Спасти президента - Лев Гурский

Сердюк за моей спиной горестно завздыхал. Должно быть, он вспомнил хороший анекдот, который, увы, был не вполне дипломатичным. Я не стал оборачиваться к нему. Пусть поработает мозгами, полезно.

Кроме Президента в свитере и Зубатова в колосьях на внимание проезжающих претендовал еще и Генерал с тяжелым квадратным подбородком. На плакате Генерал изображался в пятнистой камуфляжной форме и фуражке с орлом. И у этого претендента были недурные шансы. Люди с квадратными подбородками готовы были голосовать за своего обеими руками. Позицию же Генерала по русско-украинскому вопросу до сих пор узнать не удавалось — ни дипломатам, ни Безпеке, ни даже журналистам. Возможно, Генерал еще не выработал взглядов на сей счет: как политику ему было меньше годика — младенец, да и только. Его агуканье было грозным, но пока неразборчивым... Зато уж позиции остальных претендентов нам были известны. Мы знали, например, что Товарищ Зубатов активно настаивает на перекройке границ и переделе земель и вод. Все воинственные заявления Думы провоцировались зубатовской фракцией. Наша Верховная рада не успевала давать отпор каждому зубатовскому чиху, хотя занималась уже исключительно этим, с утра до вечера, делая только перерывы на обед и пресс-конференции. Вечный двигатель демократии, работающий вхолостую...

Мимо окон «Чайки» проплыл еще один черный костюм Товарища Зубатова, за ним — пятнистый генеральский комбинезон. Потом сразу три президентских свитера подряд. Три седых пробора, три дедушкиных улыбки, три добрых совета сделать правильный выбор. Киев уже выбрал. Было решено, что победа Президента России все-таки больше отвечает интересам Украины, чем выигрыш любого из остальных кандидатов. К нынешнему мы притерпелись. С нынешним мы договоримся. Он хоть не потребует от нас всего, сразу и быстро. Меньшее зло — уже почти и не зло с точки зрения БПЦ, Большой Политической Целесообразности.

Потому-то сегодня я и еду в Кремль: выразить поддержку официального Киева официальной Москве. Только дружелюбие, ничего кроме. Дела финансовые прибережем до после выборов...

— Вспомнил! — воскликнул из-за спины Сердюк. — Самый подходящий. Ни раввинов, ни чукчей, ни Чернобыля. Ничего взрывоопасного. Анекдот о жопе. Приличный.

Я обернулся. Референт лучезарно улыбался. Мои хлопчики-охранники Дмитро и Олесь ерзали на сиденье. Они не знали теперь, как вести себя, если им сердюковский юмор понравится, а высокому охраняемому начальству — нет. Должны ли они смеяться или правильнее будет не смеяться?

— Жопа, — с удовольствием начал Сердюк, — обращается с жалобой в Совет Безопасности ООН. Она жалуется, что, во-первых, разделена на две части. Во-вторых, к голосу ее никто не прислушивается...

Не выдержав, Дмитро хихикнул. Олесь еще сдерживался.

— ... И в-третьих, пресса до нее доходит в самую последнюю очередь.

Презрев свой высокий должностной ранг, я захохотал. Анекдот был грубоват, но остроумен. Для тех, кто сталкивался хоть раз с ооновскими документами, он имел дополнительную прелесть. И, кажется, его можно рассказать в Кремле, не рискуя накликать межгосударственный скандал. Глядя на меня, Олесь и Дмитро стали радостно смеяться. Они были счастливы, что их мнение рядовых охранников совпало с мнением премьер-министра республики Василя Козицкого. Народ и власть продемонстрировали свое единство.

— Хороша шуточка? — с торжеством спросил Сердюк, оглядывая салон «Чайки». Он подтвердил свое право называться референтом и давал мне понять, что готов к более сложным и ответственным поручениям председателя Кабинета министров.

— Це не гарно, — вдруг сказал тяжело молчавший шофер. — Чому Крым называты сракою? Недобрэ.

Сердюк вздрогнул и переменился в лице.

— Какой Крым? При чем тут Крым?! — воскликнул он, чувствуя, как победа выскальзывает у него из рук. — Я ему про жопу, а он про Крым! Василь Палыч, не слушайте этого дурака! Рулишь — вот и рули.

— Сам ты дурень, — с достоинством произнес шофер «Чайки». Яша не боялся связываться ни с референтами, ни с Безпекой, ни с московским ГАИ. Истина для него была дороже всего.

Старым дурнем, однако, был я. Ругал референта за чукчей и раввинов — и сам же прохлопал намек величиной с Чумацкий Шлях. Спасибо патриоту Яше, не дал пропасть.

— Ой, и правда, Василь Палыч, Крым, — упавшим голосом сказал Дмитро. Ему тоже открылся чудовищный подтекст Сердюковой шутки. — У меня свояк в Симферополе, русский. Там митинги идут все время: к голосу их не прислушиваются, газеты русские не доходят. И телевидение отключили, первый канал. Только наше одно и показывают, на ридной мове...

— Про телевидение у меня ничего не говорилось, — защищался Сердюк. Уже просто из духа противоречия. Он догадался, что его юмор все равно будет отвергнут. Если даже шофер обнаружил в анекдоте намеки, то российский Президент запросто может найти обиднейший скрытый смысл. Лишний раз муссировать Крым — значит сыпать соль на раны. Ничего себе поддержка перед выборами! Хорош бы я был, рассказав в Кремле такую байку.

Я даже не стал бранить горе-референта за нашу общую с ним глупость, а просто отвернулся к окну «Чайки» и машинально принялся считать плакаты. Свитера по-прежнему лидировали с большим перевесом, костюмы и камуфляжные комбинезоны заметно отставали. Один раз мне померещилось, как среди седых проборов, залысин и генеральских фуражек с орлом мелькнул вдруг странный головной убор, зеленый и с цветочком. Из-под зелени скалил зубы кто-то с серьгой и в темных очках. Я поспешно затряс головой, чтобы галлюцинация пропала. Она послушно пропала.

— С вами все в порядке, Василь Палыч? — осторожно осведомился Сердюк. Я, наверное, слишком резко дернулся, отгоняя безумное видение. — Не знобит? Может, закрыть окошко?

— В порядке, в порядке, — проворчал я, не оборачиваясь. Тоже мне, Айболит нашелся.

Чувствовал я себя до неприличия здоровым. Даже легкий насморк, прицепившийся ко мне в Борисполе, сейчас отстал. В другое время я обрадовался бы отменному самочувствию, но теперь почти пожалел, что печень, и почки, и желудок, и даже любимый радикулит затаились, не проявляя своего пакостного нрава.

Мне вдруг захотелось заболеть — только бы не ехать сейчас в Кремль.

Темное беспокойство зашевелилось где-то глубоко внутри, вопреки всякой логике и здравому смыслу. Интуиция, чертова сволочь. Внутренняя Безпека, которая всегда с тобой. У этой паршивки манера та же, что и у ведомства Сердюка: лучше перебдеть, чем недобдеть. Лучше прослыть паникером, чем проморгать грядущие опасности — чаще всего, разумеется, мнимые. Ничего неожиданного в Кремле не будет. Протокольные объятия, коммюнике, фуршет. Про косу Тузлу мы оба будем помалкивать. В крайнем случае тихо всплывет вопрос о долгах за нефтепоставки. Если всплывет, я его тихо же и утоплю. В горилке. За два дня до выборов сюрпризов здесь не бывает.

И все-таки мне стало неуютно.

Еще раз обругав себя старым дурнем, я невольно стал прикидывать в уме, что же будет, если премьер-министр Украины Козицкий вдруг почувствует себя нехорошо по пути в Кремль. В принципе ничего особенного не будет. Славянское братство никуда не денется. Официальную поддержку Киева Москве можно выразить и завтра. И по телефону. А еще лучше — в письменной форме. Если бы премьера Василя Козицкого настиг приступ радикулита или почечная колика, Президент России наверняка бы не обиделся на него. Президент и сам перенес операцию на сердце, знает, что организму не прикажешь.

Я зажмурился и стал прислушиваться к своим ощущениям: не собьется ли сердце с ритма, не заколет ли в боку? Еще не поздно довериться интуиции и повернуть назад...

Поздно. Наша «Чайка» уже плавно тормозила.

— Приихалы, Василь Палыч, — сказал водитель Яша.

5. «МСТИТЕЛЬ»

Когда не стреляли, сержант наш любил побазарить. До службы он год проучился в каком-то навороченном институте, вылетел оттуда за пьянки-блядки и считал себя великим умником. Особенно среди таких дураков, как мы. «К каждому человеку нужен особый подход, — важно говорил он, прихлебывая из фляжки. — Индивидуальный. Поняли, вы, чморики? Ну-ка повторяйте по слогам. Ин-ди...» — Он шарил вокруг своими прозрачными зенками, ища того, кто осмелился бы промолчать. Такого он запросто отметелил бы за неподчинение командиру в боевых условиях. «... ви-ду-аль-ный», — вразнобой тянули мы, дружно мечтая, чтобы пуля снайпера-боевика поскорее заткнула скотине пасть. Но снайперы с сержантом были заодно и нарочно промахивались по такой здоровущей цели. В той сволочной войне все они были заодно: духи и отцы-командиры, тыловые воры и ублюдки-журналюги, генералы и депутаты, наши жирные попы и ихние визгливые муллы. Все. Заодно — и все против нас. Мы были их общей ошибкой, за которую никто из них не желал расплатиться. Ни один говнюк, в погонах или без. И лучшее, что мы смогли бы сделать для мамы-Родины — подохнуть вдали от нее, по возможности тихо.