Ох и трудная эта забота из берлоги тянуть бегемота. А.И. на тему 1905 год. Общий файл. - Борис Каминский

Мишенин наивно полагал, что достаточно заявить в сыскное бюро о покушении на известного человека, как сразу многое изменится. Он просто бредил идеей сообщить о грядущем покушении на Столыпина и тем изменить историю. В сознании Ильича не укладывалось, что тут же последует очень жесткий вопрос, откуда он все это знает.

Вопрос последует от людей прагматичных, не располагающих 'фантастиками', но понимающих, что заявитель имеет контакт с самой опасной частью подполья!

Столь же наивно Ильич предполагал повлиять на здешних либеральных интеллигентов, убедив их отказаться от своей мечты. Повлиять, совершив переворот в сознании многих и многих тысяч людей! Доцент отчего-то никак не мог принять очевидного: развитие исторических событий следует сравнивать с течением могучей реки. Для изменения ее потока надо приложить титанические усилия. В этом смысле отдельная личность не может играть существенной роли: убери одного лидера, движение тут же подхватит другой. Если же движения нет, то попытки отдельной личности изменить ситуацию обречены. Не случайно не нашлось достойной замены Столыпину.

'Эх, Петр Аркадьевич, Петр Аркадьевич, знали бы вы, как после вас все облегченно перекрестятся, так и не полезли бы со своими реформами. А на своего потомка, - Борис посмотрел на посапывающего Мишенина, - Вы с надеждой не смотрите. С прискорбием должен Вам сообщить: Вова наш простачок, коль скоро не желает видеть очевидных закономерностей. После вашей кончины времена оскудения нравов сменятся временами оскудения рассудка, усугубленные гангреной ума'.

Борис снова посмотрел на Мишенина: 'Чем мы, господи, тебя прогневали, за что ты послал нам такое испытание?'

Мысли Федотова все более погружались в политические дебри. Только здесь переселенцам открылось, что эту революцию 'делают' социалисты-революционеры, по-местному эсеры. Роль социал-демократов оказалась второстепенна. Этого обстоятельства советская историческая наука не скрывала, но подавала как бы вскользь. В итоге в умах большинства советских инженеров стала превалировать мысль о ведущей роли РСДРП. Во времена демократической России пропаганда об этом также умалчивала. По-видимому, на то у нее был свой резон.

Под тяжестью открывшихся исторических подробностей Федотов, ощутил себя полным профаном. Лидер группы переселенцев облажался по полной. Зверев не комплексовал, хотя знал и того меньше. Счастливый человек. Мишенин же со знанием дела комментировал происходящее - наконец-то, пригодились его отличные знания по истории КПСС.

Между тем газеты выплескивали на читателя накал страстей, будораживших Россию. Поначалу все наблюдаемое казалось бутафорией. По мере вживания отношение менялось. Грандиозность общественного катаклизма поражала воображение.

В статьях, посвященных поражению в войне, все чаще мелькало непонятное: 'Как говорится в пословице'. Друзья долго ломали головы, о какой пословице упоминают борзописцы. Головоломку разгадал математик:

- Мужики, я вычислил - под фразой 'Как говорится в пословице' прячется упоминание о самодержавии.

Мишенин с гордостью показал, как подставляя вместо 'пословицы' 'самодержавие', во всех случаях получаются осмысленный текст, имеющий обличительный характер. Таким приемом местные обходили цензуру.

Все вокруг талдычили о всеобщем избирательном праве. Наивному обывателю казалось, стоит ему выбрать самого достойного из достойных, так сразу все образуется. 'Хренушки вам', - хихикали хлебнувшие этого права по самые макаронины.

На слуху были словечки 'позитивизм' и 'критицизм'. Не хватало только 'кретинизма'.

Мелькали фамилии - Гучков, Троцкий, Святополк-Мирский, Анненский и многие другие, что отголосками докатились до переселенцев в их 'историческом времени'.

Сразу после переноса Федотов сделал попытку выйти на революционеров, но получил полный облом. 'Облом', в сапогах и косоворотке, покрутил пальцем у виска и высказался в том смысле, что шел бы ты, господин хороший, а то и полицию позвать можно.

Чуть позже Федотов сам покрутил у виска и опять в свой адрес - приглядевшись к местным, он понял, что обращался то ли с купчишкой, то ли с зажиточным крестьянином. По всему выходило - пословица о торопливости при ловле блох оказалась справедливой и в этом времени.

Более всего Бориса удручало отсутствие знаний о героях этой великой битвы. Ногин, чьим именем назван подмосковный городок, Владимир Ульянов, Лев Давыдович и еще пара - тройка фамилий. Вот и все. С табличками на груди революционеры не шлялись, а в клубы для революционеров переселенцев не пускали.

'М-да, ну приперся бы я к Ногину. Привет, мол, Ногин. Я из будущего. Из будущего? А оружие проволок или, как всегда, клювом пощелкать? Да на хрена вам оружие. Вас тут все равно прихлопнут. Я тебе по секрету скажу - всего одним полком!'

Окончив мысленный диалог с Ногиным, Федотов вновь глянул на притулившегося к нему Мишенина: 'А ты говоришь, давайте сохраним, давайте предупредим. Простота ты, Вова. Это все товарищ Ленин виноват. Из-за него такие стали плодиться, как тараканы. Может, ему за это морду набить?'.

***

Ближе к девяти вечера проводник погасил 'основной' свет, прикрутив фитили в лампах. Разговоры продолжились в сгустившемся полумраке. Особенно всех 'достала' обладательница зычного голоса мадам Зуйкова. На исходе вечера добрая треть пассажиров помнила наизусть, что зовут ее Евдокия Никитична. Что она возвращается в Бологое, 'погостивши у младшенькой'. Муж ее, дай Боже ему здоровьишка, 'в Аглицком клубе держит бухвет'. Сын 'у ей' еще холостой, 'хозяйствует в мужнином заведении', где ему порою приходится усмирять особо буйных посетителей.

Последняя фраза об 'усмирении' напомнила Борису, как однажды перед потасовкой Зверев так же вычурно прихрамывал. Точно, как сегодня на перроне. Руки непроизвольно нырнули в саквояж, проверяя наличие взрывпакетов. Неожиданно пришел вывод: 'А ведь Зверев явно что-то услышал. Видимо, за это слуга 'шубы' саданул болтливого провожающего. А могут быть у 'шубы' деньги? Конечно, могут. Вот об этом мы переговорим за ужином. Черт, а все же хорошо, что из вагона в вагон можно перейти только на станции - в последний миг заскочим в вагон к Звереву и все сделаем быстро и аккуратно. Мишенин и ахнуть не успеет. Так, один вариант заготовлен, давай дальше. А если они понесут деньги с собой? На всякий случай надо быть готовым и к такому. С Вовой, кстати, будет не в пример проще: извини, Ильич, форс-можор.

Переложив в карманы 'гранаты', Борис в который раз посмотрел на дремавшего Мишенина: 'М-да, ну и наслушаемся мы потом. Ладно, разберемся. Главное уговаривать не придется'.

***