Поединок с тенью - Сара Уэстли

– Ее зовут Хлоя, – сказал он. Дженевра тем временем устраивалась на дорогом дамском седле и расправляла юбки, а Сен-Обэн разложил на крупе кобылки плащ девушки. «Надеюсь, он не заметил мужские рейтузы», – подумала Дженевра.

– Ну, Хлоя, вперед! – воскликнула она, едва Сен-Обэн вскочил в седло. Сегодня под ним был вороной жеребец по кличке Принц. Дженевра отметила, что Роберт не взял своего вчерашнего коня с боевым седлом и не воспользовался ничьей помощью. – Надеюсь, прогулка доставит нам удовольствие.

Они выехали во внешний двор, потом за ворота, проскакали сквозь опускную решетку и через подъемный мост, протянутый над зловонными водами рва, и дальше, через барбакан,[4] защищавший подходы к замку.

Рядом скакали герольд и половина эскорта, вырвавшаяся вперед, за ними – Алан и сокольничий с птицей, прикованной цепью к его запястью, далее – остальные. Через деревню они старались ехать потише, но все-таки распугали гусей и собак, бродивших среди наполовину заброшенных домишек вилланов.

Сен-Обэн поведал Дженевре, что поденные работники трудились на лорда, а многие мужицкие полосы оставались без обработки, так как очень мало вилланов выжили после эпидемий чумы, которая только на памяти Сен-Обэна трижды нападала на этот край. Многие лорды освобождали вилланов: вольные хлебопашцы не столь охотно покидали свою землю. В настоящее время земли Нортемпстона полностью обрабатывали вольные хлебопашцы либо поденщики, получающие плату за свой труд.

– Вот что должен был сделать лорд Хескит, – заметила Дженевра. – В Блоксли совсем не осталось вилланов. Многие умерли, а выжившие сбежали. Мой дядюшка постоянно испытывает трудности с обработкой земли.

– Чума перебрала всех, не глядя, кто есть кто. Многие знатные лорды и дамы погибли.

Целые семьи оказались сметенными мором. Боюсь, что Англия никогда не станет такой, как раньше. Вилланы совсем отбились от рук, бегут от своих господ в города, невзирая на риск.

– Конечно, жить под защитой лорда спокойнее, но люди ценят свободу выше безопасности, – подумала вслух Дженевра и принялась успокаивающе гладить шею Хлои, поскольку лошадка шарахнулась в сторону и взбудоражено задергала головой, испугавшись кролика, внезапно выскочившего из своей норки.

Сен-Обэн посмотрел на нее. Его лицо сохраняло отчужденное, мрачное выражение.

– Вы так думаете? – спросил он, и Дженевра поняла, что ее жених не согласен с нею. – Да зачем она им нужна, эта свобода?

– Чтобы иметь право покинуть своего господина, чтобы за ними не охотились, как за преступниками, чтобы женить своих сыновей и выдавать замуж дочерей за людей, живущих в иных поместьях, не платя за это разорительный выкуп. Чтобы жить по своей воле – вот зачем им нужна свобода!

– Ах, вот оно что! – Голос его звучал изумленно. – Многие вилланы все же вполне зажиточны и могут заплатить любой выкуп, ежели их отпрыск пожелает покинуть владения их лорда, чтобы сочетаться браком на стороне.

– Среди вилланов много бедняков, но и зажиточные вместе со своими семьями находятся в полной зависимости от лорда. Не думаю, чтобы жизнь их была счастливой, – проговорила Дженевра.

– Неужели подобные мысли вам вложили в головку монахини, демуазель? – спросил Сен-Обэн голосом, в котором девушка уловила высокомерное неудовольствие. – Не верится, чтобы вы сами дошли до этого.

– Монахини? Что вы, милорд! – поспешно возразила Дженевра, в страхе за свой монастырь. Надо было прежде подумать, чем так свободно с ним разговаривать! – Милостью Божией наш монастырь от чумы уберегся, и вилланы по-прежнему усердно трудятся на полях, не помышляя о бегстве. Я до всего дохожу собственным умом. Впрочем, мне ли кого-то жалеть! Вилланы все же свободнее могут распоряжаться своей жизнью, чем я – своей.

Она говорила тихо и немного запальчиво – видимо, дурной сон все еще действовал на нее. В сущности, то, что ей понравился жених, ничего не меняло – брак устраивался помимо ее согласия.

Сен-Обэн молча взялся за уздечку Дженевры и остановил обеих лошадей. Позади них Алан и остальная свита натянули поводья и сгрудились беспорядочной группой. Послышались громкие пререкания, крики, всхрапывание коней и стук копыт.

Прищурившись, Сен-Обэн поглядел на Дженевру. Не обращая внимания на сутолоку, вызванную внезапной остановкой, он холодно произнес:

– Если вам неугодна эта свадьба, мистрис, надо было объявить об этом на помолвке.

Потрясенная Дженевра тщетно пыталась сохранить спокойствие.

– Дело не в том, что мне неугодна эта свадьба, милорд, просто я хотела сказать, что моего согласия никто не спрашивал. Что же касается выбора графа Нортемпстона, то я им весьма довольна, – более спокойно продолжала она.

– Дочерям приходится выходить замуж согласно воле их отцов. А если они возражают, их выдают замуж насильно. Любовь в договор не включается. Только земли, деньги, власть. Женщинам вообще редко дается право голоса. Так же, как вилланам.

Он еще крепче сжал уздечку в руках, отчего драгоценные камни на его перчатке вспыхнули.

– Леди воспитывают для того, чтобы они следили за порядком в замке и вынашивали для своих супругов детей. Вот их удел. Если, конечно, они не предпочтут удалиться в монастырь.

– И никому даже в голову не приходит подумать об их счастье, – горько заметила Дженевра. – Они не имеют права защищать себя, даже если их господин вздумает побить их, как свою лошадь, собак или слуг.

Сен-Обэн внимательно смотрел на нее. Лоб его перерезали морщины.

– Вы думаете, что я стану бить вас? – сурово спросил он.

Дженевра ответила ему смелым взглядом, несмотря на то что внутри у нее все дрожало. Почему он столь суров? Неужели так трудно улыбнуться? Гневается? Ну и пусть! Ведь даже гнев его легче выносить, нежели это вежливое безразличие.

– Нет, милорд, я так не думаю, – честно призналась она. – Я считаю, что мне выбрали весьма достойного жениха.

Резко кивнув головой, Сен-Обэн отпустил ее поводья и сжал бока своей лошади. Дженевра молча последовала за ним.

Вскоре они достигли общинной земли, где мужицкая животина паслась вместе со скотом их лорда. Добравшись до открытой местности, они поскакали быстрее, а потом по призыву Сен-Обэна вся компания перешла на легкий галоп, гончие старались не отставать от всадников. Плащом Дженевры завладел ветер, капюшон упал ей на спину. Она высвободила из-под плаща косу, подставляя голову холодному ветру, стремительно летевшему ей навстречу. Плащ Сен-Обэна тоже развевался, а перья на шляпе играли на ветру. Однако лицо его сохраняло мрачное выражение. Казалось, он пустился вскачь не удовольствия ради, а чтобы разогнать плохое настроение.