Поединок с тенью - Сара Уэстли

Величественнее всего смотрелись громадные серебряные солонки, служившие своего рода знаком особого внимания. Оглядев зал, Дженевра заметила, что дальние столы сервированы куда скромнее – серебро и золото полагались только вельможной знати. В самом конце зала были составлены скамьи, на которых разместились слуги собравшихся рыцарей и дворян. Мег, без сомнения, находилась где-то среди них, но Дженевра не могла высмотреть ее.

Собравшиеся гости разоделись в свои самые роскошные наряды, изукрашенные драгоценностями, сверкавшими в задымленном от громадного камина воздухе. Иные купцы, сидевшие вдали от серебряных солонок, нацепили на себя больше украшений, чем знать. «Они почти не обращают внимания на законы о расходах, предписывающие, из какой ткани и какого цвета им следует шить себе одежду», – отметила про себя Дженевра.

Каждый рыцарь имел в своем распоряжении по крайней мере одного сквайра, который стоял у него за спиной, готовый услужить. К дамам были приставлены пажи в нарядных костюмах с вышитыми на груди гербами хозяев. В зале находилось много охотничьих собак. Они или лежали около хозяев, или вертелись под ногами слуг.

Знамена и вымпелы рыцарей, почтивших церемонию своим присутствием, свисали со стропил, переливаясь разноцветным шелком. Стены были украшены гобеленами и фресковой живописью. Дженевра с благоговением взирала на великолепное убранство зала.

Молитву произнес присутствующий среди гостей священник графа. Менестрели, разместившиеся на галерее, начали играть. Слуги, разодетые в голубые, сверкавшие золотистыми нитями ливреи, принялись вносить котлы с дымящимися в них яствами и блюда с деликатесами. Дженевра повернулась к своему жениху и с нескрываемым восторгом в голосе сказала:

– В Блоксли я никогда подобной роскоши не видала, не говоря уже о монастыре. Хотя монахини тоже сервировали столы серебром, но столь великолепный праздник…

Сен-Обэн снисходительно улыбнулся.

– Значит, это ваш первый грандиозный праздник? Вам придется присутствовать на многих таких пиршествах. Мы и сами должны будем время от времени устраивать их. Однако не беспокойтесь. У меня в Тиркалле отличные слуги, а мать умеет принимать знатных гостей.

«Ага, он уже готов хвалить свою мать». Дженевра почувствовала облегчение, поскольку не желала, чтобы у Роберта были конфликты с семьей.

– Я знаю, как вести дом, милорд. Меня этому обучили в монастыре.

– В дополнение к общему образованию? Его светлость сообщил мне, что вы сведущи в философии, математике и в прочих премудрых науках.

– В монастыре больше нечем было заняться. Ибо я не желала принять постриг.

– Многие дамы предпочли бы занятия полегче – вроде вышивания и шитья.

– Я занималась и этим, а также выучилась немного искусству врачевания от сестер, работавших в лазарете. – И, помолчав немного, заметила: – Какая дивная музыка! – Нежные звуки виолы и флейты расплывались по залу, им вторили арфа и маленький барабан. – Его светлость пригласил отличных музыкантов. Я тоже немного играю на псалтерионе,[3] хотя особым талантом не отличаюсь.

– Вы поражаете меня, демуазель. Я не ожидал, что возьму себе в жены столь образованную женщину. Боюсь, ваша ученость навредит моему самолюбию.

Он произнес это довольно кислым тоном. Дженевра задумчиво отщипнула кусочек жареного молочного поросенка, которого положил на их поднос сквайр Сен-Обэна, темноволосый симпатичный парень лет семнадцати по имени Алан Харден. К своему тайному изумлению, Дженевра заметила, что Алан относится к ней с юношеской смесью восхищения и раздражения, вызванного тем, что она нарушила сложившиеся приятельские отношения между ним и его хозяином.

Дженевра сумела оценить мудрость мужского эгоизма Сен-Обэна.

– Мои достижения – ничто по сравнению с вашими, милорд. Вы преуспели в военном искусстве и в умении управлять. К тому же граф сообщил мне, что философия и вам не чужда. Он надеется, что у нас найдется много общего.

Роберт хмыкнул и вручил ей отделанную серебром чашу, наполненную рубинового цвета вином. Он подождал, пока Дженевра выпила, потом наполнил чашу вновь и осушил ее.

Затем подал знак Алану, чтобы тот снова налил в чашу вина, и сказал:

– Может, и найдется. Мне даже музыка не чужда – я могу извлечь из флейты мелодию. Что же до моего военного ремесла, то с этим покончено. Больше я не подниму оружия против врагов короля. Я отдал пятнадцать лет жизни, защищая владения Эдуарда в Аквитании, сражался в Испании и во Франции. А теперь собираюсь уехать в свои поместья и посвятить себя семье. Если меня призовут, я откуплюсь. Хватит с меня солдатской жизни.

Настроение Дженевры поднялось. Значит, он не собирался ее покидать. Сидеть днями в замке в ожидании супруга казалось ей не очень подходящим занятием, хотя она понимала, что в стране все еще было неспокойно и ренегаты лорды по-прежнему пытались увеличить собственное состояние за счет других.

– Ваши слова меня весьма радуют, – пылко заговорила она. – Однако вам навряд ли удастся избежать бранных трудов. Как же тогда ваши сквайры обучатся своему ремеслу?

– Разумеется, я обучу военному мастерству не только моих сквайров, но и будущих сыновей. Надо уметь защищать жизнь и достояние своих близких. Если на меня или на мою семью нападут, я возьму в руки оружие. Так что не бойтесь!

– Я не боюсь, милорд. К тому же участие в турнирах – прекрасный способ для поддержания боевой готовности.

На сей раз он задумчиво улыбнулся, и от этого сердце Дженевры встрепенулось, а рука, отломившая кусочек грудки цыпленка с подноса, который Алан заботливо пополнял всевозможными яствами, задрожала.

– Да, мне нравится принимать участие в турнирах. Можно совершенствовать свое искусство без обильного кровопускания. Ну и слава, конечно. На турнирах она добывается без особого риска, – несколько осуждающе добавил он, словно легкое добывание славы не доставляло ему удовольствия. И, отпив еще вина, нахмурился. – Впрочем, риск есть, взять хотя бы сэра Питера. Он слишком отяжелел в последнее время и так неловко упал с седла, что сломал себе спину. Теперь вряд ли выживет. Жаль беднягу, славный был когда-то боец!

Это огорчило Дженевру. Она взяла кусочек белой хрустящей булочки и рассеянно мяла его. Да, увлечение опасное. Сен-Обэна тоже могли искалечить или убить во время турнира. Однако настоящему мужчине риска не избежать. С таким же успехом он может погибнуть во время охоты. Смерть подстерегает его на каждом шагу.

Решив не омрачать себя печальными мыслями в столь радостный день, Дженевра намазала масло на мягкий белый хлеб. Ярко разодетый глашатай возвестил об очередной смене блюд. Как и прежде, слуга отведал еду, предназначенную для господина. Этот ритуал соблюдали во всех рыцарских замках. Знатным и богатым людям постоянно угрожали враги, снедаемые завистью или жаждой власти. А отравить еду было проще простого.