ЯТ - Сергей Трищенко

Мы прошли мимо длинных ларьков, где товар размещался в витринах за стеклом или под парниковой плёнкой.

«Учитывается ли парниковый эффект? – подумал я. – И сказывается ли на качестве товара?»

Мы прошли мимо крытых павильонов – открытых и закрытых на замок; больших и небольших магазинов в виде пассажей, вернисажей и многоэтажий.

На некоторых торговых местах товар валялся грудами на земле, и продавцы стояли над ним, как над душой.

Покупатели бродили, ходили, прогуливались, прохаживались, дефилировали, вышагивали, фланировали, перемещались (если хотите узнать, что ещё, возьмите синонимический словарь и просмотрите весь список) между рядами продавцов и товаров. А также протискиваясь поперёк, внося сумятицу и вызывая лёгкую перебранку – что, очевидно, делали специально, в угоду своим целям. Однако их поведение устраивало и продавцов: некоторые, я видел, хватали и сумятицу и перебранку – и прятали в опустошённые мешки и ящики. Мешки после этого раздувались, а ящики… ящики просто становились тяжелее, на вид.

Покупатели разглядывали то одно – товары, то другое – продавцов, то третье: друг друга. Иногда чаще всего. Потому что уж чего-чего, а подобного добра на Ярмарке хватало с избытком!

Места Ярмарка занимала много: сколько охватывал глаз, а остальное скрывалось за павильонами и магазинами, а уж сколько скрывалось, оставалось неясным – может, и побольше, чем охватывал глаз.

Но имелось здесь ещё кое-что, чего никогда не встречалось ни на колхозном рынке, ни на блошином, ни на восточном базаре, ни тем более на вернисаже, но что всегда, постоянно присутствовало на старинных российских ярмарках: бродячие разносчики-офени. Они ходили среди покупателей и предлагали свой товар – громко или тихо, в зависимости от характера товара и разносчика.

– Приветы, приветы, горячие приветы! – громко расхваливал один торговец.

Том удивился:

– Неужели они есть на самом деле?

– Но вы же видите, – показал Гид, одновременно подзывая разносчика.

Тот подошёл. На большом прямоугольном лотке лежали такие же прямоугольные пирожки, или булочки, с поджаристой румяной корочкой.

– Так это пирожки у вас приветами называются? – разочарованно спросил Том.

– Да нет же, – спокойно отвечал Гид, – это приветы. Ими не насытишься. Хотите попробовать? – Он обратился к торговцу: – Два тёплых, пожалуйста. Сам понимаешь: лето – не зима. – Он сунул что-то разносчику в руку и вручил по булочке нам.

Том откусил кусочек.

– А как же… – произнёс он растерянно, глядя на пустую ладонь, из которой пирожок исчез едва ли не раньше, чем Том поднёс его ко рту.

– Но это же не пирожки! Это приветы, – повторил Гид.

– А зачем они?

– Чтобы человеку стало теплее и светлее.

– А-а… – сначала увял Том, но потом приободрился. – Действительно, теплее. И в глазах вроде как ясность появилась.

– Вот и хорошо! – обрадовался Гид и у него даже уши немного покраснели. – Я специально выбирал для вас самые светлые.

– А чьи это приветы? – спросил Том, видимо, вспомнив мультфильм «Привет для удава».

– Ничьи, – замотал головой Гид. – Вернее, ничьи, пока у разносчика. Как только я купил их, они стали моими, и я передал их вам.

– Спасибо, – сказал Том. – Но вы их купили, а за что?

– Ну, это мелочи, – смутился Гид.

– Нет, – заупрямился Том, – а вдруг и мы захотим купить что-то на Ярмарке. Чем тогда будем расплачиваться?

– Всё зависит от того, что вы покупаете, – начал объяснять Гид, продолжая вести нас вдоль рядов.

Мимо нас прошёл разносчик, протяжно произнося:

– Меняю обожание на прочную привязанность!..

– Вот, слышите? – подхватил Гид. – Подобное случается каждый раз: что-то меняется на что-то. Но, конечно, часто бывают нужны и деньги. Иногда – очень нужны.

– Деньги? Какие деньги? Где их взять? – засыпал Том Гида вопросами так, что тому пришлось отряхиваться.

– Есть места, – протянул Гид раздумчиво. – Вы можете, например, сдать в скупку то, что вам не нужно… помочь кому-нибудь… порой это хорошо вознаграждается… Да мало ли есть возможностей заработать, если есть желание… – он умолк.

– А что мы можем сдать в скупку? – недопонимающе спросил Том, – разве мобильник…

– Нет, это совсем другая скупка: приёмный пункт… Кстати, пойдём туда, раз вам всё равно, или неровно… («Не ровен час», – пробормотал я.) Словом, так или иначе, нужны деньги, а там посмотрим, что вы можете предложить.

Пока они разговаривали, я попробовал доставшийся от Гида привет. Том прав: неплохой парень этот Гид! Привет был очень радушный – радостный и воздушный.

Мы двинулись по рядам. Хотели пройти просто так, а оказалось – просто невозможно. Проблема заключалась не в большом количестве покупателей, нет, нам не приходилось проталкиваться сквозь них и ни даже между.

Нас останавливало разительное несоответствие внешнего вида товаров с содержанием – и нашим пониманием его. Скажем, вид товара хорошо знаком – пирожки, оказавшиеся приветами, – а чем он является на самом деле? Чем является то знакомое, что встречалось на прилавках, в лотках офеней, в витринах магазинов?

Это занимало нас больше всего, заставляло подолгу задерживаться у прилавков, рассматривать товар и расспрашивать продавцов.

Тома привлекли цветы. Самых невообразимых форм и различнейших расцветок. Они лежали на прилавке, стояли в банках с водой и произрастали из керамических горшочков с землёй.

Том очень любил цветы, и его магнитовенно притянуло к прилавку. Он рассматривал лепестки, любовался формой венчика, переливами красок на лепестках и извивами стеблей. Он казался буквально заворожённым, или замороженным – мне показалось, что между ним и прилавком намёрзла огромная сосулька, которая и не отпускает Тома.

Старичок-продавец, ласково улыбаясь, смотрел на него, излучая саму доброжелательность… и что-то ещё, непонятное мне.

А Том ничего не видел и не слышал, он весь ушёл в запахи, превратился в огромный нос, до которого гоголевскому было расти и расти.

Тома следовало срочно спасать. В своём любовании цветами он дошёл до того, что начал подсчитывать количество лепестков, тычинок и пестиков (тысячилепестиков)!

Кашлянув в кулак, я шагнул к прилавку и спросил старичка, одновременно ткнув Тома локтем в бок – чтобы он дёрнулся, обломив сосульку. Конечно, мой тычок был весьма невежливым, но я боялся, что иначе Том не услышит. Он казался мне похож на лапутянских учёных, которые, по Свифту, так уходили в научные размышления, что их приходилось регулирно (регулировать регулярно) хлопать то по ушам, то по губам, чтобы знали, когда следует говорить, а когда – слушать.

– Что продаёте? – мой вопрос звучал настолько банально, что я даже застыдился. Но я знал, что он ответит.

– Ложь, – спокойно ответил старичок, продолжая лучезарно улыбаться. Ничто не дрогнуло в выражении лица, но задрожали тени банок на прилавке, тени от улыбки. Да и что могло дрожать в лице? Глаза не на стебельках, ничего противозаконного он не совершал. Товар как товар.

На Тома будто вылили самую большую банку воды из стоящих на прилавке.

– Что-о-о-о? – переспросил он, оглядывая новым взглядом находящийся перед ним товар. Я бы сказал: свежим взглядом. Ещё бы: после того, как на тебя выльют большую банку воды, взгляд поневоле посвежеет.

– Ложь, – так же спокойно повторил старичок, – желаете купить? Могу рекомендовать следующие сорта…

Старичок показывал себя мастером своего дела, а за работой настоящего профессионала наблюдать всегда приятно.

– Давно этим занимаетесь? – спросил я, кивнув на прилавок, но не показывая пальцем, чтобы не обнаружить свою невоспитанность, каковой, впрочем, не имелось – не только за душой, но и в наличии. Так что зря я опасался: нельзя обнаружить то, чего нет.

– Давненько. Почитай, всю жизнь.

– А как у вас получаются… разные, – спросил Том.

– Селекционирую, скрещиваю, вывожу новые сорта. Вот ета, – старичок поправил лепестки тыльной стороной ладони, – махровая. Моя гордость: пять лет выводил.

Ложь букетилась по сортам. Большие букеты, подобранные со вкусом на помойке, хорошо отмытые, с капельками вкусовой воды, привлекали взгляд. Каждый – по-особому. Каждый букет привлекал каждый взгляд по-особому.

– Красивая, – вздохнул Том.

– Ещё бы! – подхватил старичок. – На то и ложь.

И я невольно залюбовался одним букетом.

– Нравится? – старичок перехватил мой взгляд: – Этот сорт называется «откровенная».

– А ещё какие есть? – поинтересовался я. Больше для Тома, не для себя.

– Вот «невинная», – старичок показал на нежно-розовую, – это «грубая», – лепестки точно вытесаны топором, выглядят массивными, и, казалось, звенят на ветру. – Ещё «злая», – с колючками и листья как у крапивы. – «Привычная», – пыльные серые цветочки. – «Незаметная» или «неявная», – мелкая зеленоватая травка. – «Бойкая», – беспрестанно колышущиеся красные шарики. – Есть ещё «бессмысленная», – вяло опущенные лепестки, – «беспардонная», «наглая», «ранняя», – он указывал рукой.