Испытание Раисы - Александр Соколов

— Пятнадцать тысяч рублей за честь моей дочери! — вскричал он, потрясая кошельком над головой.

Потом он швырнул кошелек в лицо посетительницы, которая, поймав его на лету, поспешила спрятать в сак.

— Вон отсюда! — крикнул Поров.

— Дайте одеть хоть шубу, я умру от холода, — пропищала растерянно женщина.

Поров, схватив ее за плечи, вытолкнул ее на крыльцо.

— Подлая! — яростно крикнул он ей вслед.

Кухарка поспешила принести теплые галоши, оставленные посетительницей. Поров открыл уже запертую дверь и швырнул в лицо старухе башмаки один за другим.

Наглая сводня, получив пощечины своими собственными подметками, закутавшись, поспешила удалиться.

Поров, вернувшись в комнату, застал дочь свою безмолвной, мрачной и суровой.

— Раиса! — тихо позвал он ее.

Молодая девушка повернулась к отцу бледным личиком.

— Твоя честь чего-нибудь да стоит, раз хотели купить молчание! Но будь спокойна, мы отомстим!

Раиса хотела обнять отца, но вдруг, закрыв лицо рунами, упала без чувств на пол.

— Боже! Она умерла! — вскрикнула, вбегая, горничная.

Отец, наклонясь к дочери, слушал сердце — оно билось.

— Нет, — сказал он, — мы приведем ее в чувство! Это моя дочь, и она не умрет, пока мы не отомстим!

Действительно, через несколько минут Раиса открыла глаза, слезы потоком хлынули из ее глаз, и это облегчило ее…

Поров, зайдя однажды в полицию узнать о ходе своего дела, услышал, что ничего не найдено.

— Ничего? — переспросил настойчиво старик.

— Ничего, — сухо ответил чиновник. — У нас много дела и без того, чтобы отыскивать гусаров! Вчера, чего никогда еще не случалось, украли образ из церкви! Это более важно!

— В таком случае, излишним будет себя беспокоить? — спросил Поров.

Чиновник пожал плечами.

— Хорошо! Честь имею кланяться!

— До свидания! — ответил чиновник.

Поров вышел той же спокойной походкой.

— Стоило столько потерять труда, чтоб уйти ни с чем! — с состраданием произнес чиновник. — Я думал, что он все здесь переломает, и вдруг ничего! Старый колпак!

И чиновник возвратился к своим обязанностям.

Поров, вернувшись домой, нежно поцеловал дочь и рассказал ей о случившемся.

— Но погоди, не горюй, еще не все потеряно, — сказал он в заключение. — Мы имеем впереди еще государя!

12

Грецки и его товарищи охотно пожертвовали деньги и были сильно огорчены, когда по прошествии трех дней Адина возвратила их. Старуха умолчала о последствиях своего посещения, а Поров, находившийся под невидимым надзором, был освобожден от него, показав вид, что не обращает внимания на ход своего расследования. Он более не занимался поданной жалобой, лежавшей в канцелярии управления под сукном, поэтому все вскоре забыли о ней.

Шум, произведенный в Петербурге этим происшествием, вскоре успокоился, и общее внимание было обращено на покражу образа из церкви. Поров воспользовался этим, чтобы хоть на время скрыть себя от всеобщего внимания. Зная, что поспешность может ему только повредить, он собирал сведения осторожно, потихоньку. Уверенный, что только один государь окажет ему справедливость, он отыскивал способ принести свою просьбу.

Всем вообще при выходе или при выезде государя было запрещено подавать какие бы то ни было жалобы или прошения. Эта на вид дикая мера в сущности была необходима: ведь государь не мог бы тогда нигде гулять, кроме как в своих садах или в ночное время.

И вот Поров стал искать случая дойти до государя, не рискуя быть задержанным. Он стал узнавать имена всех придворных дам и выбрал для своей цели графиню Грецки.

Источник, откуда Поров черпал свои сведения, был темен, но достоверен. Еще служа в полку, Поров был знаком с одним унтер-офицером, который состоял сторожем при дворцовых воротах.

Поров заходил к нему и из пересудов прислуги запасался сведениями, но опасался сказать, что он тот самый Поров, которым интересовался весь Петербург в течении сорока восьми часов!

Таким образом, Поров убедился, что графиня Грецки самый нужный ему человек, и искал случая обратиться к ней с просьбой.

Однажды графиня Грецки, отправляясь с визитами и выйдя на крыльцо, увидела перед собой старика с обнаженной головой, украшенной сединами, и с взглядом, полным благородства, изобличавшим незаурядного просителя.

Графиня была не только добра и гуманна, но, что удивительно для людей ее круга и того времени, она смотрела на всех людей с одинаковым состраданием, не вглядываясь ни в среду, ни в образование.

Увидев старика, умолявшего, но без унижения, она остановилась.

— Вы хотите говорить со мной? — ласково спросила она.

— Сударыня, — ответил он, выпрямляясь, — я — отец девушки, обесчещенной в «Красном кабачке»!

— Да? Но правда, что все уже кончено?

— Нет, — с горечью произнес старик, — мы не только не получили справедливости, но преступники даже имели намерение купить наше молчание!

— О! — прошептала графиня с негодованием.

Поров почувствовал, что графиня заинтересовалась им: она взглянула на него приветливо, так как этот простой, но гордый человек внушил ей доверие.

Графиня обернулась к лакею, молча ожидавшему ее у дверец кареты, и сказала:

— Отправь карету, я не поеду, — затем обратилась к Порову: — Зайдите ко мне, про ваше дело говорить на улице невозможно!

Она вошла к себе, старик последовал за нею. Сердце его билось от волнения и надежды… Они провели вместе целый час, и графиня все больше и больше поражалась рассказом Порова.

— Неужели вам предлагали денег? — спросила возмущенная графиня. — Что же ответила на это предложение ваша дочь?

Глаза бедного отца наполнились слезами.

— Она лишилась сознания, — проговорил он, — но уже после ухода той старухи! При ней она все время молчала, поняв, что я хочу все узнать. Она с характером, сударыня, и добрый ребенок.

— Красива ли она? — спросила графиня.

Может быть, если бы она была некрасива, то участие графини не было бы так горячо.

— Она моя дочь, — просто ответил Поров, — и как-то неудобно хвалить своих детей, но сказать правду, она красива!

Графиня немного задумалась.

— Любит ли она кого-нибудь? — спросила она.

Этот вполне женский вопрос показался Порову странным.

— Нет, сударыня, — ответил он откровенно, — дочь не любит никого! Она еще так молода! Она совершенно не знает жизни и еще не знакома со злом! Мать ее хорошо воспитала!

При воспоминании о жене глубокое горе омрачило лицо Порова, но он поборол свое волнение. Графиня, заметив это, оценила его молчание.

— Все, рассказанное вами, крайне важно! Приходите завтра ко мне с вашей дочерью! — сказала она ему на прощание.

— Слушаю, — ответил Поров вставая, — но я осмелюсь просить вас об одной милости.

— О какой? — спросила графиня, ожидая от него просьбы о деньгах, что разочаровало бы ее.

— Я прошу, как милости, скрыть участие, которое вы принимаете в судьбе моей дочери!

— Но почему? — удивилась графиня.

— Простите за откровенность, — без стеснения сказал старик, — наше дело близко касается высшей знати, а там уже распорядились оставить наше дело без последствий! Так что если узнают, что вы принимаете участие, то вопрос о деньгах, конечно, не возобновился бы, но я с дочерью рискую исчезнуть совсем!

Графиня слегка вздрогнула, а старик продолжал:

— Мы очень страдаем, ваше сиятельство, но несчастные очень недоверчивы! Простите нашу боязнь, но если бы узнали, что вы имеете намерение нам помочь, то виновных тогда ни за что не разыщут!

Поров говорил так уверенно, что графиня не только почувствовала правоту его суждений, но и тотчас же согласилась на просьбу его.

— Я устрою лучше, — сказала она. — Не говорите вашего имени лакею. Приходите завтра утром с дочерью, и вы будете тотчас же приняты!

Поров поблагодарил графиню и вышел.

Оставшись одна, она подумала, не слишком ли поддалась она словам незнакомца… Вопрос о сохранении тайны не казался ей странным и она охотно дала слово в этом отношении. Но она не давала обещания в отношении собирания сведений и потому, приказав запрячь карету, отправилась по визитам.

Первый визит был к старой фрейлине, страдавшей сильной глухотой и мало знакомой со слухами, поэтому он продолжался недолго.

Второй визит был к княгине Адине. Эта была ни глуха, ни нема, но имела свои причины молчать, о чем графиня Грецки не могла знать. Привычка вращаться в свете дала ей мысль поехать к княгине.

«Быть может, — думала графиня, — я что-либо узнаю у нее! Ее брат, Резов, гусар, возможно, он сам или кто-нибудь из его друзей замешан в этом».

Надеясь заставить проговориться княгиню, графиня Грецки поехала к ней.

В начале говорили они о новостях дня, о бале, данном в благородном собрании с благотворительной целью, затем о краже образа, и, наконец, графиня, сохраняя полнейшее равнодушие, перевела разговор на желанную тему.