Адепты стужи - Александр Маркьянов

Touts will be shot…

Это написано поверх одного из бесчисленных плакатов, развешанных британской оккупационной администрацией. Смех и грех — но такие плакаты обычно вешают там, где произошел взрыв — чтобы плакатом прикрыть от людских взоров изрешеченную стену. Вот и здесь — мелкие выбоины — это кверху мелкие, внизу они крупнее — на кирпиче, большой, бросающийся в глаза плакат, на котором черным по белому написано: «If you have information about murders, explosions or any other serious crimes, please call……… In complete confidence.» [Если вы знаете, что либо о террористах, убийцах и прочем серьезном криминале, просим позвонить……… Все звонки конфиденциальны. ] А поверх этого плаката, как символ сопротивления, продолжающегося годами и десятилетиями на этой оккупированной земле — touts will be shot…

Этот город давно уже мертв, это видно любому, кто приезжает сюда. Да, по улицам ездят машины и ходят люди, да торгуют магазины, если на улице нет очередных беспорядков — но этот город мертв. Мертв — потому что его убили и сейчас это — просто разлагающийся труп. Только вместо мертвечины здесь остро пахнет взрывчаткой…

В этом городе идет война. Самая настоящая война, улицы — как линия фронта, пули не щадят никого. Этот город — Белфаст — словно провалился в какое-то чудовищное вневременное существование, где жизнь сверяют не по праздникам, а по взрывам и беспорядкам, где наизусть помнят всех павших в кровавой братоубийственной бойне, и где каждый пятилетний пацан, неважно из католического или протестантского квартала, знает, чем он будет заниматься, когда вырастет.

Он будет убивать…

В этом городе я живу уже не первый год, и все равно не могу привыкнуть к нему. Этот город живет совсем не так как другие, тот кто здесь побывал, может опознать его с завязанными глазами. Здесь тумбы с цветами сделаны массивными и стоят аж на сваях, чтобы остановить заминированную машину, направляющуюся к зданию, здесь на главной улице выбито больше половины стекол в домах, а несколько зданий разрушены взрывами. Здесь процветают стекольщики и гробовщики, здесь на каждой лавке решетки как в тюрьме, здесь у каждого оружие законное или незаконное. Здесь не редкость автоматная очередь на оживленной улице — и тогда прохожие все как один профессионально падают на землю и отползают в укрытия — поэтому здесь специально сделан такой высокий бордюр — как укрытие от пуль и для того, чтобы водитель не смог разогнаться и направить машину на полной скорости на идущих по тротуару прохожих. Здесь полицейских участков нет — есть крепости, из которых на патрулирование выезжают бронированные уродливые Лэндроверы, всегда не меньше, чем по две штуки. Армия здесь настолько боится засад на дорогах — что основные перевозки личного состава происходят по воздуху, на военной базе Бессбрук в Южном Армаге находится самый большой вертодром в мире. Здесь нет ни лета, ни зимы — какое-то безвременье, осень плавно переходящая в весну. Здесь поразительное количество совсем молодых, хромых людей — старая забава религиозных экстремистов, как протестантов, так и католиков — «починка колена». Сделать можно только две ошибки — на первый раз прострелят левое колено, на второй правое. На третий раз выстрелят в голову.

Touts will be shot…

Я лежу, замаскировавшись на чердаке старого четырехэтажного дома, и жду свою цель. В руках моих — бесшумная снайперская винтовка двадцать второго калибра, ее я брошу после акции. Три варианта отхода, два — по люкам, ведущим из подъезда на чердак, еще один — по пожарной лестнице. Еще у меня в кармане веревка, длины и крепости достаточной, чтобы привязать ее и спуститься по ней во двор — получается четвертый вариант отхода и есть навыки городского альпинизма — можно спуститься вниз и по балконам. Это пятый вариант. Пять вариантов отхода — более чем достаточно в такой ситуации — тем более, что преследования стоит ожидать, только если все пойдет не так, как надо…

Меня зовут Александр Воронцов, и это мое настоящее имя, данное при рождении. Сейчас я действую под другим именем — но это издержки профессии, так сказать. Здесь я уже больше двух лет, и с каждым днем я задаю себе все больше и больше вопросов. Вопросов, ответы на которые найти невозможно — по крайней мере, не здесь, в этом проклятом городе…

Touts will be shot…

Я жду патруль. Британцы настолько глупы — а может просто броневиков не хватает, здесь их в последнее время взрывают то и дело — что отправляют на патрулирование пешие патрули. Патрулируют так только в кварталах лоялистов, [лоялисты — протестанты, лояльные властям] потому что сами британцы тоже протестанты и вроде как свои. В католическом квартале патрулировать без броневика смерти подобно, там даже пятилетний пацан может кинуть под ноги бутылку с зажигательной смесью или выстрелить в спину из пистолета. Последнее, что учудили люди из белфастской бригады ИРА [ИРА — Ирландская республиканская армия, опасная террористическая организация] — выстрелили по одному из полицейских участков из реактивного огнемета «Шмель». В этом участке потом побывал и я — до сих пор помню шибающий в нос запах бензина, опаленные адским пламенем стены и черный жирный пепел, покрывающий пол и то, что когда то было мебелью. При взрыве снаряда Шмеля в закрытом помещении температура там повышается до двух тысяч градусов, горит даже воздух — что уж говорит о человеческом теле. Жирный пепел — все что осталось от полицейских, погибших в этом аду. Еще остался вопрос — откуда боевики ИРА взяли русский реактивный огнемет, и есть ли у них возможность достать еще несколько. Смешно — но точно также могу погибнуть и я — запросто. Будет — идиотская гримаса судьбы, потому что именно я за несколько дней до теракта выложил на одном из американских форумов, посвященных кладам взятые по GPS и зашифрованные координаты ямы, где закопан реактивный огнемет. Так русская разведка снабжает боевиков ИРА самым современным оружием — некая агентура доставляет снаряжение, прячет его, координаты тайников передаются мне, а я уже — распределяю снаряжение по разным группировкам. Ни один из них не только не видел меня — но и не слышал моего голоса, все общение происходит посредством интернета. Кое-какие акции провожу и я сам, лично — с террористами плотно связываться не хочется, среди них есть немало осведомителей британской службы безопасности. Кому как не мне это знать…

Touts will be shot…

Наконец, в конце улицы появляется патруль — стандартный пеший патруль для белфастских улиц, десять человек. Они медленно идут по улице, по середине проезжей части, ощетинившись винтовками. Двое замыкающих и вовсе всю дорогу пятятся, прикрывают тыл — здесь любят стрелять в спину. Движение мелкими шагами, ствол винтовки отслеживает безмолвные окна, дети скрываются едва завидев патруль, взрослые останавливаются. Каждый готов в любой момент открыть огонь — на движение на крыше, по подозрительному человеку, да просто так — чтобы заглушить рвущийся наружу ужас. Хотя здесь их единоверцы — они не чувствуют себя в безопасности, здесь вообще нигде нельзя чувствовать себя в безопасности…

Сейчас посмотрим. Краем уха я слышал, что на вооружении патрулей появились компактные устройства, подавляющие радиосигналы. Если это так, и у этого патруля есть одно — я его просто пропущу. Ну а если нет…

Палец нажимает на кнопку дозвона сотового телефона — СИМ карта куплена уже давно, больше года назад на подставное лицо и по ней меня никак нельзя опознать. Еще один телефон стоит в устройстве, установленном под днищем старого Ровера, припаркованного внизу на улице, тоже купленный на подставное лицо. Три мины МОН-50 мне передали одновременно с огнеметом «Шмель»…

Есть!

Выворачивающий душу визг стальных осколков повисает над улицей, Ровер, кажется, аж подпрыгивает, когда под днищем взрываются все три мины, поставленные так, чтобы зацепить осколками как можно большую площадь. Они и цепляют — почти нет дыма, не видно вспышки — зато миг — и семь членов британского пешего патруля из десяти истекают кровью на проезжей части, мгновенно лишившись ног.

Touts will be shot…

Оставшиеся трое, конечно должны поступать так, как предписано инструкцией — найти укрытия, занять круговую оборону и дождаться подкрепления. Но во-первых — один из корчащихся в луже крови на асфальте — радист группы и рация у него. А во-вторых — бросить тех, с кем ты завтракал утром в столовке истекать кровью на дороге — выше сил любого. Я бы не бросил. Трое оставшихся в живых уже не отслеживают то, что происходит вокруг — они бросаются к распростертым на асфальте фигурам в зеленом камуфляже. Я спокойно поднимаю винтовку.

Выстрел. Выстрел. Выстрел.

На винтовке глушитель, поэтому звук выстрела в этом калибре не слышен вообще — его не слышу даже я. На каждом из солдат патруля бронежилет — но винтовка настолько точна, что позволяет укладывать пули ровно в тут точку на человеческом теле, какую ты хочешь. Винтовка полуавтоматическая — американская, развлекательная, производства Ruger, самая распространенная модель десять-двадцать два. Пуля этого калибра, несмотря на малый вес и малую энергию на близкой дистанции очень опасна — она свинцовая, безоболочечная и причиняет тяжелейшие ранения. Двое биты чисто, в голову, третий дергается и пуля попадает в шею — тоже не жилец. Мгновение — и трое оставшихся в живых падают на асфальт, окропляя его кровью, которой тут и так более чем достаточно.