Оливковая ферма - Кэрол Дринкуотер

В воскресенье мы уезжаем из города и направляемся в старый очаровательный городок Ванс, прилепившийся к самой верхушке холма, в конце длинной петляющей дороги. Мишель хочет показать мне часовню Розер, которую по заказу доминиканцев спроектировал и построил Анри Матисс, живший тогда в Симье, элегантном квартале на холме прямо над Ниццей. Но часовня оказывается закрытой. Какое разочарование. А я уже представляла себе немноголюдную, скромную мессу. Монахи со склоненными головами, запах ладана. В надежде увидеть хотя бы здание часовни и сад мы просовываем головы через решетку, и Мишель показывает мне на бронзовый крест высотой сорок два фута и потом на крышу часовни. Она выложена сверкающей на солнце лазоревого цвета плиткой. Какая простота и свежесть, какая чистота!

А потом, словно кусочки металла, притягиваемые магнитом, мы едем к вилле.

Теперь, когда Шарпи не дышит нам в спину, мы можем изучить ее повнимательнее. На ведущей к дому асфальтовой дорожке я нахожу несколько стреляных гильз от охотничьих ружей и оглядываюсь, не понимая, на кого здесь можно охотиться. На кроликов?

— На диких кабанов, — предполагает Мишель.

— Так близко к побережью? — недоверчиво смеюсь я. — Быть этого не может.

Мы снова поднимаемся на террасу, но на этот раз не решаемся проникнуть в дом. Одно дело, когда дверь ломал Шарпи, а другое — мы, практически посторонние люди. Вместо этого мы прижимаем лица к пыльным стеклам окон и заглядываем внутрь. Грязно-коричневые ставни выцвели и облезли.

— Мы выкрасим их в ярко-синий, как в часовне Матисса, — говорит Мишель.

В цвет лазури. Кот д’Азур, Лазурный Берег. Я поднимаю глаза и смотрю в небо. Синий кобальт наверху. Внизу — стены цвета ванили и лазурные ставни. Неожиданное, яркое и пленительное сочетание.

— Да, хорошо, — шепчу я.

Многие планки на ставнях сломаны грабителями или скваттерами.

— Придется их заменить.

— Здесь все придется заменить. Целого ничего не осталось.

Забавная пристройка, которую мы не заметили вчера: на верхней террасе к стене дома прилепилась печь для выпечки хлеба, напоминающая огромный улей.

— А это придется убрать.

— Непременно!

— Мы еще не заглядывали в гараж.

— Он наверняка заперт.

Так и есть. Рядом с гаражом — конюшня на два стойла. Верхние и нижние половинки дверей, скрипя, раскачиваются на ржавых петлях. Я ожидаю, что внутри будет пахнуть сеном, но оказывается, конюшня доверху забита старыми картонными коробками с какими-то бумагами и папками. На полу валяются несколько сломанных садовых инструментов и треснувшая фарфоровая чашка без ручки. Вдоль стены выстроился ряд темно-зеленых пыльных бутылок. Интересно, кому принадлежали все эти предметы? И что стало с этими людьми?

Дом — это гораздо больше, чем стены и крыша. А дом в чужой стране — еще более интригующая загадка. Его познание — это работа для души. Настоящее путешествие. И мы с Мишелем отправимся в него вместе. Упоенные нашей новой любовью, мы будем изучать его и друг друга. Нам предстоит пройти долгий путь от тех развалин, что вчера показал нам месье Шарпи, до нашего нового дома и оливковой фермы. Мы вкладываем деньги в мечту, в любовь и друг в друга. И когда мы станем обрезать ветки деревьев или собирать урожай, наша мечта будет превращаться в реальность. А чтобы отпраздновать успех, мы разошлем приглашения нашим родным и друзьям по всему миру.

Под щедрым полуденным солнцем мы сидим, взявшись за руки, на краю пустого бассейна и болтаем ногами. Потом по ступенькам спускаемся на дно, громко кричим, поем и слушаем эхо. Бегаем вдоль стенок, пока не начинаем задыхаться. Высоко над головой, в синем небе мелькают ласточки. Мы закрываем глаза и слушаем тишину. Мне еще никогда не доводилось разгуливать по пустому бассейну. Ногами мы расталкиваем зеленые плети плюща и обнаруживаем несколько лужиц грязной дождевой воды, скопившейся в глубоких трещинах на дне. Вперемешку с пятнистыми листьями в них плавают утонувшие букашки. Стены бассейна высокие, гораздо выше нас с Мишелем. Я прижимаюсь спиной к выгоревшему голубому бетону, и мне кажется, что мы угодили в самое сердце — нет, это мы станем его сердцем! — в самое лоно нашего будущего дома. Я прижимаюсь к Мишелю, и мы начинаем целоваться, и мой пульс бьется в два раза быстрее обычного. Мы смотрим друг другу в глаза и улыбаемся, охваченные одним чувством, — два крошечных взволнованных человечках на дне огромной чаши. Я вспоминаю «Путешествие к центру Земли» Жюля Верна. Мне кажется, что я Алиса, попавшая в Страну чудес. Кто-то уменьшил нас, для того чтобы мы могли начать наше путешествие. Мы будем обживать это место, учиться у него и становиться сильнее и выше. И, возрождая его, мы станем познавать друг друга и самих себя.

Я уже люблю «Аппассионату». Я люблю стоящего рядом мужчину, который очертя голову готов броситься вместе со мной в эту авантюру. Мне кажется, он увлечен ею не меньше, чем я.

Мы знакомы всего несколько месяцев, но рядом с Мишелем я ничего не боюсь. Я доверяю ему. Его любовь щедра и нежна. Он встретился мне вовремя. Я уже начинала терять веру. У меня было несколько коротких, ни к чему не обязывающих романов и один довольно серьезный, ставший достоянием публики, потому что к тому времени я уже пользовалась хоть скромной, но известностью. После этого я замкнулась в себе. В душе поселилась горечь. Я была независимой, беспокойной и очень одинокой.

Солнце неторопливо уходит вправо, готовясь спрятаться за цепью холмов. Небо меняет цвет, и на нем проступают темно-оранжевые, мягкие красные и сиреневые мазки.

— А что там? — спрашиваю я. — Там, куда садится солнце?

— Мужен.

Мы опять стоим на верхней террасе дома. Мишель курит сигарету, что мне совсем не нравится, и нам пора уезжать.

— Давай вслед за солнцем поедем в Мужен и там пообедаем. Мне еще не хочется возвращаться в Канны.

Да, мне тоже не хочется возвращаться в Канны с их кричащими искусственными огнями и фестивальной вечерней суетой.

Мы садимся в машину и медленно спускаемся по дороге, петляющей между засаженными оливковыми деревьями уступами. Я впервые обращаю внимание на цветы оливы — крошечные белые пятнышки, соцветия тонкие, как кружево. И хрупкие, как любовь.

При въезде в маленькую деревушку Мужен, по которой запрещено передвигаться на автомобилях, мы находим симпатичный отель с рестораном. С его террасы открывается потрясающий вид на глубокую, спускающуюся к морю долину. Patron указывает нам на парковку на другой стороне узкой улочки.

Мы выбираем столик на террасе.

— Ça, c’est топ parking, — с гордостью заявляет он, подавая нам меню. — Моя собственная личная парковка.

Я очарована его побронзовевшей лысиной, золотыми украшениями и поджарой фигурой в обтягивающих бежевых брюках. Кажется, еще минута — и он начнет танцевать.

Мишель заказывает deux coupes[25]. Хозяин одобрительно кивает и уходит. Мы обращаем внимание на написанное от руки объявление: «140f la chambre, parking inclus»[26].

— Это недорого, — говорит Мишель. И правда, сто сорок франков — это меньше четырнадцати фунтов. — Надо запомнить место на следующий раз. Здесь тише, чем в Каннах, ближе к дому и дешевле.

Patron возвращается с двумя бокалами шампанского.

— Я единственный во всей деревне, le seul, имею собственную парковку, — хвастается он.

Мы одобрительно киваем, стараясь спрятать улыбки, а он убегает приветствовать новых посетителей и показывать им свою парковку.

— Месье Парковка, — шепчет Мишель, и это имя навсегда закрепляется за хозяином.

Мы едим с аппетитом. Предложенный обед за семьдесят франков восхитительно вкусен и, несомненно, стоит этих денег. Я начинаю с теплого козьего сыра, который плавится на поджаренном багете и приправлен салатом из дикой рукколы. Мишель выбирает une petite omelette аи briccio, омлет с козьим сыром и мятой. На второе я беру gigot d’agneau, ляжку ягненка, сочную и розовую, с tian de pommes de terre — блюдо из картошки и помидоров, тушенных под слоем баранины. Мишель заказывает veau aux olives noires à la sauge, запеканку из телятины с черными оливками и шалфеем. Месье Парковка рекомендует нам «Бандоль», красное вино из соседнего региона Вар. Мишель, хоть и преданный поклонник бордо, решает последовать его совету. Вино оказывается более терпким и насыщенным, чем я ожидала, но оно вполне соответствует и еде, и владеющему нами духу первооткрывательства. В конце обеда Мишель заказывает ломтик brie de Meaux, а потом tarte аи citron et aux amandes[27]. От сыра я отказываюсь, но не могу устоять перед десертом, о котором никогда раньше не слышала, — лавандовым крем-брюле. Оно оказывается настоящим чудом — это, наверное, самая чувственная еда, какую мне доводилось пробовать.