Стихи разных лет - Арcений Тарковский

Там нет ни времени, ни смерти, ни апреля, Там дышит ровное забвение без хмеля, И ровное тепло подземных городов, И ровный узкий свист летучих поездов.

x x x

Над черно-сизой ямою И жухлым снегом в яме Заплакала душа моя Прощальными слезами.

Со скрежетом подъемные Ворочаются краны И сыплют шлак в огромные Расхристанные раны,

Губастые бульдозеры, Дрожа по-человечьи, Асфальтовое озеро Гребут себе под плечи.

Безбровая, безбольная, Еще в родильной глине, Встает прямоугольная Бетонная богиня.

Здесь будет сад с эстрадами Для скрипок и кларнетов, Цветной бассейн с наядами И музы для поэтов.

А ты, душа-чердачница, О чем затосковала? Тебе ли, неудачница, Твоей удачи мало?

Прощай, житье московское, Где ты любить училась, Петровско-Разумовское, Прощайте, ваша милость!

Истцы, купцы, повытчики, И что в вас было б толку, Когда б не снег на ситчике, Накинутом на челку.

Эх, маков цвет, мещанское Житьишко за заставой! Я по линейке странствую, И правый и неправый.

ДОМ НАПРОТИВ

Ломали старый деревянный дом. Уехали жильцы со всем добром

Старик взглянул на дом с грузовика, И время подхватило старика,

И все осталось навсегда как было. Но обнажились между тем стропила,

Забрезжила в проемах без стекла Сухая пыль, и выступила мгла.

Остались в доме сны, воспоминанья, Забытые надежды и желанья.

Сруб разобрали, бревна увезли. Но ни на шаг от милой им земли

Не отходили призраки былого И про рябину пели песню снова,

На свадьбах пили белое вино, Ходили на работу и в кино,

Гробы на полотенцах выносили, И друг у друга денег в долг просили,

И спали парами в пуховиках, И первенцев держали на руках,

Пока железная десна машины Не выгрызла их шелудивой глины,

Пока над ними кран, как буква "Г", Не повернулся на одной ноге.

УТРО В ВЕНЕ

Где ветер бросает ножи В стекло министерств и музеев, С насмешливым свистом стрижи Стригут комаров-ротозеев.

Оттуда на город забот, Работ и вечерней зевоты, На роботов Моцарт ведет Свои насекомые ноты.

Живи, дорогая свирель! Под праздник мы пол натирали, И в окна посыпался хмель На каждого по сто спиралей.

И если уж смысла искать В таком суматошном концерте, То молодость, правду сказать, Под старость опаснее смерти.

x x x

Я прощаюсь со всем, чем когда-то я был И что я презирал, ненавидел, любил.

Начинается новая жизнь для меня, И прощаюсь я с кожей вчерашнего дня.

Больше я от себя не желаю вестей И прощаюсь с собою до мозга костей,

И уже наконец над собою стою, Отделяю постылую душу мою,

В пустоте оставляю себя самого, Равнодушно смотрю на себя - на него.

Здравствуй, здравствуй, моя ледяная броня, Здравствуй, хлеб без меня и вино без меня,

Сновидения ночи и бабочки дня, Здравствуй, все без меня и вы все без меня!

Я читаю страницы неписанных книг, Слышу круглого яблока круглый язык,

Слышу белого облака белую речь, Но ни слова для вас не умею сберечь,

Потому что сосудом скудельным я был. И не знаю, зачем сам себя я разбил.

Больше сферы подвижной в руке не держу И ни слова без слова я вам не скажу.

А когда-то во мне находили слова Люди, рыбы и камни, листва и трава.

В МУЗЕЕ

Это не мы, это они - ассирийцы, Жезл государственный бравшие крепко в клешни, Глинобородые боги-народоубийцы, В твердых одеждах цари, - это они!

Кровь, как булыжник, торчик из щербатого горла, И невозможно пресытиться жизнью, когда В дыхало льву пернатые вогнаны сверла, В рабьих ноздрях - жесткий уксус царева суда.

Я проклинаю тиару Шамшиада, Я клинописной хвалы не пишу все равно, Мне на земле ни почета, ни хлеба не надо, Если мне царские крылья разбить не дано.

Жизнь коротка, но довольно и ста моих жизней, Чтобы заполнить глотающий кости провал. В башенном городе у ассирийцев на тризне Я хорошо бы с казненными попировал.

Я проклинаю подошвы царских сандалий. Кто я - лев или раб, чтобы мышцы мои Без возданья в соленую землю втоптали Прямоугольные каменные муравьи?

ЯВЬ И РЕЧЬ

Как зрение - сетчатке, голос - горлу, Число - рассудку, ранний трепет - сердцу, Я клятву дал вернуть мое искусство Его животворящему началу.

Я гнул его, как лук, я тетивой Душил его - и клятвой пренебрег.

Не я словарь по слову составлял, А он меня творил из красной глины; Не я пять чувств, как пятерню Фома, Вложил в зияющую рану мира. А рана мира облегла меня; И жизнь жива помимо нашей воли.

Зачем учил я посох прямизне, Лук - кривизне и птицу - птичьей роще? Две кисти рук, вы на одной струне, О явь и речь, зрачки расширьте мне, И причастите вашей царской мощи,

И дайте мне остаться в стороне Свидетелем свободного полета, Воздвигнутого чудом корабля. О два крыла, две лопасти оплота, Надежного как воздух и земля!

СНЕЖНАЯ НОЧЬ В ВЕНЕ

Ты безумна, Изора, безумна и зла, Ты кому подарила свой перстень с отравой И за дверью трактирной тихонько ждала: Моцарт, пей, не тужи, смерть в союзе со славой.

Ах, Изора, глаза у тебя хороши И черней твоей черной и горькой души. Смерть позорна, как страсть. Подожди, уже скоро, Ничего, он сейчас задохнется, Изора.

Так лети же, снегов не касаясь стопой: Есть кому еще уши залить глухотой И глаза слепотой, есть еще голодуха, Госпитальный фонарь и сиделка-старуха.

x x x

И я ниоткуда Пришел расколоть Единое чудо На душу и плоть,

Державу природы Я должен рассечь На песню и воды, На сушу и речь.

И, хлеба земного Отведав, прийти В свечении слова К началу пути.

Я сын твой, отрада Твоя, Авраам, И жертвы не надо Моим временам,

А сколько мне в чаше Обид и труда... И после сладчайшей Из чаш

никуда?

x x x

Струнам счет ведут на лире Наши древние права, И всего дороже в мире Птицы, звезды и трава.

До заката всем народом Лепят ласточки дворец, Перед солнечным восходом Наклоняет лук Стрелец,

И в кувшинчик из живого Персефонина стекла Вынуть хлебец свой медовый Опускается пчела.

Потаенный ларь природы Отмыкает нищий царь И крадет залог свободы Летних месяцев букварь.

Дышит мята в каждом слове, И от головы до пят Шарики зеленой крови В капиллярах шебуршат.

ЗЕМНОЕ

Когда б на роду мне написано было

Лежать в колыбели богов, Меня бы небесная мамка вспоила

Святым молоком облаков,

И стал бы я богом ручья или сада,

Стерег бы хлеба и гроба, Но я человек, мне бессмертья не надо:

Страшна неземная судьба.

Спасибо, что губ не свела мне улыбка

Над солью и желчью земной. Ну что же, прощай, олимпийская скрипка,

Не смейся, не пой надо мной.

ЗАГАДКА С РАЗГАДКОЙ

Кто, еще прозрачный школьник, Учит Музу чепухе И торчит, как треугольник, На шатучем лопухе?

Головастый внук Хирона, Полувсадник-полуконь, Кто из рук Анакреона Вынул скачущий огонь?

Кто, Державину докука, Хлебникову брат и друг, Взял из храма ультразвука Золотой зубчатый лук?

Кто, коленчатый, зеленый Царь, циркач или божок, Для меня сберег каленый, Норовистый их смычок?

Кто стрекочет, и пророчит, И антеннами усов Пятки времени щекочет, Как пружинками часов?

Мой кузнечик, мой кузнечик, Герб державы луговой! Он и мне протянет глечик С ионийскою водой.

КОРА *)

, *) Кора (греч.: Дева) - Персефона.

Когда я вечную разлуку Хлебну, как ледяную ртуть, Не уходи, но дай мне руку И проводи в последний путь.

Постой у смертного порога До темноты, как луч дневной, Побудь со мной еще немного Хоть в трех аршинах надо мной.

Ужасный рот царицы Коры Улыбкой привечает нас, И душу обнажают взоры Ее слепых загробных глаз.

ЗИМОЙ

Куда ведет меня подруга Моя судьба, моя судьба? Бредем, теряя кромку круга И спотыкаясь о гроба.

Не видно месяца над нами, В сугробах вязнут костыли, И души белыми глазами Глядят вослед поверх земли.

Ты помнишь ли, скажи, старуха, Как проходили мы с тобой Под этой каменной стеной Зимой студеной, в час ночной, Давным-давно, и так же глухо, Вполголоса и в четверть слуха, Гудело эхо за спиной?

ДО СТИХОВ

Когда, еще спросонок, тело Мне душу жгло и предо мной Огнем вперед судьба летела Неопалимой купиной,

Свистели флейты ниоткуда, Кричали у меня в ушах Фанфары, и земного чуда Ходила сетка на смычках,

И в каждом цвете, в каждом тоне Из тысяч радуг и ладов Окрестный мир стоял в короне Своих морей и городов.

И странно: от всего живого Я принял только свет и звук, Еще грядущее ни слова Не заронило в этот круг...

x x x

Стихи попадают в печать, И в точках, расставленных с толком, Себя невозможно признать Бессонниц моих кривотолкам.

И это не книга моя, А в дальней дороге без весел Идет по стремнине ладья, Что сам я у пристани бросил.

И нет ей опоры верней, Чем дружбы неведомой плечи. Минувшее ваше, как свечи, До встречи погашено в ней.

ОДА

Подложи мне под голову руку И восставь меня, как до зари Подымала на счастье и муку, И опять к высоте привари,

Чтобы пламя твое ледяное Синей солью стекало со лба И внизу, как с горы, предо мною Шевелились леса и хлеба,