Москвест - Андрей Жвалевский

Деревня выглядела почти так же, как и весной. Дом Прасковьи стоял на том же месте, но само место было малоузнаваемо: не стало огромного дуба рядом с домом, не стало корявой березы. Зато справа от дома появилась целая дубовая роща, а слева пристройка — то ли сарай, то ли хлев.

— Прасковья! — тихонько позвала Маша, увидев сгорбленную фигурку, копошившуюся в земле.

Фигурка выпрямилась и вперила в Машу цепкий, внимательный взгляд. Взгляд был кусучий. Маше показалось, что ее мозг полностью отсканировали.

— Померла Прасковья, — скрипуче ответила женщина.

Маша ахнула и закрыла рот рукой.

— Дюже давно померла, — добавила старуха, — моя бабка ее хоронила.

Тут Маша даже ахнуть не смогла, только хлопала глазами и пыталась понять хоть что-нибудь.

— Я — Фёкла, — скрипнула старуха еще раз, продолжая буравить гостей цепким взглядом. — Давненько Прасковью не искали, а раньше к ней шли что хромой, что слепой. Многих исцелила.

Бабка еще раз внимательно осмотрела Машу с ног до головы.

— Что ж тебя привело, красавица? — спросила она. — Хворей у тебя нет. На лицо красива. Ко мне такие редко захаживают. Замуж хочешь?

— Домой хочу! — ляпнула Маша.

— Домой… — Фекла задумчиво посмотрела в небо. — Говорят, здесь твой дом, но идти тебе далече.

— Это как? — спросил Мишка.

Фекла пожала плечами.

— Мне говорят, я повторяю, — сказала она.

— А где мы? — спросил Мишка.

— Да в Кучково, — бросила через плечо Фекла. — Мне говорят, я должна вас приютить. Затирка в печке, хотите — ешьте. А я пойду, там князь с дружиной пожаловал, поглядеть на него хочу.

— Ну вот, ни в какой мы не в Москве, мы в Кучково! — прошептал Мишка. — Я понял! Передачу «Розыгрыш» смотрела? Нас просто разыгрывают! Интересно, кто ж это столько бабла заплатил за инсценировку? И как они так быстро успели здесь все перестроить?

— Ты умный, — вдруг проскрипела Фекла, — но говорят, что дурак!

Маша нервно хихикнула.

— А кто вам все это говорит? — спросила она.

Фекла выразительно посмотрела на небо.

— Прасковья с ними балакала, она научила мою бабку, та меня. Мне говорят, я должна идти.

— Можно с вами? — спросила Маша.

— Можно, — ответила Фекла, — ежели молча. Скажу, мол, божьи странники, скажу — обет молчания у них. Слово скажете непонятное — убить могут. Идете?

Миша скривился, а Маша быстро кивнула. Фекла на удивление резво пошла по дорожке в сторону деревни.

Деревня изменилась. Стала заметно больше, ее огораживал деревянный забор с высокими воротами. Появилось несколько строений, напоминающих дома, а не развалюхи. Во дворе одного из них расположилась княжья дружина — там ржали кони, за столами на грубых деревянных лавках сидели воины и шумно жрали. Зрелище это было настолько завораживающе неэстетичное, что Миша и Маша застыли с разинутыми ртами.

Вокруг двора, где пировала дружина, собралась, похоже, вся деревня. Дети сидели в первых рядах, бабы и мужики стояли поодаль.

Все были так поглощены зрелищем, что на незнакомцев никто не обратил внимания, зря Фекла за них опасалась.

Вблизи «главный» воин, которого называли князем, оказался совсем несимпатичным: бледный, с маленькими глазками и огромным кривым носом, он хмуро исподлобья смотрел в одну точку.

КОЕ-ЧТО ИЗ ИСТОРИИ. Мы не знаем точно, как выглядел Юрий Долгорукий. До наших дней дошло всего несколько очень приблизительных портретов. Но почему-то этот князь видится нам таким…

— Плохой знак! — изрек он. — Не к добру…

Тут же рядом с князем возникла девушка, которая, низко кланяясь и пряча глаза, поставила перед ним огромный кувшин.

Князь хлебнул, задумался и внимательно осмотрел местных жителей, цепляя глазами молодух.

— Или к добру? — то ли спросил, то ли констатировал он.

Потом хлебанул еще, шумно отрыгнул и вытер рот рукавом.

— Что скажет мой волхв? Где он?

На другом конце стола странный человек с точеными чертами лица, который до обращения князя интересовался исключительно девицей, разносившей кувшины, вздрогнул, закатил глаза и изрек:

— Будет тут город заложен! Огромный.

— Какой, к бесу, город? — поморщился князь. — Ты мне про пса трехголового расскажи.

— Так я про него и говорю, — продолжил предсказатель, — три головы означает, что город будет треугольный.

— М-да? — с сомнением спросил князь. — А еще плешивый и разноцветный.

— Нет, — быстро нашелся предсказатель. — Масть у пса такая была, а это значит, что сойдутся в этом городе разные люди со всех концов земли.

— Складно брешешь, — вздохнул князь и загрустил. — Но зачем тут город, а? Местечко, конечно, неплохое, реки сливаются, но чтоб прямо что-то тут строить…

Где-то снаружи ударил надтреснутый колокол — негромко, словно стесняясь привлекать к себе внимание в присутствии великого князя.

Это, видимо, был сигнал для молодицы с кувшином, которая подскочила к столу и пропела:

— Князюшка светлый, Юрий Владимирович, изволь в терем пройти, уж к вечерне зазвонили, а ты, поди, устал с дороги.

— И то верно, — изрек князь, — чего ж не отдохнуть.

— Юрий? — ахнула Маша. — Потом испугалась, зажала рот рукой и зашептала Мише на ухо: — Юрий Владимирович? Долгорукий! Как же я сразу не догадалась, я ж читала про трехголового пса. Это легенда такая…

В ту же секунду задул ледяной ветер, листья на деревьях пропали, обнажив голые ветки, картинка перед глазами поплыла и сместилась.

Миша и Маша оказались на большом дворе. Перед глазами у них стоял терем, из которого раздавались бодрые звуки пира. Посреди двора в большой деревянной клетке спал огромный барс.

— Что опять случилось? — запаниковал Мишка. — Голова кружится! Нас куда-то перекинуло?

Маша взяла инициативу в свои руки и потащила его к сараюхе, стоявшей поблизости. Впихнула внутрь, залезла сама, захлопнула за собой дверь. Внутри было тихо.

— Надо подумать, — сказала Маша.

— Ну-ну, думай, мыслитель, — фыркнул Мишка.

Пару минут Маша сидела, уткнувшись взглядом в одну точку.

— Это не игра, — сказала она, — так быстро декорации никто не сменит. Это не наркотики — мы уже давно ничего не ели.

Подтверждая это, в Мишкином животе угрожающе забурчало.

— Может, нам газ подпускают, типа наркоза? — предположила Маша.

— На свежем воздухе? — с сомнением спросил Мишка.

— Городовой говорил, помнишь? — спросила Маша. — Что нас история не наказывает, а наоборот.

— Не помню, — буркнул Мишка. — Я его не слушал. Если ему верить, то мы в какой-то глубокой древности.