Приезжайте к нам на Колыму! Записки бродячего повара: Книга первая - Евгений Вишневский

— Да какая разница? — уже подъезжая к Менделееву, философски изрек наш водитель. — В конечном счете все умрем: и сосна эта, и березка, и мы с вами. Одни раньше, другие позже.

В буфете аэропорта Менделеево, куда мы зашли подкрепиться перед дальней дорогой (до Серноводска идти пешком километров двадцать), пили водку толстый майор с большим рыхлым лицом, молоденький щеголеватый лейтенант и какой-то весь жеваный старшина. Майор восторженно рассказывал своим сотрапезникам о том, как замечательно он вчера напился, рассказывал ярко, с множеством замечательных подробностей: и как он упал в лужу позади казармы, и как его, тяжелого, в беспамятстве тащили домой солдаты, и как он облевал одного из них сверху донизу (эта часть рассказа вызвала наибольшее оживление в публике), как жена не хотела пускать его домой... При этом лейтенант тоже пытался вставить в этот рассказ свое слово, ему страсть как хотелось овладеть вниманием общества:

— А вот я на прошлой неделе!.. Когда я на Горячий пляж приехал, мы там с другом... — Но ему конечно же трудно было противопоставить что-то рассказу толстого майора, рассказу, полному большой жизненной силы.

Один лишь старшина молчал и, уставясь в одну точку, все пил рюмку за рюмкой.

Много лет не дает мне покоя мысль: откуда в русском народе эта мазохистская страсть описывать с таким смаком и удовольствием свое собственное свинство?! Почему способность напиться до полного остолбенения выдается в мужских компаниях за высочайшую удаль и прекрасное свойство русского духа?! Вот скажите, какую такую воспитательную работу сможет проводить этот майор со своими подчиненными, которые тащили его, пьяного и облеванного, домой?

По дороге, проложенной сквозь густые курильские джунгли, движется наш маленький отряд в поселок Серноводск, на пограничную заставу. Коллеги мои так легки на ногу (оба они — отменные спортсмены-лыжники), что мне приходится спешить изо всех сил, им же дорога, как видно, не доставляет никакого труда. Дорога, разумеется, совершенно пустынна. Вокруг верещат какие-то птицы, слышен треск сучьев, какие-то шорохи, тяжелые шаги и даже рядом словно бы кто-то сопит. Постепенно во всех этих звуках, в этой симфонии жизни, начинает слышаться сначала еле-еле, а затем все мощнее и мощнее ритмичный гул, который постепенно заглушает все, и вот за очередным поворотом дороги нам вновь открывается Тихий океан.

Серноводск — довольно большой поселок, на окраине которого уютно расположилась пограничная застава. Поселок-то большой, но совершенно заброшенный — ряды домов с выбитыми стеклами, разрушенной кровлей, проломленными стенами. Такое впечатление, что, бросая поселок, люди в остервенении ломали свои бывшие жилища.

На пограничной заставе, куда мы пришли отметиться (таков порядок!), нас вначале встретили очень сухо. Начальник заставы, старший лейтенант, долго куражился, запрещая нам все: нельзя было фотографировать, ходить по отливной полосе далее километра от заставы, лазить на сопку, находиться на территории заставы. Однако несколько бесхитростных анекдотов, рассказанных мною, смягчили его сердце, и он, постепенно, один за другим отменяя свои запреты, в конечном счете разрешил нам все, даже смотреть вечером в казарме кино. И в дальнейшем анекдоты, байки и веселые истории были нашей бесценной валютой на пограничных заставах, во многом способствовавшей успешному выполнению нашего задания. Геолог Володя (наш начальник) первое время ходил на заставы сам, сам пытался договариваться с местным начальством, при этом он страшно боялся уронить свой авторитет, пыжился, надувал щеки и вообще строил из себя большого ученого. Ни к чему хорошему это конечно же не приводило. Но потом он на заставы всякий раз посылал меня, и никаких проблем с пограничниками у нас не было.

Пошли в наш первый маршрут берегом океана. Полный прилив, густой туман скрыл все вокруг, видимость — пять-шесть метров. После недавнего шторма на прибрежной полосе валяется множество предметов, выброшенных океаном: стеклянные поплавки в цветной оплетке, полиэтиленовые сосуды (преимущественно японские) самого разного предназначения, очень красивая женская босоножка (правая) и множество другого замечательного хлама.

Поздно ночью помогали солдатам ловить неводом корюшку в близлежащей речушке. В первый же заброд поймали ее великое множество: несколько центнеров, а может, и тонн, так что невод пришлось вытягивать вездеходами.

Ночевали в единственном жилом доме брошенного поселка, там квартируют энтомологи из Ленинградского университета: веселый бородатый начальник и три милые улыбчивые девушки (они-то этот дом и приспособили для жилья). В домике чисто, уютно и даже красиво, хотя повсюду, куда ни падает взгляд, стоят банки с заспиртованными червями, блохами и прочей мерзостью. Нас накормили бесхитростным ужином, но зато стол был застлан настоящей скатертью и на нем стояли цветы. Потом до глубокой ночи девушки, сидя на пороге своего дома, пели песни, а начальник аккомпанировал им на гитаре.

6 июля

Встали мы рано и повторили вчерашний маршрут, чтобы сфотографировать все разрезы, чего вчера нельзя было сделать из-за тумана. В океане отлив, и идти по укатанной прибоем полосе легко и приятно, словно по асфальту. Говорят, одно время в Южно-Курильске даже самолеты садились на отливную полосу. Пообещали солдату, несшему вахту на пограничной вышке (скворцу в скворечнике — так их тут зовут), что никаких пограничных объектов мы фотографировать не будем. В ответ он только махнул рукой: дескать, снимайте, что хотите!

С рюкзаками, битком набитыми всякой едой (подарки наших милых хозяев и пограничников), в полдень пустились в путь — на охотскую сторону острова. Нас предупредили, что, хотя расстояние здесь и небольшое — всего шесть километров, — но дорога очень тяжелая, вернее, даже и не дорога, а тропа, которая временами совершенно исчезает, и тогда иди, как сам знаешь.

Все оказалось правдой и даже более чем правдой. Идти очень тяжело: то болото по колено, а в нем прорва комаров; то заросли почти совершенно непроходимого бамбука, который нужно буквально проламывать, ложась на него всем телом; то глубокие протоки по пояс, по грудь, по шею, а одну так даже пришлось переплывать, держа рюкзаки над головой; то почти отвесные скалы, где надо карабкаться, хватаясь за ветки, корни деревьев, обломки скал, шероховатости и выступы не только руками, но и зубами... Словом, за десять часов непрерывной ходьбы (впрочем, вернее сказать, движения: тут кроме ходьбы было и плавание, и лазанье и карабканье) мы еле-еле смогли одолеть эти проклятые шесть километров. Мы вышли на охотскую сторону острова и сразу же наткнулись на пограничный обогреватель — рубленую избушку площадью не более двух квадратных метров, но с печкой и полатями. Здесь и решили заночевать.