Дети Акульего бога - Питер Бигл

К ее ужасу, ноги у нее подкосились, и она упала на колени, все еще не плача, но позорно ослабев от ярости и смятения. Но когда она подняла голову, то увидела, что Акулий бог стоит на коленях рядом с ней, совсем как товарищ по играм, помогающий построить песчаный замок. Теперь настал ее черед устремить на него непроницаемый взгляд, в то время как он смотрел на нее с ужасающей нежностью, на которую способны только боги. Кокинья не могла выдержать этого его взгляда больше чем мгновение, но каждый раз, когда она отворачивалась, отец мягко поворачивал ее лицо к себе. Он сказал:

– Дочь моя, ты знаешь, сколько мне лет?

Кокинья молча покачала головой.

– Я не могу выразить мой возраст в годах, потому что, когда моя жизнь началась, их еще не придумали. В те далекие времена существа, которые уже были на свете, еще не решили… уместно ли его измерять, понимаешь, моя дорогая? – От последних двух слов, услышанных впервые в жизни, Кокинья задрожала, как маленький зверек под дождем. Отец ее словно не заметил этого. – У меня не было ни родителей, ни детства, такого, как у тебя с братом, – я просто был, и был всегда, так что никто не упомнит с каких пор, даже я сам, – а потом старое каноэ со спящей девушкой проплыло по моей бесконечной жизни, и я, вечный и неизменный бог… я изменился. Ты слышишь, что я тебе говорю, о дочь той девушки, дочь, которая так ненавидит меня? – Голос Акульего бога звучал мягко и неуверенно. – Я сказал твоей матери, что хорошо, что я вижу ее, тебя и Киауэ всего раз в год, ведь, если бы я позволил себе это чудо хоть на день чаще, я потерялся бы в вас и никогда больше не нашел себя самого, и даже не захотел бы найти. Трусость ли это, Кокинья? Возможно, да, непростительная трусость. – Поднявшись, он отвернулся, глядя на алое, темнеющее на закате море. Через некоторое время он сказал: – Но когда-нибудь – и тебе этого не миновать, – когда ты будешь любить так же неодолимо и так же неправедно, как я, любить против всего, что ты знаешь, против самого своего существа… вспомни меня тогда.

На это Кокинья не ответила, но через некоторое время поднялась и тихо встала рядом с отцом, глядя, как пробуждаются первые звезды, по одной на каждый удар ее сердца. Она сама не заметила, когда взяла его за руку.

– Я не могу оставаться здесь, – произнесла она. – До дома путь не близкий, и сейчас он мне кажется еще дальше.

Акулий бог легко дотронулся до ее волос:

– Ты вернешься домой быстрее, чем приплыла сюда, обещаю тебе. Но если бы ты могла остаться со мной ненадолго… – Он не договорил.

– Только ненадолго, – согласилась Кокинья. – Но взамен… – Она поколебалась, и отец не стал ее торопить, а просто подождал, когда она продолжит. Через некоторое время она сказала: – Я знаю, что мама никогда не просила тебя показаться ей в твоем подлинном обличье, и для себя, конечно, была в этом права. Но я… Я не мама. – Договорить ей не хватило смелости.

Акулий бог ответил не сразу, и, когда наконец заговорил, голос его звучал низко и мрачно.

– Даже если бы я позволил тебе это и если бы тебя это не устрашило, ты никогда не смогла бы увидеть меня всего целиком. Глаза человека не могут… – Он поискал нужное слово. – Они просто не могут это охватить. Я думаю, это на благо человеку, так же, как и человеческий дар забвения. Ты не представляешь, как боги завидуют этому дару.

– Ну и пусть, – настаивала Кокинья. – Я все равно не боюсь. Если ты даже этого до сих пор не понял…

– Хорошо, посмотрим, – ответил Акулий бог, точно так же, как человеческие родители иногда отвечают надоедливым детям. И даже Кокинье пришлось этим удовольствоваться.

Утром она нырнула в волны за завтраком, а отец рыбачил на другой стороне острова. Она так и не узнала, где он спал и спал ли вообще, но он вернулся как раз вовремя, чтобы увидеть, как она выходит из воды с одной рыбой в зубах и другой – в руке. Она разорвала зубами рыб на куски, как настоящая акула, и заметила отца, только закончив завтрак. Смутившись, она серьезно сказала:

– Когда я дома, я готовлю еду, мама меня научила, но в море…

– Твоя мать всегда готовит мне ужин, – тихо ответил Акулий бог. – Мы ждем, когда вы заснете, а потом она спускается к воде и зовет меня. Так повелось с самого начала.

– Значит, она видела тебя…

– Нет. Я забираю свою жертву потом, уже уйдя из вашего дома, и она никогда не следует за мной. – Акулий бог улыбнулся и вздохнул, глядя в озадаченное лицо дочери. – То, что есть между нами, трудно объяснить, даже тебе. Особенно тебе.

Акулий бог поднял голову, вдыхая утренний воздух, прохладный и прозрачный над волнами – такими спокойными, что Кокинья даже слышала дыхание дельфина, далекой точкой вынырнувшего из волны. Бог чуть нахмурился:

– Будет шторм. Не сегодня, а через три дня. Очень сильный.

Кокинья не выказала своей тревоги. Насупившись, она сказала:

– Я приплыла сюда через шторма, и ничего со мной не случилось.

– Дитя мое, – произнес ее отец, и назвал он ее так впервые, – ты будешь со мной.

Но в глазах его темнела тревога, а голос звучал озабоченно. До самого вечера, пока Кокинья бродила по острову, дремала на солнце и резвилась в волнах, он не вымолвил ни слова и только глядел на горизонт – долго после заката солнца, а потом и после заката луны. Когда она проснулась на следующее утро, он все еще расхаживал взад и вперед по берегу, хотя она не видела никаких перемен в небе – только в его лице. Время от времени он ударял кулаком по бедру и что-то шептал себе под нос побледневшими губами. Кокинья, шагая рядом с ним и разделяя его молчание, не могла не заметить, как в эти минуты он был похож на человека – он казался смертным и смертельно испуганным. Но о причине этого она догадалась, лишь когда проснулась на следующий день и почувствовала, что песок под ней холодный.

С того дня, как она приплыла на островок, погода была столь благоприятна, что песок, на котором она спала, оставался теплым всю ночь. Теперь холод разбудил ее задолго до зари, и даже в темноте она увидела на горизонте тучи и сверкающие в них молнии. Солнце, оранжевое, как осенняя луна, весь день только краешком выглядывало из-за громоздящихся на небе грозовых туч. Ветер дул с северо-востока, и был он ледяной.

Кокинья стояла на берегу одна, глядя, как первые струи дождя приближаются к ней по волнам. Она больше не боялась шторма и хотела переждать бурю в воде, вместо того чтобы прятаться под деревьями. Но Акулий бог подошел к ней и отвел ее в небольшую пещеру, и они сидели там вместе, прислушиваясь к поднимающемуся ветру. Когда она проголодалась, он поймал для нее рыбу, объяснив: «Они тоже ищут укрытия, как все живое перед бурей, но ради меня выплыли из глубины». А когда она пала духом, он стал напевать ей детские песни, которые, как он помнил, Мирали пела ей и Киауэ очень давно в их доме, далеко от всех штормов. Он спел даже самую старую и самую любимую ее песню: