Кристалл в прозрачной оправе. Рассказы о воде и камнях - Василий Авченко

Почему ивась вернулся? Сейчас учёные изучают его численность и решают, стоит ли возобновлять полномасштабный промысел. Пока склоняются к тому, что скорого возвращения «большого ивася» ждать не стоит. Но, может, они ошибаются.

Водятся у нас торпедоподобные пиленгасы, родичи которых известны западным людям как кефаль. Вообще наша картина мира безнадёжно искажена евроцентризмом, и мало кто знает о пиленгасе, о касатке-скрипале, или, к примеру, о сахалинском древнем ящере десмостилюсе, прекрасно плававшем и нырявшем.

Полёт пиленгаса

В «пиленгасе» – загадочная нерусскость. Его часто пишут через «е», видимо, связывая с навигационным «пеленгом», хотя лучший штурман, безусловно, не пиленгас, а лосось, умеющий не заблудиться в океане и вернуться к родной речке. По правде говоря, никто толком не знает, как правильно писать слово «пиленгас».

Пиленгас столь же необычен, как и его имя. Питается он непонятно чем – какой-то травой, и поэтому его не ловят удочкой. Может жить и в реке, и в море и к тому же любит выпрыгивать из воды, совершая по десятку прыжков подряд. Однажды при мне отдыхающие на пляже близ Находки оглушили пиленгаса, опрометчиво прыгавшего вокруг них, ластом и вытащили на берег. Из него готовят прекрасное заливное и уху.

…Корюшка, селёдка, минтай, камбала, навага – сколько же в нас сформировано ими.

Порой слышишь о том, как местным рыбакам попадается нечто совсем странное, только при помощи ихтиологов определяемое как спинорог, или рыба-лапша (натуральная прозрачная лапша-фунчоза с еле заметными чёрными точками глаз), или бокоплав, или летучая рыба, или японская собачка, лицом действительно похожая на пекинеса. Есть «зубатка дальневосточная» – метровое страшилище, не имеющее никакого отношения к корюшке-зубатке; какие-то особые бычки с фосфоресцирующей синим, как камень лабрадорит, чешуёй; лисичка сахалинская, паллазина бородатая, безногий опистоцентр, длиннобрюхий маслюк (не подумайте, что я бранюсь), рыба-лягушка, малоголовый ласточкокрыл, волосатая рогатка, раздувающаяся шаром, люмпен Павленко, элегантный керчак, японский гипероглиф – всё это официальные термины. Не обязательно смотреть на изображения этих рыб – достаточно произнести их названия, и всё станет примерно ясно. Эти рыбы взялись словно из бредового видения; и всегда найдётся человек, который расскажет тебе о создании, не виденном тобой ни разу, хотя и ты всю жизнь прожил у того же самого моря.

После аварии на японской АЭС «Фукусима-1» стало проще: появление любой странной рыбы можно списать на радиацию.

В последнее время модной стала рыба лакедра, но я ещё не узнал её в лицо. Ничего – впереди ещё полжизни.

Честное слово, я не очень удивлюсь, если завтра увижу в море русалку. По-моему, даже учёные не знают всего, что водится в наших морях. Обитатели наших – таких домашних, казалось бы, глубин – напоминают инопланетян, «чужих». Больное воображение человека создаёт новые миры, и что привидится ему в горячечном кошмаре, то и зарождается в море.

Будучи человеком приморским, я уважаю и речную рыбу – в отличие от многих моих земляков, считающих, что всё пресноводное «пахнет илом». Может, тут дело в неизбежной лёгкой снисходительности, с какой морские люди относятся к «сухопутным» и к любой воде, у которой можно разглядеть противоположный берег; в приморском географическом и даже гастрономическом шовинизме. Но тут я с земляками не соглашусь. Предубеждение у меня только против ненашей рыбы – то есть западной, странной, чужой.

Во Владивосток привозят рыбу с реки Лефу и с озера Ханка – змееголовов, сомов, сазанов, толстолобиков. В Ханке, самом крупном пресноводном водоёме Дальнего Востока, водятся редкий китайский окунь «ауха», дальневосточная черепаха, рыба «амур». Ханка – озеро трансграничное, частично китайское. Интересно, какой национальности рыба в речке Туманной (Туманган по-корейски, Тумэньцзян по-китайски), протекающей на самом юге Приморья, в месте смычки сразу трёх госграниц.

Помню огромных усатых сомов реки Лефу-Илистой. С особым чувством вспоминаю касатку-скрипаля. Это буроватая, гладкая (без чешуи), вкусная в ухе рыбка, усатая, похожая одновременно на сомёнка и на маленькую акулу, а то на крылатую ракету из позднесоветских карикатур про американскую СОИ. На спине и по бокам – три крепких и острых (похоже, ядовитых – уколы от них болезненны и долго не проходят) колючки с особыми зазубринами. Из-за колючек её боятся есть другие рыбы, но сама она ест всё. Даже выпотрошенная касатка способна некоторое время плавать; однажды я наблюдал, как отрезанная голова долго дышала жабрами. Касатка, вынутая из воды, громко и возмущенно скрипит своими колючками, сжимая их и разжимая, за что и получила прозвище «скрипаль» или «скрипун». Есть ещё другая касатка, покрупнее, зовущаяся плетью.

Дед мой, в пятидесятые и шестидесятые руководивший в Приморье то районами, а то всем сельским хозяйством края, как-то встречал в Черниговке vip-гостей – писателей из Москвы, возвращавшихся из поездки по Китаю. Они рассказали, как китайцы угостили их чудо-рыбой, которая водится будто бы только в одном секретном озере Поднебесной. Дед понял, о чём идёт речь, пошёл на Лефу и за полчаса наловил скрипалей: «Эта?» – «Она…».

А змееголов – пресноводная рыба длиной под метр, которая может обходиться без воды несколько суток, дыша воздухом и хрюкая, и переползать по суше из одного водоёма в другой? Некоторые источники указывают, что змееголов способен и охотиться на суше (или, по крайней мере, умел во времена Янковских и Бринеров, заставших дикое Приморье). Он славится светлым вкусным некостистым мясом, из него готовят прекрасное заливное, хорош он также в ухе, в жарёхе, запечённый в фольге и т. д. В корейских преданиях, записанных Гариным-Михайловским в конце XIX века, фигурируют плавучие не то удавы, не то крокодилы, под которые, возможно, маскировались именно змееголовы, достигающие двух десятков килограммов.

В Амуре водится калуга – осетровая рыба, никакого отношения к одноимённому городу не имеющая, – и собственно амурский осётр.

Великолепные северяне – муксун, чир, голец – достойны отдельных романов и фильмов.

Благородные рыбы холодных чистых рек – таймень, ленок, хариус.

Таймень – название явно нерусское, но такое понятное: стремительная, хищная, холодная, жестокая рыба.

Таймень. Амурская область, верховья реки Ток

Хариус (тут слышится изящество, несмотря на «харю») – невзрачная, казалось бы, серебристая рыбка с вдруг разворачивающимся оперением попугайской яркости. Слово «хариус» имеет псевдолатинскую конструкцию, как какой-нибудь «архивариус», но в обиходе экзотическое окончание смазывается: хариусы одомашнились до «харюзов», «харюзков».

Где-то в верховьях Колымы есть высокогорное озеро Джека Лондона, названное так романтичными советскими геологами 1930-х. Протокой Вариантов это озеро соединено с озером Танцующих Хариусов. Никогда там не был – и побывал бы куда охотнее, чем на курортах Египта, Турции или Таиланда, где я тоже никогда не был. И не стремлюсь.

Иные

Часто ценные продукты мало употребляют в пищу… Люди вынуждены были приспосабливаться к окружающей их природе и употреблять доступные им продукты. Постепенно к этим продуктам вырабатывалась привычка, со временем перешедшая в инстинкт… Важно, чтобы население освободилось от традиционной антипатии к тому или иному виду пищи, которая прививается с самого раннего детства… Употребление морских продуктов полезно для здоровья человека.

Морская жизнь разнообразнее речной и озёрной: червяки, моллюски, губки, трепанги, ёжики, звёзды и всевозможное чёрт-те что. Речная подводная жизнь похожа на чёрно-белую документальную ленту, морская – на фантастически-наркотический мультфильм.

Звёзды чаще всего попадаются двух видов: патирии – коротколучёвые сюрикэны, густо-тёмно-синие с ярко-оранжевым, и амурские – нежно-фиолетовые, с длинными лучами, покрытыми светлыми наждачными колючками с наружной стороны и крошечными шевелящимися присосками с внутренней. К Амуру последние не имеют никакого отношения. Амур протекает чуть ли не в тысяче километров к северу, просто на юге Дальнего Востока когда-то было принято всё нарекать «амурским» или «уссурийским». Сильнее всего от этого пострадал окрещённый столь опрометчиво Амурский залив. Когда капельмейстер 11-го Восточно-Сибирского полка Макс Кюсс во Владивостоке, тоскуя от несчастной любви к чужой жене Вере Кириленко, написал свой знаменитый вальс, он назвал его «Залива Амурского волны». Потом, когда Кюсса уже убили в Одессе фашисты, вальс переименовали в «Амурские волны», и появились слова, окончательно разорвавшие связь вальса и Владивостока: «Плавно Амур свои волны несёт…». Так произошёл рейдерский захват вальса хабаровчанами.