Удар катаны - Анатолий Анатольевич Логинов

Бурные дебаты в парламенте продолжались всего лишь один день, после чего депутаты практически единодушно поддержали предложение о соблюдении благожелательного нейтралитета по отношению к русско-японскому конфликту. Причем никаких ограничений на возможность фрахта русскими или японцами английских пароходов наложено не было, хотя первоначально часть депутатов от партии вигов и настаивала на принятии такого постановления…

Берлин, столица Германской империи, уступал блеску великих столиц, вроде Лондона, Парижа, Вены или Санкт-Петербурга. Он представал перед глазами гостей не в виде блестящей столицы империи, а в основном городом десятков заводов и домов для рабочих. Кайзер же Германского Рейха Вильгельм Второй хотел, чтобы Берлин был признан «самым прекрасным городом в мире», для чего он должен был стать городом памятников, проспектов, величественных зданий и фонтанов. Но пока, как он сам признавал: «В Берлине нет ничего, что могло бы привлечь иностранца, за исключением нескольких музеев, замков и солдат». Возможно, именно поэтому сам кайзер постоянно стремился куда-нибудь уехать из своей столицы под любым предлогом. Даже удивительно, что телеграмма из Японии, рассказывающая о печальном происшествии с наследником российского престола, застала его в Городском дворце, в который он только недавно возвратился из Бремена. Причем первой реакцией его на полученное известие, если верить записям в дневнике генерала Вальдерзее, были невольно вырвавшиеся слова.

— О, нет! Неужели «северное путешествие» придется отменить?

Но срочно вызванных во дворец канцлера Лео фон Каприви и статс-секретаря (министра) иностранных дел Марешаля фон Биберштейна он встретил в приподнятом активном настроении. Приказав объявить по всей империи трехнедельный траур и отправить российскому императору послания с выражением сочувствия, Вильгельм потребовал немедленного ответа на вопрос, что следует предпринять. Вогнав в ступор Марешаля и даже ко всему привычного канцлера, который только недавно снял генеральские погоны.

— Ничего не можете без меня решить, — пожаловался кайзер. — Нам необходимо обязательно поддержать русских, если они решат наказать японцев и объявить войну. Возможно даже отправить союзный контингент, который будет воевать вместе с русскими.

— Но, Ваше Величество, — попытался возразить Марешаль, — у нас нет никаких причин поддерживать русских…

— И это говорите мне вы, статс-секретарь имперского правительства! — возмутился Вильгельм. — Ваш предшественник дал бы мне другой совет, даже не раздумывая. Пусть мы не подписывали ни договора перестраховки, ни каких-либо союзных обязательств, но мы должны быть едины в борьбе с желтой угрозой. Кроме того, помощь русским может предотвратить их сближение с французами…

— Полностью поддерживаю вас, мой кайзер, — поспешил согласиться Каприви. — Но необходимо, как мне кажется, первоначально убедиться, что русские действительно будут действовать военной силой. Не помешает также уточнить у армейской и флотской разведок, не могут ли русские нанести поражение японцам имеющимися у них в наличии на Дальнем Востоке силами. В таком случае наш жест…

— В таком случае наш жест станет символом нашего дружелюбия, — перебил канцлера Вильгельм. — Дополнительным аргументом для отказа русских от сближения с Францией. Неужели вы не можете этого понять, майне херрен? Нам не просто необходимо послать такой меморандум. Нам необходимо опередить французов. Германии не нужен союз между Россией и любым другим европейским государством.

— Вы совершенно правы, мой кайзер, — поспешно вступил в разговор фон Биберштейн. — Я прикажу немедленно составить меморандум в подобном духе для отправки в Санкт-Петербург и встречусь с графом Шуваловым[3], чтобы заверить его в нашей безусловной поддержке.

— Вы правильно меня поняли, Марешаль, — ласково улыбнулся Вильгельм. — Отправляйтесь и работайте... А вас, Лео, я попрошу остаться, — попросил он фон Каприви.

— Как вы полагаете, Лео, — опять фамильярно обратился кайзер к канцлеру, — что мы сможем получить от нашей помощи русским?

— Сложно сказать, Ваше Величество, — задумался канцлер. — Торговый договор в первую очередь. Возможно, новый договор перестраховки… Если он нам нужен… Или… Возможность договорится с Британией, — осенило вдруг Каприви, — в зависимости от английских намерений. Можно будет либо отказаться от совместных действий с русскими, якобы под давлением англичан… либо ограничить русские притязания, действуя совместно, а потом выдвинув свои претензии. Предложить, в обмен на двусторонние договоренности, поддержать англичан, организовав новый Берлинский конгресс. К тому же, при любом исходе, будет проще выбить из рейхстага ассигнования на строительство новых кораблей, — Лео вспомнил, как еще недавно, командуя флотом[4], пытался выбить деньги на программу постройки десяти броненосных фрегатов.

— Это тоже, Лео, это тоже. Но самый хороший итог будет, если мы договоримся с англичанами. И тогда… даже мышь не посмеет пошевелиться в Европе без нашего согласия, — бравурные нотки в голосе кайзера не услышал бы только глухой. — Пусть Марешаль разговаривает с русскими, а тебя я попрошу лично переговорить с Мале[5]. Доведи до него наш взгляд на положение вещей и намекни на возможные варианты. Пусть свяжется с Форин оффисом и передаст наши предложения.

— Слушаюсь, Ваше Величество,- канцлер изобразил бравого военного. — Только… Ваше Величество, а вы не пожелали отправить личное послание Его Величеству королеве Виктории?

— Конечно, мой дорогой Лео, сразу, как обдумал случившееся, — как обычно, кайзер автоматически и без сомнений присвоил идею канцлера себе. После чего, попрощавшись, отпустил канцлера. Но вместо того, чтобы написать письмо, приказал адъютанту вызвать командующего флотом адмирала фон дер Гольца и капитана цур зее Тирпица, исполняющего обязанности начальника штаба верховного командования флота. Решить, какие корабли можно будет в случае необходимости отправить в дальнее плавание, кроме бронепалубных крейсеров «Ирэн» и «Принцесс Вильгельм». Эти два скоростных восемнадцатиузловых крейсера с пятнадцатисантиметровыми орудиями являлись безальтернативными кандидатами. А вот с остальными требовалось срочно разобраться. Как оказалось, пригодных для такой экспедиции кораблей имелось совсем немного. Причем броненосцы посылать смысла не было в любом случае из-за отсутствия на море достойного противника. Почетное право перестреливаться с береговой обороной японцев кайзер планировал предоставить русским. Которым придется этим заниматься в любом случае, как одним, так и при наличии союзника или союзников.

Мысль о возможных союзниках закономерно привела кайзера к размышлениям о возможности примирения с французами. Первая попытка состоялась в феврале текущего года. С визитом в Париж отправились вдовствующая императрица Виктория, мать Вильгельма, с дочерью Маргаритой в сопровождении большой свиты, включавшей и несколько доверенных лиц кайзера. Поводом для поездки послужило желание императрицы выразить личную благодарность французским художникам, согласившимся показать свои картины на планировавшейся в Берлине выставке. Истинной целью — узнать мнение французов о возможности сближения двух стран. Первые несколько дней визита прошли спокойно, но затем буланжисты[6] устроили демонстрацию протеста. После этого в прессе появились антигерманские статьи. Дело дошло до беспорядков