Горбачев и Ельцин как лидеры - Джордж Бреслауэр

Периодически он подавлял и пытался ограничить допустимые пределы критики, но лишь для того, чтобы вновь расширить их, продвигая свою программу реформ.

Цели Брежнева как консолидатора системы не требовали от него расширения ни политической арены, ни уровня обобщения критики. Напротив, Брежнев превратил политическую деятельность на высшем уровне в менее прозрачную и более герметичную, чем это было при Хрущеве, и добросовестно работал в установленных границах. Он также положил конец антисталинской кампании, отменил ранее внесенные изменения в доктрины и ограничил допустимую критику внутрисистемными уровнями. Такой подход к структуре и языку политики хорошо соответствовал целям консервации и консолидации.

Горбачев, в свою очередь, стремился преобразовать систему в еще большей степени, чем даже Хрущев. Поэтому его кампания за гласность позволила масштабам допустимой критики подняться до беспрецедентного уровня. Хотя Горбачев, как мы увидим далее, опасался, что чрезмерная критика сталинского прошлого может нанести ему политический урон, тем не менее он побуждал критически настроенную интеллигенцию поддерживать его доктринальные нововведения и развивать все более системную критику текущих проблем. Он надеялся, что более свободная публичная критика будет стимулировать инициативу образованной молодежи, выявит бюрократические препятствия и укрепит легитимность зарождающегося политического порядка. Эта критика также позволит создать группу сторонников, которые будут оказывать Горбачеву политическую поддержку и на которых он сможет ссылаться, чтобы запугать поборников политического отката назад.

Ельцин использовал новые арены и публику, вызванные к жизни Горбачевым, и способствовал их радикализации гораздо больше, чем того желал Горбачев. Более того, он сам основал такие новые арены, как должность президента России, и помог превратить критику старого режима в отрицание всей коммунистической системы. При этом он политически обошел Горбачева и, намеренно или нет, помог и свергнуть его, и разрушить советскую систему, и уничтожить СССР.

И реформистское, и трансформационное руководство в монополистической ленинской системе нуждается в лидере для распространения новых «еретических» идей, создания новых публичных арен и мобилизации социальных сил, ранее не допускавшихся в политику. Такое лидерство требует стратегически сфокусированной общественной критики, чтобы ослабить противников перемен, и нуждается в новых сторонниках, чтобы обеспечить новую политическую основу для нового политического строя. Все это в некоторых отношениях противоречит здравому смыслу. Крайне рискованно подвергать собственную систему критике и вводить в политику новые, непредсказуемые социальные силы и радикальные идеи. Ни один лидер не может с легкостью предсказать или контролировать последствия. Для лидера, озабоченного лишь удержанием власти, есть другие (и гораздо более безопасные) способы проведения своей политики. Но в определенный момент, когда политическая система погрязает в стагнации, позиция поддержания стабильности может оказаться неудачной в качестве стратегии укрепления власти, несмотря на те же самые возможности для запугивания, распределения привилегий и создания коалиций вокруг материально заинтересованных групп, позволявших предыдущим лидерам сопротивляться переменам. Когда эта точка достигнута, выигрышная политическая стратегия – это пропаганда «идеи, время которой пришло».

Подводя итоги, отметим, что реформирование или преобразование советского политического строя требовало изменений в политике, политической организации и политическом языке; изменения только одного из этих факторов было бы недостаточно. В устоявшихся системах господствующие идеологии и структуры обычно подкрепляют друг друга. Поэтому лидеры, которые хотят преодолеть ограничения на изменения, должны действовать на двух уровнях: 1) они должны создавать коалиции материально заинтересованных групп для поддержки необходимых изменений в политике и политической организации; и 2) они должны пропагандировать новые идеи, лишающие легитимности старый способ ведения дел и создающие новую легитимность для новых способов. Суть проблемы состоит в том, как изменить систему или построить новую, не жертвуя при этом своим авторитетом и властью.

Этапы правления

Я отметил сходства и различия между Хрущевым и Брежневым в их подходах к решению проблем и политике. Я лишь намекнул на то, что правление того и другого прошло по крайней мере три различных этапа. Каждый этап отражал задачи по укреплению авторитета, с которыми сталкивался лидер в соответствующий момент своего пребывания в должности, и каждый этап был отмечен особым подходом к решению проблем и к политическому самооправданию лидера. Трехэтапные ритмы изменений в рамках каждого правления подразумевают изменение политических стимулов и возможностей, по мере того как политики осуществляют свое руководство. Это будет актуально и в ходе нашего анализа дилемм, с которыми Горбачев и Ельцин столкнулись на аналогичных этапах каждый своего правления.

Оглядываясь назад, на годы Хрущева и Брежнева, мы обнаруживаем в случае с каждым, что этап политической борьбы за престолонаследие и консолидации власти сменялся периодом восхождения партийного лидера, за которым, в свою очередь, следовало разочарование в его программных целях и падение его авторитета. Каждый этап ставил перед лидером особую задачу по укреплению авторитета. На первом этапе – до того как он консолидировал свою власть, обошел своих соперников с флангов или усилил свою роль, став главным архитектором внутренней и внешней политики, – лидер партии сосредотачивался на создании коалиции, ориентированной на традиционные интересы. Таким образом, на этом начальном этапе и Хрущев, и Брежнев самым решительным образом выступали за развитие тяжелой промышленности и обороны. Оба они указывали на угрозы со стороны «империалистов» и более акцентировали защиту традиционных ценностей, нежели принятие новых подходов. Оба лидера также вводили политические новшества, чтобы привести в порядок дела, унаследованные от их предшественников. В частности, оба выступили с крупномасштабными программами развития сельского хозяйства, которые подавались как необходимые для обеспечения надежного снабжения продовольствием городского населения. В то же время оба лидера пытались перехватить инициативу, навесив ярлык «экстремизма» на своих политических соперников, подразумевая, что эти соперники были либо слишком консервативны, либо слишком радикальны, чтобы защищать традиционные ценности и одновременно двигать страну вперед.

Однако после консолидации своей власти и чистки (Хрущев) или оттеснения своих соперников (Брежнев) оба они расширили собственные роли и выборочно включили в свои программы элементы политики, связанной с теми из их побежденных соперников, кто был наибольшим реформистом. Каждый из них предложил всеобъемлющую программу будущих перемен как во внутренней, так и во внешней политике, представлявшую собой более сбалансированный синтез традиционных ценностей и новых подходов, чем тот, что они отстаивали ранее. Оба лидера теперь заявляли, что говорят от имени «всего народа».

В обоих случаях, однако, такой синтез оказался чересчур оптимистичным и неработоспособным. У Брежнева он был, по-видимому, менее амбициозным и оптимистичным, чем у Хрущева, и этот факт говорит о консерватизме Брежнева, его политической зависимости от защищающего себя политического истеблишмента и уроках, усвоенных им из опыта Хрущева. Программа Брежнева тем не менее оставалась весьма оптимистичной; в ней было обещано развитие производства как в тяжелой, так и в легкой промышленности и одновременно обеспечение