Мой грешный пират - Рона Шерон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– И что сделал наш добрый судья?
– Став свидетелем похищения, он страшно расстроился, поскольку ревновал к жене даже воздух. И бесцельно ходил по Пизе, жалуясь на гнусность пиратов, хотя не имел представления, ни кто забрал его жену, ни куда увез.
– А леди Бартоломея? – осведомилась Аланис.
– Начисто забыла о судье и его наставлениях. С большой радостью жила она с Паганино, который утешал ее и днем и ночью, осыпая почестями, как свою собственную жену.
Аланис сделала большие глаза.
– И это все? Конец? Муж просто забыл о ней?
– Нет. Некоторое время спустя Рикардо узнал о местонахождении жены. Он встретился с Паганино и добился его расположения. Затем раскрыл причину своего появления и предложил пирату любые деньги, лишь бы тот вернул ему жену.
– И Паганино, конечно, согласился, – произнесла Аланис, пронзив пирата негодующим взглядом. – Кто станет печься о ее чувствах, когда есть возможность заработать золото?
– Паганино не согласился, – возразил Эрос. – Из уважения к женщине он сказал мессиру Рикардо: «Я отведу вас к ней, и если она согласится вернуться к вам, вы сами назовете сумму выкупа. Но, – он понизил голос, – если этого не случится, вы причините мне большое зло, забрав ее у меня, ибо она самая прелестная, самая желанная и очаровательная женщина на свете, которую я…»
Аланис бросило в жар.
– И что ответила Бартоломея? – спросила она нетерпеливо.
– А что ответили бы вы, Аланис?
Только сейчас Аланис догадалась, насколько Эрос хитер. Он просто хотел узнать, как поступила бы Аланис, будь у нее возможность выбора.
– Муж мало чем мог прельстить его, но Паганино был корыстен. Он не любил ее по-настоящему, если был готов принять деньги за разбитое сердце.
– А если бы Паганино отказался от золота? – спросил Эрос.
Она отвела взгляд.
– Умоляю, расскажите до конца эту глупую историю, которую сочинили…
– Не я. – Эрос улыбнулся. – Ее сочинил Джованни Боккаччо, живший во Флоренции много лет назад, чтобы развлечь своих друзей, когда в Италии свирепствовала «черная смерть». Но если вы хотите, я расскажу, чем все закончилось. Леди сказала мужу: «Поскольку я встретила человека, с которым делила комнату, двери которой были закрыты по субботам и пятницам, в дни молитв, бдений и постов, а здесь работа продолжается и днем и ночью, могу сказать, что если бы ты давал столько выходных своим работникам на полях, сколько давал тому, кто должен был обрабатывать мое маленькое поле, то не вырастил бы ни одного колоска. Но Богу было угодно изменить мою судьбу. Я остаюсь с Паганино и буду работать, пока молода, приберегая выходные и посты для старости. Что до тебя, ступай и празднуй свои праздники, ибо если я тебя выдоила до капли, то из тебя уже ничего не выжать».
Густо покраснев, Аланис прикусила губу.
– Не слишком похвально для замужней женщины, правда?
– Дама предпочла любовника.
– Святость брачных уз так мало значит для вас? – осведомилась она.
В его глазах вспыхнули сердитые огоньки.
– Напротив, – ответил он хрипло. – Я высоко чту святость матримониальных клятв, но не настолько глуп, чтобы самому попасть в эту западню. Адюльтер – общепринятое развлечение в кругу замужних высокородных дам.
– Значит, предпочитаете играть роль совратителя?
– Совратить можно только ту, которая хочет быть совращенной.
«Интересно, – подумала она. – Судя по его реакции, можно предположить, что ему когда-то уже наставили рога»..
– Кто такой Том, Аланис?
Вопрос застал ее врасплох.
– Что? Как… кто рассказал вам о нем?
– Вы. – Он вынул из кармана сюртука подозрительно знакомую тетрадь, открыл обложку и прочел: «Мой дорогой Том, владыка моего сердца. Я скучаю по твоему милому лицу и тому чуду, что есть ты. Купаясь в солнечном свете, я вспоминаю праздные дни, проведенные вместе на берегах.» Твои слезы размыли эти строчки.
Он укоризненно смотрел на нее.
– Мой путевой дневник! – Разъяренная, она перегнулась через стол, чтобы выхватить его из рук пирата, но не достала. – Верните его мне! Это личное, и вы украли его!
– Моя дорогая леди, – усмехнулся он. – Ваш дневник посрамил «Искусство любви» Овидия.
– Как вы смеете! Книга Овидия неприлична. В отличие от моего дневника… – Она надула губы. – Вы посмели прочесть то, что не предназначено для посторонних глаз, и требуете объяснений? Где вы его нашли?
– Мне принесли его мои люди. Они нашли его в вашей каюте, когда забирали сундуки.
– Вы обыскали мою каюту? Что вы надеялись найти? Секретные послания, адресованные французам?
– Это было сделано в неразберихе. Итак, кто он, Аланис? Ваш любовник? – спросил Эрос.
Ее безмолвная улыбка еще сильнее разъярила его. Как будто он принял ее за признание вины.
– Бедный Силверлейк, – произнес Эрос. – Не женат, а уже с рогами. Как я мог подумать, что вы невинны и чисты для моих кровавых, грязных рук, в то время как вы недостойны даже уважения, которое заслуживает профессиональная куртизанка!
От страстного негодования, отразившегося в его глазах, Аланис рассмеялась.
– Можно подумать, что это вам наставили рога, а не вашему врагу! Не кажется ли вам это абсурдным? Или вы ревнуете? Вам больно думать, что я люблю кого-то, хотя мы с вами не обручены?
– И слава Богу, что не обручены, – пробормотал он сердито. – Я должен отдать это ему, чтобы он узнал об истинной натуре своей невесты.
– Окажите любезность. – Она снова рассмеялась. – Вы не представляете, как глупо выглядите, если учесть, что Том – мой брат.
Это его доконало.
– Ваш брат?
Он толкнул дневник по столу в ее сторону. Аланис взяла его.
– Том – мой младший брат. Он трагически погиб пять лет назад на дурацкой дуэли.
Эрос помрачнел.
– Мои соболезнования. И у вас больше нет сестер и братьев? А родители?
– Умерли, когда мне было двенадцать. Нас забрал мой дед.
Зачем она рассказывает пирату историю своей жизни?
– Должно быть, было одиноко, – заметил он, не спуская глаз с ее лица.
– Хуже, чем одиноко. Но у меня были Том и Лукас, когда возвращались из школы.
– Силверлейк знал вашего брата?
– Они были друзьями. Так что представьте себе, каким олухом выглядели бы, если бы показали Силверлейку эти изобличающие доказательства моей неверности.
Аланис улыбнулась.
– Я не хотел. Приношу извинения. Прошу простить мою грубость.
– Я прощаю. Но не прощаю чтения моего дневника! Вы должны были тотчас же вернуть его.
– Может, мне хотелось удовлетворить свое любопытство, – заметил он, явно уязвленный. – Но я готов искупить свою вину. Скажите как.
– Избавьте меня завтра от совместного ужина.