Оливковая ферма - Кэрол Дринкуотер

— Что?! Все, что мы им сегодня отдали? Все до сантима?

— А кроме этого, все, что мы к тому моменту вложим в ремонт. Мы не имеем права потребовать с них ни франка.

— Господи! Да как ты мог на такое согласиться?!

— Cherie, крайний срок оплаты — следующий апрель. Так что беспокоиться не о чем.

— Следующий апрель? Ну, до него почти год. К этому времени мы с ними наверняка расплатимся, — с облегчением вздыхаю я.

В саду мы встречаемся с мадам, и она спрашивает, где наша машина. На мгновение мы оба смущаемся, вспомнив о моем стареньком, доверху набитом рухлядью «фольксвагене» в подземном гараже. К Мишелю первому возвращается самообладание.

— Мы боялись заблудиться, мадам, и оставили ее на парковке в городе.

Мадам понимающе кивает и осматривает меня с ног до головы, точно оценивая. Тут же выясняется, что так оно и есть.

— C’est bon[35] — решает она и приказывает проходящему мимо садовнику вывести из гаража ее автомобиль. — Машина спортивная, но вы поместитесь сзади. Ехать тут недалеко, а вы худенькая.

Минуту спустя дверь гаража распахивается, и, к нашему несказанному удивлению, из нее выезжает спортивный «Мерседес 500SL» ярко-алого цвета. Я ожидала чего-то более степенного.

— Моя слабость, — признается мадам тоном нашалившего ребенка. — Я, видите ли, родилась в очень бедной семье.

Мы втискиваемся в машину, мадам садится за руль и, как ракета, срывается с места. За ланчем в «Хилтоне» выясняется, что она одна из богатейших женщин Бельгии.

— А бедного Роберта, — жалуется она, — совсем не интересуют деньги. Все, что он любит, — это возиться в саду. Обожает цветы и деревья. Просто не знаю, что с ним делать. Мы знакомы с детства, вместе начинали бизнес, много работали, а теперь, когда у нас куча денег, он не желает вставать с кровати. Он просто не в состоянии справиться с той ответственностью, которую накладывает богатство. Я повсюду езжу с Иветтой, своим секретарем. А Роберт выбирается только в наш летний дом. Это très tragique[36].

На минуту устрашающая бизнес-леди куда-то исчезает: перед нами сидит старая женщина с потерянным лицом и грустным взглядом. Но это продолжается недолго. Скоро она уже велит официанту принести счет и настаивает на том, что оплатит его сама — слава богу! — а потом предлагает прогуляться с нами до нашей машины.

Мы с Мишелем смущенно переглядываемся. Теперь уже поздно признаваться в том, что мой «жучок» стоит практически под нашими ногами, в каких-нибудь ста метрах от ее «мерседеса». Вместо этого мы полчаса водим ее по окрестным улицам, чувствуя себя идиотами, и притворяемся, что не можем вспомнить, где оставили машину. Наконец мадам сдается, берет такси, чтобы вернуться к «Хилтону», и желает нам bonne chance[37]. Прощание получается теплым, почти дружеским.

— Увидимся у нотариуса. Адрес я пришлю вам факсом. Буду с нетерпением жать нашей встречи, — говорит мадам и откровенно строит глазки Мишелю.

В Париж мы приезжаем уже вечером. Девочки прождали папу весь день и не скрывают раздражения. Я с ними едва знакома, и потому их дурное настроение производит на меня гораздо большее впечатление, чем на Мишеля. Он, будто не замечая их нытья, курсирует между домом и машиной, с трудом запихивает в нее новые мешки и сумки и велит всем поторопиться, иначе мы доберемся до побережья только к концу каникул.

— А как же Памела? — спрашивает Кларисса.

Я смотрю на нее с удивлением. Кто такая Памела?

Кларисса кивает на калитку, и там пыхтит и машет нам хвостом невероятно толстая восточно-европейская овчарка. Мой «фольксваген» и так опасно перегружен, и прибавление к пассажирам толстухи Памелы отнюдь не улучшает ситуации. К тому же elle fait les pets[38] всю дорогу от Парижа до Канн. Не обращать на это внимания невозможно. А потому, когда мы подъезжаем к Экс-ан-Провансу, я уже серьезно сомневаюсь в том, смогу ли когда-нибудь полюбить эту пахучую псину.

Музыка вод

Настоящее время

Жара стоит просто убийственная. Мишель проводит дни в поисках воды и ее источника. Мы с Ванессой заняты расчисткой бассейна от зарослей плюща. На двоих у нас всего одна пара садовых ножниц, а это значит, что одна стрижет твердые ветви до тех пор, пока не заболит рука, а другая вытягивает, распутывает и складывает их в кучу, а потом мы меняемся ролями. У нас уже выработался хороший рабочий ритм. Ванесса — девочка умненькая и трудолюбивая, и мне приятна ее компания. Обе сестры не говорят по-английски, и я вынуждена объясняться с ними на своем убогом французском. Поэтому разговариваем мы немного: время от времени обмениваемся парой вежливых фраз, да я периодически интересуюсь у Ванессы, как будет по-французски то да се. Но, честно говоря, на улице так жарко, а работа отнимает столько сил, что большую часть времени мы трудимся в дружелюбном молчании.

Мишель тем временем, подобно горному козлу, рыщет по склону среди провансальских джунглей в поисках источника воды или хотя бы следа водопровода. Его ноги в кровь исцарапаны колючками ежевики и покрыты синяками, но он по-прежнему полон решимости. Мадам Б. упоминала в разговоре с ним, что где-то на участке имеется природный источник, но до сих пор обнаружить его не удалось.

— Наверное, придется срубить все, что здесь наросло, чтобы его отыскать, — жалуется он, когда в очередной раз возвращается к дому глотнуть воды и вытрясти из головы, рта и одежды обрывки листвы и ветки. — А где Кларисса?

Мы с Ванессой дружно отрицательно трясем головами и вытираем вспотевшие лбы.

— Не знаем. С самого утра ее не видели. Тебе нужны сапоги и фляга, Мишель.

Он только пожимает плечами и, в шортах и купленных в супермаркете пластиковых сандалиях, вновь исчезает в зарослях, чтобы исследовать новую, едва заметную тропинку. Я вижу, как Мишель озабочен. Если водопровод придется делать заново, мы еще долго не сможем здесь жить. Но пока никто из нас не решается передать свою тревогу словами.

Каждый вечер мы поодиночке или вдвоем едем в деревню и наполняем водой несколько двадцатилитровых канистр. Я впервые узнала, что во Франции в каждом городке и деревне имеется кран с бесплатной eau potable[39] для всех желающих. Возможность утолить жажду считается тут одним из неотъемлемых прав человека. «Vive le France», — смеюсь я, когда Мишель рассказывает мне об этом. Я и правда от всей души благодарна Французской республике за такую предусмотрительность, потому что оставшиеся у нас деньги стремительно тают.

Из-за отсутствия на вилле воды и канализации девочек пришлось поселить в отеле, и, разумеется, мы выбрали заведение месье Парковка, который к тому же предложил Мишелю щедрую скидку. Каждое утро мы едем в Мужен, чтобы забрать Ванессу и Клариссу и заодно позавтракать вместе с ними. Девочки заказывают petit déejeuner[40], включенный в стоимость комнаты и состоящий из традиционных круассанов, рогаликов, confiture и café аи lait[41] (chocolat для Ванессы, которая терпеть не может чай и кофе, хотя и беспокоится непрерывно о своей миниатюрной, ладной фигурке), а мы с Мишелем ограничиваемся одним кофе. После завтрака я засовываю в сумку недоеденные рогалики, которые пригодятся нам для ланча, и мы нежимся на солнышке на террасе месье Парковка. Потом, пока хозяин с женой выписывают счета отъезжающим гостям, мы с Мишелем по очереди на цыпочках поднимаемся по скрипучей узкой лесенке в номер девочек и там принимаем столь нужный нам, краденый душ. Еще никогда в жизни горячая вода не казалась мне такой роскошью и источником блаженства. К третьему дню добродушная веселость хозяина идет на убыль, а его взгляд становится подозрительным. Страшно представить, как он станет приветствовать нас через месяц.

Мишель наведывается в местную la mairie[42] и просит показать ему план водоснабжения «Аппассионаты», но там не находится никого, кто мог бы порыться в папках. Август, все в отпусках. Но даже если чиновники были бы на месте, выясняет он, подобная информация вряд ли нашлась бы. Дом слишком старый, участок не один раз перепродавался, а земля находится в частной собственности. В таких случаях системы водопроводов и канализации не подлежат регистрации. Придется нам продолжать поиски самостоятельно. В отчаянии Мишель звонит в Брюссель мадам Б.

— Я нашел bassin[43] на вершине холма, — говорит он, — но в зарослях не могу найти трубы. Откуда в него поступала вода?

Оказывается, мадам понятия не имеет. Имение было куплено в подарок одной из двух ее дочерей, помешанной на лошадях, но выяснилось, что из-за склона и уступов разводить их там невозможно, поэтому в доме она никогда не жила.