что я не предполагал, что придется поехать… — Он помолчал, подыскивая доводы. — Я не ставлю под сомнение договоренность. У меня и в мыслях не было ничего такого. Я просто спросил, можем ли мы считать, что инцидент исчерпан, и сколько я вам должен?

— Я вам ответил: десять тысяч.

— Но у меня нет такой суммы, во всяком случае, сейчас. Может быть, мне удалось бы собрать ее, ну, скажем, за неделю. Но даже если соберу… Господи, за два часа работы…

— Вы платите не за работу. Я не допущу, чтобы из-за ваших прихотей страдала моя репутация. Да, я продаю свои способности, но не следует принимать меня за мелкого торговца или какого-нибудь фокусника. Я — художник. Представьте, вы заказываете Матиссу картину. Он принимается за работу, набрасывает эскиз, делает первые мазки, и тут вы сдираете с подрамника холст и заявляете: «Хватит! Сколько с меня?» Вы можете сказать, что сравнение неудачное. Но каждый художник честолюбив, и у меня есть честолюбие. А в вашем воспитании я вижу серьезные пробелы. Вы даже не понимаете, как возмутительно ведете себя.

— Господи! — Фрост выпрямился, посмотрел в мою сторону, словно ища поддержки, потом снова перевел взгляд на Вулфа. — Ладно, согласен — вы художник. Но я уже сказал, у меня сейчас нет десяти тысяч. Что, если я проставлю на чеке не сегодняшнее число, а другую дату, например, на неделю вперед?

Вулф мотнул головой.

— Вы можете распорядиться об отсрочке платежа. Но у меня нет оснований вам доверять. Вы ожесточены, чего-то боитесь. Кроме того, за такие деньги клиенты вправе ожидать больших результатов, и я еще должен потрудиться, чтобы заработать их. Единственно разумный путь…

Его прервал телефонный звонок. Я повернулся к своему столу и снял трубку. Недовольный мужской голос спросил, кто говорит. Я назвал себя и через полминуты услышал другой голос с очень знакомыми интонациями. Слова моего собеседника на том конце провода вызвали у меня улыбку, и я сказал Вулфу:

— Это инспектор Кремер. Говорит, что один из его людей увидел вас у Макнейра и чуть не отдал богу душу от удивления. Сам он тоже чуть не помер, когда узнал об этом. Говорит, ему доставило бы удовольствие коротко обсудить по телефону убийство Молли Лок.

— Ему, может, и доставило бы, а мне — нет. Скажи, что я занят.

Мне пришлось продолжить разговор с Кремером. Он был настроен очень даже дружелюбно — как человек, у которого кончился бензин в безлюдном месте, и вдруг мимо проезжает автомобиль.

— Он мог бы сам заскочить часиков в шесть, — продолжал я передавать шефу сказанное, — выкурить сигару и сопоставить наблюдения. Говорит, дело неотложное.

Вулф кивнул, и я сказал Кремеру, чтобы он приезжал.

Луэллин Фрост встал и, тараща глаза то на Вулфа, то на меня, спросил без прежней напористости:

— Это инспектор Кремер? Он что, придет к вам?

— Угу, попозже, — отвечал я, потому что Вулф уже откинулся в кресле и закрыл глаза. — Он частенько заглядывает на огонек. Особенно если у него на руках какое-нибудь пустяковое дело.

— Но ведь он… Ведь я… — Вид уЛуэллина, прямо скажем, был неважнецкий, но он справился с собой. — Черт! Мне нужно срочно позвонить.

— Милости просим.

Я освободил стул, он плюхнулся на него и сразу же, не заглядывая в записную книжку, начал набирать номер. Руки у него тряслись, но, судя по всему, он знал, что делает. Я молча наблюдал за ним.

— Алло, алло! Это вы, Стайс? Говорит Лу Фрост. Отец еще на месте? Тогда попробуйте соединиться с конторой мистера Макнейра. Па, это ты? Да, я. Скажи, тетя Кэлли еще там? Что, ждет меня? Послушай, я говорю из кабинета Ниро Вулфа, Тридцать пятая Западная улица, дом девятьсот восемнадцать. Нужно, чтобы ты и тетя Кэлли срочно приехали сюда. Нет, по телефону не объяснишь. Вы должны приехать. Честное слово, это от меня не зависит. Ну и что? Вези ее сюда. Вы можете добраться за десять минут. Нет, это частный дом.

А Вулф так и сидел с закрытыми глазами.

ГЛАВА 4

Сборище в тот день было — закачаешься! Я частенько перелистываю тогдашнюю запись, чтобы от души позабавиться. Дадли Фрост оказался едва ли не первым человеком в доме Вулфа, который заговорил хозяина до умопомрачения. Правда, благодаря пространности своих речей, а не их содержанию. Однако же действительно до умопомрачения.

Они прибыли в самом начале третьего, и Фриц тут же провел их в кабинет к Вулфу.

Первой вошла Калида Фрост, мамаша Елены, тетя Кэлли, как звал ее Лу, хотя правильнее было бы — поскольку закадычными друзьями мы так и не стали — представить ее как миссис Эдвин Фрост. Разумеется, это оказалась та самая дама средней упитанности с прямой спиной и властным ртом. Она была привлекательна, хорошо сложена; глаза карие с рыжеватым оттенком, напоминающие цветом темное пиво, смотрели прямо, не выражая, впрочем, никаких чувств, но вообще она не очень походила на мать юной богини. Дадли Фрост, отец Луэллина, был грузен, тянул фунтов на двести, но не столько по причине ожирения, сколько из-за высокого роста. Под стать его седой шевелюре были и аккуратно подстриженные серые усики, а нос от какого-то давнего неосторожного столкновения был немного свернут набок. Впрочем, разглядеть сей недостаток мог только такой опытный наблюдатель, как я. В довершение отмечу дорогой серый костюм в тонкую полоску, с щегольской красной гвоздикой в петлице.