Полеты во сне и наяву - Мережко Виктор Иванович

Сергей пригляделся — что-то ему не понравилось в этих ночных тружениках, слишком уж торопливо они действовали.

Он пролез под своим вагоном, встал в полный рост, окликнул:

— Эй!..

Люди, таскавшие что-то из открытого вагона соседнего состава, вздрогнули, оглянулись.

— Попались, голубки? — спросил Сергей и почему-то засмеялся. — Вот я вас и прищучил.

Тот, который был ближе к нему, сбросил с плеч мешок и решительно направился к нежданному свидетелю.

Сергей стал отступать.

— Заходи! — крикнул кому-то мужик, и тут Сергея кто-то сильно сзади ударил.

Кто ударил, он разобрать не успел, но тут же бросился бежать, и его снова ударили. Свалили с ног и стали бить чем попало и по чему попало. Он извивался, закрывался от ударов и старался, чтобы меньше всего били по голове…

Когда очнулся, ни людей, которые его били, ни товарняка, на котором он приехал, уже не было. Утро почти прорезалось, дождь перестал, и где-то играла веселая музыка.

Сергей с трудом поднялся, сделал несколько шагов и снова сел. Ощупал тело, затем лицо, от боли поморщился. Закрывшись ладонями, сидел какое-то время неподвижно и вдруг — словно прорвало — стал громко и отчаянно плакать.

Будка стрелочницы находилась недалеко, и самой стрелочницы на путях видно не было. Сергей постучал, толкнул дверь.

— Кто? — раздался голос.

— Можно? — Он вошел в низенькую комнатушку, возле порога остановился. — Здравствуйте…

Стрелочница, круглая плотная тетушка, увидела его, всплеснула руками:

— Боже праведный! Что с тобой, мил человек?!

— Сильно красив? — попробовал улыбнуться Сергей. — Упал…

— Мой покойный тоже так падал — особенно после получки… Живого ж места нет! Правда, что ли, упал?.. Или побил кто?

— Упал… Мне бы умыться и чуть-чуть привести себя…

— А это мигом! Как же не помочь человеку? — засуетилась тетушка и поставила табуретку. — Ты посиди маленько, а я пока водички согрею.

Сергей сел, расслабленно вытянул ноги.

— Хорошо тут у вас. Тепло.

— Нравится?

— Нравится.

— Так устраивайтесь. У меня, например, сменщик уходит на пенсию.

— А примут?

— А отчего ж не принять? Молодой, здоровый… Сам-то не местный?

Сергей отрицательно покрутил головой.

— К матери еду.

— С таким-то лицом?!

— С таким не поеду. Придется отложить.

— Давно ее не видел?

— Пять лет.

Стрелочница покосилась на него.

— Может… выпивающий?

— Хуже.

— Хуже, по-моему, не бывает.

— Бывает. Когда заврался, например, человек. Заврался и никак не остановится.

— Перед кем?.. Перед женой?

— Перед женой, перед дочкой, перед матерью… Перед всеми.

Женщина насыпала в теплую воду марганцовки, размешала, взяла вату и стала промывать грязное и разбитое лицо Сергея.

— Когда мой пацан был маленький, знаешь, как я его от вранья отучала? Как только он начинал заливать, я тут же принималась смеяться.

— Ну?

— Сорок лет мужику, и вроде так, что не врет. Вернее, мало врет.

— Мне тоже сорок, — сказал Сергей. — Завтра.

— Потому и к матери решил махнуть?

— Не совсем… Завтра сорок и завтра надо начать все заново.

— Устроиться, например, стрелочником.

— Да! Представьте себе — да! Жену привезу, дочку, мать, и заживем по-новому! Все, что было до этого, — позади! Пусть остается, как страшный сон, как жуть, как что-то ненужное и чужое! Я хочу начать жизнь сначала! Пусть после сорока лет, но — сначала! И вы будете моей совестью. Ваш смех будет моей совестью.

Стрелочница, не переставая водить ваткой, вдруг стала негромко и дробно смеяться.

— Что? — посмотрел на нее Сергей.

— Да так… Смеюсь себе… Сиди смирно, а то как бы больно не получилось.

Начальник станции находился на втором этаже вокзала, и Сергей, в два приема перемахнув деревянную лестницу, без стука влетел в небольшую приемную.

За столом сидела молоденькая секретарша и неумело выбивала что-то на машинке.

— О! — приятно удивился Сергей и осадил свой бег. — Бонжур… А начальник у себя?

Секретарша рассматривала странного посетителя — измазанное йодом лицо, старую железнодорожную тужурку, помятую и несвежую одежду, молчала.

— Начальство, спрашиваю, на месте?

— Нету… На путях.

— Прекрасно… — Сергей сел на свободный стул. — А вы сами, прелестное дитя, не можете решить один жизненно важный вопрос?

— Решает вопросы Иван Никифорович, — ответила девушка. — А я — секретарь.

— Секретари, как правило, и решают вопросы, это я знаю по опыту. Как вас зовут, девочка?

— Иван Никифорович будет только после одиннадцати.

— Мы постараемся обойтись без Ивана Никифоровича, — Сергей пододвинул стул поближе. — Скажите, девушка, вам стрелочники нужны?

— Вы что, начинаете приставать?

— В какой-то мере… Вы замужем? Холостая?

— Замужем. И у меня муж — боксер!

— Борис Лагутин? Виктор Савченко? Как его фамилия?

— Филиппов фамилия!

— О, это известный боксер! Именитый! Между прочим, я тоже в свое время увлекался. Так что мы с вашим мужем — если он есть — можем потягаться.

Девушка встала.

— Мне нужно выйти.

— Выходите, я подожду.

— Мне нужно закрыть.

— Закрывайте, я посижу под замком.

— Смотрите, я закрою.

— Закрывайте, закрывайте… Но чтоб у вас не возникло сомнений, я действительно пришел наниматься в стрелочники. Если увидите Ивана Никифоровича, так ему и передайте.

— Передам… — Секретарша закрыла за собой дверь, и было слышно, как пару раз крутнула ключом.

Сергей остался один. Встал, прошелся от стены к стене, на всякий случай подергал дверь. Она была заперта.

Вернулся к стулу, сел. Затем опять поднялся, опять дернул несколько раз за ручку. Глянул в окно — прыгать высоко, опасно.

Несильно постучал кулаком в дверь.

— Але!..

Снова выглянул в окно, влез на подоконник, попробовал дотянуться до веток близко растущего дерева. Не получилось…

— Але!.. — постучал в дверь посильнее.

И вдруг услышал в коридоре шаги — неторопливые, тяжелые, явно мужские. И вперебивку с ними — частые, дробные, очень уж женские.

Метнулся по комнате, попробовал спрятаться за портьеру, а двери уже отпирали, и тогда он запрыгнул на подоконник, еще раз примерился к высоте и, взмахнув руками, рухнул вниз.

Поднялся, отковылял за угол и, припадая на ушибленную ногу, побежал прочь. Сзади кричали, кто-то увидел его и, похоже, бросился догонять, и во всю заливался милицейский свисток.

Сергей перепрыгивал через рельсы, нырял под вагоны и за вагоны, увидел вдруг идущий товарный состав, с трудом успел уцепиться за подножку, подтянулся, вскарабкался наверх и, ощутив крепкий деревянный помост, облегченно вздохнул.

Состав набирал скорость, все опасное осталось позади, и уже в конце станции, когда пути сужались и сужались. Сергей увидел знакомую стрелочницу, державшую в руке желтый флажок.

Лариса была в длинном свободном халате и, открыв на звонок, очень удивилась, увидев на площадке Сергея.

— Салют! — поднял он руку и галантно поклонился. — Так как насчет войти?

Она рассматривала его и удивленно улыбалась.

— Мы некстати? — Попробовал заглянуть в квартиру Сергей.

— Вы всегда кстати, — ответила Лариса и отступила. — Проходите.

— Благодарствую…

В прихожей Сергей снял тужурку, сбросил туфли и крепко прижал к себе приятельницу. Она стояла прямо и бесстрастно, никак не реагировала на его объятия, смотрела прямо перед собой — в стенку.

— Все? — спросила она наконец.

— Все… — Он отпустил ее, поцеловал ей руку. — Ты настоящий друг.

Лариса улыбнулась:

— Худшего комплимента женщине не скажешь.

— А ты для меня не женщина. Ты — выше!

— Жаль, — сказала она и направилась в комнату.

— Почему — жаль? — Сергей следовал за ней.

— Потому что женщина прежде всего женщина, а потом все остальное. — Лариса открыла платяной шкаф, стала искать там что-то. — Переодеваться будете?