Ученица Калиостро - Далия Трускиновская

Косолапый вышел из экипажа первым и помог спуститься дамам. С особой галантностью подал руку Маше Сумароковой — тут Терентий, напуганный той горничной на перекрестке, насторожился: уж не для себя ли растит девку этот увалень?

А увалень, который сейчас был Косолапым Жанно во всем блеске его талантов, сопроводил дам в сени и далее на половину княгини, мало беспокоясь, что скажет о том кучер Терентий. Он даже нес корзинку с копченой рыбой, и Тараторка обещала, что ему подадут эту рыбу к обеду особо, в самой большой тарелке. В набор светских талантов Косолапого Жанно входило и феноменальное обжорство.

Потом княгиня милостиво отпустила его, и он пошел прочь уже Маликульмульком, изучающим странную историю, в которую предстояло впутаться благодаря бригадирову галуну.

Найти горничную Маврушку Маликульмульку удалось без затруднений. Хотя семейство Голицыных и дворня считали его неповоротливым, но ходить он умел быстро, а рассуждал и того быстрее. На Мельничной улице ему указали бывший дивовский дом и намекнули, что хозяева-де разорились из-за карт. Дом был в три жилья, красивый, выкрашенный в розовый цвет. Стало быть, бригадирского сынка общипали настоящие мошенники — и знатно поживились. Вот их-то и желал видеть Маликульмульк со всем жаром души старого философа, лишенного иных забав, кроме умственных. Карты были забавой математической, требующей от игрока незаурядной памяти, и Маликульмульк заранее ликовал, предчувствуя увлекательные схватки.

Он, как будто сочиняя комедию с чудаками, прикинулся Сказкиным из своих же «Проказников» — сельским жителем с умом неразвитым, не обремененным городскими знаниями, но достаточно острым. Доверчиво глядя в глаза дворнику, он выспрашивал, куда же подевался его крестный Петр Михайлыч Дивов. Задавая дворнику разумно составленные вопросы, он добился наконец нужного ответа:

— Да одна Маврушка, поди, знает, куда они перебрались.

— А Маврушка где же?

— Нанялась к купцам Морозовым. Прибегала к соседской Федосье, хвасталась, как славно ей живется.

— Где же мне искать Морозовых, старинушка?

— А на Романовне.

Надо сказать, что Маликульмульку повезло. В основном русское население Риги обитало в Московском форштадте, а в Петербуржском больше жили немцы ремесленники и латыши. Но дважды подряд Маликульмулька благословила Фортуна (а кто бы другой о нем позаботился, раз в «Почте духов» все герои были нехристи, образовавшие престранное общество: оно состояло из римских богов, дожившихся до полной смехотворности, и благородных гномов с сильфами). Сперва русским оказался дворник, потом — население морозовского дома. Это сильно облегчало задачу.

Немецким языком Маликульмульк должен был бы, как волшебник и философ, владеть в совершенстве. Но раньше было не до того — да и что такое совершенство? Поселившись в Риге, Маликульмульк первым делом сыскал себе учителя-немца, потому что очень любил сам процесс освоения нового языка. Этому учителю он первым делом объявил:

— Почтенный герр Липке, я в грамматике и орфографии не нуждаюсь, довольно с меня было в детстве французских неправильных глаголов. Однако я готов биться об заклад, что ежели мы с вами начнем заниматься по моей методе, то через два месяца я заговорю довольно правильно, а через три смогу читать вашего великолепного Шиллера.

— Что же это за метода? — спросил озадаченный немец. — Кто изобрел ее?

— Да я сам и изобрел. Она состоит в чтении хорошей книги на немецком с переводом и комментариями. Все эти ваши существительные и глаголы улягутся в голове сами, без всякого насилия над памятью. Главное же — мы будем читать вслух и обсуждать прочитанное.

— Могу ли я хоть исправлять ошибки ваши?

— Пожалуй, да, — отвечал, подумав, Маликульмульк.

Он додумался до того, что совершенство в изучении языков — вещь сомнительная. Особенно когда речь идет о немецком. Этих маленьких княжеств, где говорят по-немецки, с полсотни наберется, и в каждом по-своему выговаривают, и в каждом свое понятие о правильной речи. И можно, набив полную голову склонений и спряжений, оказаться бессильным перед каким-нибудь господином из Баварии или Швабии. А вот если набивать ее просто словами и фразами, которые в ней застревают сами, то говорить будешь не столь правильно, зато весело и развязно. Так — больше надежды, что тебя поймут. А если цель достигнута и тебя поняли, какого еще совершенства желать?

Но до развязности было еще далековато, хотя понимать благодаря Шиллеру, Лессингу и Гёте Маликульмульк наловчился неплохо.

Морозовы, взявшие к себе Маврушку, появились в Риге не так давно. Откуда они взялись, где нажили свои богатства — никто не знал толком. Купцы-староверы из Московского форштадта, те хоть были всем известны и могли, отведя любознательного человека на Ивановское кладбище, указать ему могилы своих предков чуть ли не до времен царя Алексея Михайловича, при котором, собственно, и начался исход раскольников в Лифляндию.

Попав в богатый город и вздумав стать в нем людьми уважаемыми, Морозовы решили сгоряча, что для начала неплохо бы попасть в Большую гильдию. Теоретически русский купец мог там оказаться, а практически — все немцы Риги, не сговариваясь, принимались чинить ему препятствия. С Морозовыми было проще всего, поскольку они не могли доказать своего свободного происхождения. Скорее всего, их дед был-таки беглым крепостным, имевшим недюжинный талант к экономике. Но таланты к документам-то не подошьешь.

Морозов-старший уперся, нанял каких-то подьячих и желал добраться с жалобой на рижский магистрат до самого государя. Но умные люди предупреждали: не стоит. Четыре года назад уже была основательная стычка между лифляндским губернским правлением и магистратом. Правление предписало принять в рижское купечество вчерашнего крестьянина Борисоглебского уезда Федора Галактионова с сыновьями Николаем и Евграфом. А правительствующий сенат эту затею отменил особым указом, в котором лифляндскому губернскому правлению не разрешалось давать магистрату предписания, ограничивающие его права. Поскольку покойная государыня Екатерина сильно прижала рижский магистрат, ее упрямый отпрыск поступил наоборот: вернул ему прежние права, которые уже давно шли во вред растущему городу.

Как бы там ни было, Морозовым был по карману немалый штат прислуги. И Маврушку, оставшуюся без места, по чьей-то протекции приняли в хороший дом, где кормили до отвала.

Все это Маликульмульк выяснил, слоняясь по Романовне, в течение часа. Потом Фортуна, решив довершить благодеяния, выслала Маврушку на улицу — купить у разносчика две катушки ниток. Маликульмульку указали на нее, тут-то она и попалась!

На сей раз философ избрал иную роль — благородного отца из французской комедии. По возрасту вроде не полагалось, но человек, достоверно сыгравший страдающую Дидону, с ролью пятидесятилетнего мужчины справится без затруднений, благо и комплекция соответствует.

— Я хотел помочь бедным моим Дивовым, а попросту говоря — дать им денег в память давнего нашего знакомства и приязни, — сказал Маликульмульк Маврушке. — Но Петр Михайлыч едва не спустил меня с лестницы. Если ты, голубушка, сыщешь способ доставить им деньги так, чтобы обошлось без крика, то я уж отблагодарю.

— Это дело непростое, — отвечала горничная.

— А помочь бывшей своей госпоже хочешь?

— Хочу.

— Так придумай что-нибудь.

— А много ли денег ваша милость хочет ей передать? — спросила хитрая Маврушка, показывая, что маску благородного отца она с незнакомца сорвала и обнажила другую маску, старого сладострастника, желающего купить благосклонность попавшей в беду дамы.

Маликульмульк не возражал.

— Сколько удастся раздобыть, — кратко ответил он.

— А ваша милость, сдается, из чиновных?

— Сдается, да. Да только я не из своего жалованья Дивовым помогу, а из иных денег.

— Из каких же?

— Из тех, что выиграю.

— Ваша милость играет?

— Да кто ж теперь не играет? Ты мне подскажи, голубушка, где искать тех господ, что обыграли твоего барина, а прочее предоставь мне.

— Откуда ж мне знать?

— Знаешь, — уверенно сказал Маликульмульк. — При тебе барыня с барином ссорились, при тебе Михайла Петрович о своей игроцкой компании говорил.

— Это надобно Никишку спрашивать. Он за Михайлой Петровичем ходил.

— И где его искать?

— Не знаю. Право, не знаю. Как Михайла Петрович пропал, так и он, бес, сгинул! — сердито произнесла Маврушка.

— Тоже к другим хозяевам нанялся?

— В бега подался. Все ж знают, что он крепостной. Кто бы его без господского согласия взял!

— А ты, значит, вольная?

— Вольная. Старая барыня, помирая, меня отпустила.

— Вовек не поверю, будто ты не знаешь, куда подевался Никишка. Вы в одном доме жили, оба люди молодые, непременно о чем-то этаком сговорились, — сказал Маликульмульк, вовремя вспомнив, что во всякой хорошей комедии, начиная с Молиера, должен быть дуэт лукавых и кокетливых слуг.