Рубидий - Михаил Харитонов

— Зря ты на Китеж гонишь. То есть они, конечно, говнюки и делают говно, но тут они не виноватые. Это Эдик. — сказал Корнев. — Каждый раз заклинал твой куб. А потом шёл к Стелле. У неё по вторникам короткое дежурство было, помнишь?

Саша давно подозревал — да чего уж там, знал — что жена гуляет налево. Но слышать это сейчас и от Витьки было как-то ну очень неприятно.

— Да ты не плакайся, — Корнеев похлопал его по плечу. — Она не виновата. Он её приворожил слегка. Стелка твоя баба податливая. Ну и помогал ей по всяким мелочам. Квартирку там магией убрать, бижутерию в брюлики на вечер превратить... Вот это вот всё. Бабе тоже ведь помогать нужно. И по быту, и по всему. Ты-то ведь не можешь.

Саша в очередной раз вспомнил, какой из него маг, и ему стало так гадко, что он, наконец, решился.

— Вот что, Витька, — сказал он. — Пойду-ка я к Наине. Выжру. Хочешь — со мной иди. Но если ты меня ещё раз оскорблять начнёшь... не знаю.

Витька посмотрел на приятеля с некоторым уважением.

— У Наины дурь крутая, — сказал он. — Не знаю, как у тебя, а мне башку начисто сносит. Давай всё-таки спирт. И хрен с тобой, ща дубля сварганю, он бутеров захватит, — великодушно предложил он.

Дверь снова открылась. Это опять был Эдик Амперян.

— Извините, что отвлекаю, — вежливо сказал он. — Модест собирает всех в актовом зале. Какое-то срочное сообщение.

— Никуда я не пойду, — заявил Привалов.

— Я очень сожалею, но у меня совершенно чёткие инструкции, — ответил Эдик, складывая пальцы в мудру направленной трансгрессии. Вспыхнуло, погасло, и Привалов с Корнеевым очутились в актовом зале, битком набитом сотрудниками.

Стульев не было, так что все сидели кто на чём. Какой-то седой дедуся из отдела Абсолютного Знания восседал на старинном медном арифмометре. Володя Почкин делил крохотную табуретку с престарелым колдуном Неунывай-Дубино из отдела научного атеизма. Корнееву повезло: его перетащило вместе с креслом. Привалову повезло меньше: вводилка, на которой он сидел, осталась в лаборатории.

Он беспомощно оглянулся и вдруг почувствовал, что в икру ему что-то упирается. Оглянувшись, он увидел косо срезанный пень, растущий прямо из паркетного пола. Видимо, кто-то из сильных магов сжалился над ним и организовал для него место. Решив, что дарёному коню в зубы не смотрят, Привалов осторожно опустился на пень. Тот оказался неожиданно удобным.

Внезапно все замолчали — ровно так, как бывает в случае применения заклятья Абсолютной Тишины.

На трибуне материализовался замдиректора по административно-хозяйственной частьи Модест Матвеевич Камноедов. Его лоснящаяся физиономия была полна, как супница,  торжественной скорби. Чего было больше, скорби или торжества, сказать было затруднительно — и того и другого хватало с избытком.

— Товарищи и граждане! — зычный голос завхоза заполнил зал.

— Господа и мадамы! — съегозульничал кто-то из передних рядов.

— Вы это прекратите, это вам не балаган, — сказал Модест Матвеевич грозно, но не вполне уверенно. Привалову почему-то вспомнилось жиакомовское "господа".

Кто-то захихикал. Модест сурово посмотрел в зал. Хихиканье тут же прекратилось: хозяйственник был крут и шутливых не любил.

— У меня срочное информационное сообщение, — продолжил тем временем Модест. — Директор Института, Янус Полуэктович Невструев, сегодня в полночь, э-э-э...

— Эмигрировал? — снова донеслось из передних рядов.

Все ожидали, что Модест на сей раз разгневается. Вместо этого сотрудники увидели редчайшее зрелище — растерянность на лице завхоза.

— В каком-то аксепте, — наконец, выдавил он из себя. — В хорошем смысле, — добавил он быстро.

— Это как? — заинтересовался неугомонный товарищ в первом ряду.

— Вы это прекратите, — повторил Модест. — Согласно штатного расписания и изысканиям наших отечественных учёных, — начал он, — директор НИИ ЧАВО, товарищ Янус Полуэктович Невструев, существовал в двух экземплярах. Как было установлено компетентными органами, это происходило от того, что второй экземпляр директора двигался во времени назад, тем самым создавая эффект контрамоции, то есть движения во времени взад. Доступно?

Привалов тяжело вздохнул. То, что один из Невструевых — контрамот, установили никакие не компетентные органы, а он сам лично. Но этого почему-то никто не помнил. Как и прочих его, Привалова, заслуг. Они как-то очень быстро забывались. Зато все превозносили Ойру-Ойру, создавшего "теорию фантастической общности", непонятно кому и зачем нужную, или того же Почкина, год назад написавшего статью в "Вопросы чароведения", считающуюся гениальной. Статья была посвящена гауссовости приращений в теории стандартного М-поля и целиком основывалась на расчётах Привалова. Однако упоминать Привалова Почкин в тексте не счёл нужным, объяснив это тривиальностью сашиного труда. "Понимаешь, Санёк" -  сказал он ему в ответ на робкую претензию, — "с тем же успехом я мог бы упомянуть арифмометр". Саше, как обычно, стало стыдно. Он долго корил себя за примитивные чувства, недостойные настоящего мага, и даже тратил лишние минуты на осмотр ушей — не полезла ли из них шерсть. Шерсть не лезла, Саша радовался. Но глупая обидка осталась и жила где-то в глубине души своей жизнью, время от времени вылезая наружу.

— В общем и целом, — продолжил Модест, — вчера в полночь, то есть сегодня в прошлую полночь, то есть в состоявшуюся сегодня полночь Янус Полуэктович провёл научный опыт, в результате которого, некоторым образом, — он снова замялся, подыскивая в своём лексиконе подходящие формулировки.

В этот момент воздух колыхнулся, и рядом с Камноедовым возник Янус Полуэктович.

Вид у него был чрезвычайно торжественный. Директор явился в парадном финском костюме, при галстуке, украшенном золотой булавкой, и в жёлтых ботинках, по виду заграничных. В руке он держал кожаную папку.

— Так, — начал он. Голос у него был мощный, ровный, легко накрывающий зал.

Модест вытаращился на него, как на саламандру, самовозгоревшуюся посреди вверенной ему территории.

— Извините, Модест Матвеевич, — быстро сказал Янус. — Я сам расскажу. — Он выразительно посмотрел на Камноедова.

Тот с огромной неохотой освободил место, всем своим видом выражая живейшую готовность занять его снова при первой же возможности.

— Должен сообщить, — сказал Янус Полуэктович, — что находящийся перед вами субъект не является настоящим директором Института. Я — созданная им сложная наведённая галлюцинация с ограниченным сроком годности.

— В таком случае немедленно освободите трибуну! — тут же заявил Камноедов. — Не будучи сотрудником Института, вы не имеете пра...