ЯТ - Сергей Трищенко

– А «гнусная» у вас есть? – спросил я, чтобы хоть немного прервать россказни.

Старичок показал молча. Я посмотрел, и меня передёрнуло, чуть не стошнило. Какая гнусь!

Я глянул в сторону, чтобы избавиться от впечатления «гнусной», и ещё одна, а именно «беспардонная», привлекла мой взгляд. Чего-то ей не хватало, что-то в ней выглядело не так … не то в количестве лепестков, не то пестиков, не то тычинок, не то в их форме…

Я присмотрелся… Так и есть! – в ней и в самом деле не было пардонов. Ни в ней, ни в самом её деле.

– Тут ещё вот что, – засуетился старичок, не желая терять возможных покупателей. Видя, что мы, хотя ничего и не покупаем, всё же не уходим, он схватился за букеты и принялся набирать из нескольких один. Закончив работу, протянул его нам, но что это? – вместо букета он держал в руке всего один цветок; очень большой, правда, но один.

– Вот так из множества маленьких лжей получается одна большая. Закон природы.

– А как тогда «у лжи короткие ноги»? – поинтересовался я.

– Так это же идиоматическое выражение, – пояснил старичок, и, поняв, что мы раскошеливаться не собираемся, разочарованно спросил:

– Значит, брать ничего не будете? Жаль. Есть уникальнейшие экземпляры – вот, например, «сенсационная», – и он указал на что-то пышное и расфуфыренное, торчащее в разные стороны.

– А… «статистики» у вас нет? – спросил я, вспомнив известную анекдопоговорку, грозящую стать анекдопословицей: «Есть три вида лжи: обыкновенная ложь, гнусная ложь и статистика», – и бросил последний мимолётный взгляд на «гнусную»… Бр-р-р!

– Нет, «статистики» нет, – грустно сказал старичок, – никак не удаётся вывести. И дустом опыляю, и керосином брызгаю – и всё впустую… не выводится.

– Не тот выводок… – пробормотал я.

Сбоку на прилавке лежала большая грязная тряпка – как будто кусок сетки, или же со свисающей бахромой. «Должно быть, вытирает прилавок, – подумал я, но на всякий случай решил уточнить и поинтересовался:

– Это, должно быть, инвентарь?..

– Брехня, – брезгливо скривился старичок, – сосед попросил продать. У него её… навалом.

– А правды у вас нет? – спросил я. Просто спросил, без всякой задней мысли – даже не вспомнив бесчисленных некрасовских, чернышевских и прочих «шестидесятников» девятнадцатого века, часто отправалявших своих героев «за правдой» – не то в самом деле отправлявших, не то дурака валявших. И попутно подивился регулярности повторов событий и ситуаций: в шестидесятые годы двадцатого века, как и в шестидесятые девятнадцатого, люди одинаково стремились к правде. И одинаково её не находили.

– Правды нет, – покачал он головой, – ни у меня, ни где-либо на Ярмарке… Да и в жизни, знаете ли… Исчезающий вид. Возможно, где-нибудь далеко, на горах, в лесах… на заброшенных мельницах, в пещерах… вдали от шума городского…

Мы отошли от старичка. Впрочем, к нему обратились покупатели, и он сразу потерял к нам интерес. Я заметил: Гид украдкой подобрал интерес и сунул в карман. Зачем? Значит, нужно…

Рядом с ложью находилось зло: мы не успели пройти и нескольких шагов, как наткнулись на большой прилавок, переполненный различнейшими видами зла. Над прилавком низко склонился светловолосо разлохмаченный парень, а продавец терпеливо давал ему пояснения. Но парень отмахивался от них, и те серыми брызгами летели в стороны.

Мы остановились рядом, и парень оборотился на нас:

– Не поможете ль вы мне?

– Да какие мы львы! – отозвался Том. – Кошечки разве что мальвенькие. Не поможем, так помажем – усы лапкой. Сами-то с усами?

– А что такое? – заинтересовался я, оттирая Тома. Что это на него нашло? Молчал-молчал, да как разродился!

– Да вот, выбираю, какое из двух зол меньшее. И всё не могу выбрать.

– А зачем? – глупее вопроса я придумать не мог, как ни старался. Правда, и времени не хватало.

– Чтобы меньше платить…

– Как сказать, – вмешался продавец, – бывает, и заплатишь немного, и зло кажется небольшим… Вроде ничего, жить можно. А потом оно вдруг начинает расти, и становится большое-пребольшое. Поэтому сразу не угадаешь, какое большое, а какое маленькое. Надо брать проверенные вещи, хорошо знакомые…

– Из двух зол обычно выбирают третье, – пробормотал кто-то за моей спиной, но когда я обернулся, никого не увидел. Кто бы это мог быть? Гид? Да нет, вон он стоит, рядом с Томом… И голос совсем не похож.

– По-моему, – заметил Том, – со злом надо бороться, а не разводить его.

– Но-но, вы потише, – рассердился продавец, выходя из-за прилавка. – Не нарушайте свободу торговли, а то…

– Он прав, – вмешался Гид, – пойдём отсюда.

– И подальше! – выкрикнул нам вслед продавец.

Я ничего не сказал, и даже не плюнул. А мог ведь…

Гид чинно шёл рядом и что-то бормотал – извинялся за инцидент и давал необходимые пояснения и наставления: как вести себя в подобных ситуациях. Том слушал, а я нет. «Когда и если понадобится – спрошу Тома», – подумал я.

Задумавшись, я чуть не наткнулся на парня, тащившего три огромные коробки с чем-то весьма тяжёлым. Он остановился передохнуть, и стоял рядом с ними, тяжело дыша и вытирая пот со лба.

– Видеотехника? – заинтересовался Том, разглядывая наклейки на стенках коробок.

– Не знаю, – отозвался парень, продолжая вытирать крупные капли пота. Мелкие оставались или же появлялись вновь. – Мне сказали: что-то очень-очень хорошее…

– Молодой человек, – мягко вмешался Гид, – это, конечно, не моё дело, но, мне кажется, вас обманули. Более того, скажу грубее: вам наврали с три короба… Вы посмотрите на упаковку!

– Не может быть! – переполошился парень. – Неужели враньё?!

Он вскочил, содрвал липкую ленту со шва коробки и распахнул её, раскрывая створки.

Гид оказался прав: там действительно лежало враньё – чёрное, с отливающими синевой перьями.

– Кыш! – шуганул его парень.

Враньё разлетелось с хриплым карканьем.

– Ну, я им покажу! – рассвирепел парень. И решительными шагами направился к павильону, на фасаде которого крупно переливались разноцветные буквы «Павильон сильных чувств».

– Заглянем? – предложил Том.

– Давай, – согласился я.

– А тут его не может быть?

– СЖ, здесь? Вряд ли, – вмешался Гид.

– Почему?

– Но он же не чувство…

– Как не чувство? – возмутился Том. – Я ведь чувствовал… нет, давай зайдём!

И мы зашли.

Глава 5. В павильоне сильных чувств

…Гнев опалял. Даже через плотную асбестовую стенку мы чувствовали его дыхание. У Тома мгновенно закурчавились ресницы – как всегда бывает от сильного жара. И у меня так бывало в его возрасте, когда наклонялся близко к костру, глядя на пламя и стараясь рассмотреть танец огненных саламандр.

Парень бродил по залу магазина, но выбирал ли он что-нибудь на замену вранья, или же не успел выяснить отношения с продавцами, мы не присматривались. Не потому, что не хотели – нас отвлекли витрины. Вернее, привлекли к себе. Но от парня отвлекли.

Собственно говоря, особенно смотреть было не на что – так, ерунда: выстроился по ранжиру бронированный ряд внушительных контейнеров, стояли хитроумные сейфы усиленной конструкции, теснились керамические сосуды с залитыми свинцом крышками… «Уж не джинны ли там? – подумал я, вспоминая… да мало ли что можно вспомнить при взгляде на керамические кувшины с опечатанным горлышком – и «Тысячу и одну ночь», и «Старика Хоттабыча», и «Понедельник начинается в субботу», и… Но то были не джинны, хотя по силе своей многое из того, что мы увидели, вполне могло потягаться силой и с джиннами…

Стеклянные бутылки с прикрученными проволокой пробками наводили воспоминания о новогодних ночах, стальные пеналы с крышками завинчивающимися, или же притянутыми толстыми болтами, напоминали о лабораторных автоклавах. И, как бы им в противовес, рядом на полках отсвечивали, разноцветно переливались, изящные хрупкие бутылочки из стекла и хрусталя, покрытые инкрустацией.

«Инхрустальция», – подумал я, глядя на переливы узоров. Имелось здесь и что-то вроде отделов самообслуживания, где в открытых сетках-контейнерах лежали упакованные товары свободного доступа. Над ними на стене размещалась краткая аннотация, характеризующая товар. Но я не успел прочитать ни строчки: к нам спешил продавец, очевидно, угадав иноземных новичков-полкупателей, берущих товар с полок.

– Пожалуйста, пожалуйста, прошу сюда. Здесь самые свежие поступления. Только для вас и только у нас – сейчас и всегда-с!.. Да-с! Прошу! – и он провёл рукой, будто запаковывая всё видимое и собираясь передать его нам, но остановился на мгновение, ожидая, чтобы мы оттопырили карманы. Видя, что карман мы не оттопыриваем, губы не раскатываем, он передумал и вознамерился передать товар нам в руки. В надёжные руки. В наши надёжные руки – именно так выглядел его жест.

Мы молчали, но молчание его не смущало: он поступал, как опытный маклер, подающий товар всегда лицом и никогда изнанкой. Особенно потому, что лиц у товара имелось множество и, следовательно, какой стороной его ни поворачивай, товар подавался правильно.