Ох и трудная эта забота из берлоги тянуть бегемота. А.И. на тему 1905 год. Общий файл. - Борис Каминский

Борис с Дмитрием с самого начала решили ни при каких обстоятельствах не ввязываться в политику, а о своем фантастическом появлении в этом мире забыть. Оба понимали - перед ними открылся уникальный шанс создать свое собственное будущее. Перспективы открывались захватывающие. Собственно на этом и сыграл Федотов, подталкивая Дмитрия не афишировать свое происхождение. Их чаяния простирались до создания того, что в их мире называлось транснациональной корпорацией, и отступать они не собирались. Между тем за стенами их убогого жилья не только расцветал серебряный век русской культуры, но и бушевала первая русская революция. Царь-батюшка уже грохнул на Сенатской площади своих сторонников, и Россия уже откликнулась на эту несусветную дурь ненавистью. В служебных кабинетах строились планы по подавлению восстания, а сотрудники третьего отделения сбивались с ног в попытке притушить революционный пожар. Последнее обстоятельство побуждало переселенцев соблюдать предельную осторожность. Справедливости ради надо сказать, что друзья существенно преувеличивали возможности охранки, но это им стало ясно позднее. Поначалу они руководствовались представлениями жителей XXI века. В их мире спецслужбы просеивали телефонные переговоры и обильно оплачивали услуги стукачей, а власть организовывала провокации, куда как эффективнее, нежели в здешнем мире.

С Мишениным было сложнее. Взгляды товарищей он не то чтобы не разделял, но откровенно робел перед грандиозными перспективами. Даже в обычном трепе относительно будущего во всяких мелочах чувствовалась мишенинская неуверенность. Порою Ильич беспричинно просил прекратить разговор о будущих успехах, но товарищам было очевидно - Вова боится сглазить. При всем при том душа математика рвалась сохранить империю. Зачем это было надо вовиной душе, ее хозяин объяснить не мог. Невнятные объяснения по поводу скудности жизни в советское время убедительными не казались. При этом на словах Ильич отдавал себе отчет в нежизнеспособности монархии, но сердцу не прикажешь. Увещевания друзей действовали слабо, а обсуждение порою перерастало в серьезный мужской разговор.

- Уважаемый Владимир Ильич, мне по хрену, о чем тебе мечтается. Но если ты, сучара, кому-то лишнее ляпнешь, я лично выдеру твои размножалки!

Вежливое обращение, сдобренное матерными военно-морскими афоризмами, действовали на Ильича отрезвляюще. Он обижено замолкал, но через недельку - другую начинал заход с другого борта.

Перед покушением на Великого князя Сергея Александровича математик едва не сдал своих единовременников с потрахами, так ему мечталось стать то ли спасателем, то ли Спасителем. Последнее вернее. На счастье Ильич подцепил в ночлежке какую-то заразу и свалился в горячке. Скорее всего, у Ильича была ослабленная форма брюшного тифа (дома, перед поездкой в Уганду, ему вкатили пару прививок). Местное медицинское светило долго перечисляло знакомые симптомы и удивлялось, отчего они не привели к летальному исходу. Друзья тоже удивлялись, но заразу не подцепили.

После трех дней бреда Ильич вдохновенно принял заботы вдовой купчихи Настасьи Ниловны. У нее друзья снимали 'деревяшку' с печным отоплением. Для друзей это был знак свыше. Для Ниловны это также был знак. Может, и не знак, но между Вовой и Настасьей вспыхнуло большое чувство. Можно сказать, пробудилась первая в этом мире любовь! Зверев по этому поводу высказался прочувственно, с добротой, но получилось на манер матерной частушки.

Однако не только Мишенин размышлял о вмешательстве в историю, грешили этим и Зверев с Федотовым.

Мысли Бориса правильнее было бы назвать размышлизмами, столь они были неопределенны и полны сомнений. Будучи сторонником идеи социальной справедливости, он с почтением относился к выводам Карла Маркса. Вместе с тем, он весьма критично оценивал природу человека. У Бориса не было сомнений в том, что физиология человека внутренне ориентирована на противоположные начала: с одной стороны, потребность поделиться, с другой - отобрать и поработить.

Превалировало ли второе или жадность в принципе была активнее - распознать такие тонкости Федотову не случилось. Поначалу он хотел немедленно сойтись с революционерами, но вовремя одумался, осознав собственную полную безграмотность в части понимания местных реалий. Он вдруг осознал, что даже не помнит, взял ли уже товарищ Ульянов свой знаменитый партийный псевдоним. Как оказалось, его представления о героях и движущих силах этой революции также были далеки от совершенства.

В итоге он решил с выводами не торопиться, но к этому миру присмотреться. Вдруг что да придумается.

Зверев мыслил категориями морпеха, т.е. нормального молодого человека начала XXI века. На монархию, как и на идею соц. справедливости ему было глубоко плевать. Он полностью поддержал Федотова по-настоящему заработать. Но вот с гибелью Императорского флота душа морпеха была категорически не согласна. Разговоры по этому поводу порою протекали весьма бурно.

- Борис, но почему через газету не предупредить о позорной сдаче Небогатовым эскадры Императорского флота? Ведь можно же спасти несколько боевых кораблей.

- Дима, предположим, что какой-нибудь идиот-редактор опубликует этот бред. Предположим, что будут приняты меры, но, что принципиально изменится? Попробуй сам себе ответь - наличие нескольких лишних битых кораблей хоть как-то повлияют на исход сухопутной компании и условия мирного договора?

- Старый, ты не понимаешь, ведь сдача флота - это наш позор! - продолжал горячиться Зверев.

- Димыч, прошу тебя, будь трезвее. Технические решения нравственными категориями не располагают. Не сдаст Небогатов флот - погибнет еще несколько тысяч русских моряков. В итоге страна потеряет грамотных специалистов с реальным боевым опытом. В этом отношении мы России только навредим. Дим, главное даже не в этом. Ты осознай - для аборигенов поражение будет носить столь же позорный характер. Они же не будут знать, что в иной реальности остатки флота сдались. В этом смысле изменить будущее мы не в силах.

Эт ..., - Дима на мгновенье замолчал. - Ладно, согласен, твоя взяла, но почему не подсказать хотя бы, где наших обнаружат яппы?

- Революционные потрясатели, мать вашу! Вы скажите мне, старому, кто же в такое поверит и кто такое напечатает!? - Борис в волнении начал мерить горницу шагами. - А если некий сбрендивший главред и опубликует ваше предсказание, то непременно найдутся трезвомыслящие, что позже начнут выискивать, в чем еще отметились эти гребаные предсказатели!

- Вы это к чему, Борис Степанович? - влез в разговор, молчавший до этого Мишенин.

- А к тому, уважаемые, - побелевшими пальцами Борис вцепился в спинку кресла, - что, как только мы выйдем на рынок с железяками, обогнавшими местное время, так те самые очень трезвые и умные быстренько сложат 'два плюс два'. Сложат и непременно прощупают нас на предмет причастности к тем предсказаниям, а нам это надо?