Помощница капитана (СИ) - Юлия Ветрова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Между окнами на стене были развешаны два зеркала, а под ними стояли тумбочки из ореха. Перед жесткой софой располагался вытянутый в длину стол, а по бокам строились ряды не самых удобных на вид кресел.
Вся эта мебель была набита мелкомолотой ореховой шелухой и всегда прикрывалась простым холстом, выбеленным на заднем дворе, как будто бы для сохранения обивки — хотя под ним была одна только толстая грубая ткань редкого плетения из жестких нитей.
Мягкой мебели не было в усадьбе Троекуровых вообще. Только в кабинете хозяина стоял полумягкий диван, обитый навощенной тканью. Сбоку от него — этажерка со старинным чайным сервизом, причудливыми дедушкиными фужерами, фарфоровыми статуэтками и костяными шкатулками. Вместо обоев, которые никто не повёз бы так далеко, стены были окрашены жёлтой краской. А главным украшением служил старый прадедовский мундир, в котором тот прошёл всю, от начала до конца, Последнюю Войну. Мундир был пробит снарядами во многих местах, и вместе с ним так же свято хранился и офицерский знак прадеда.
Зато перед самым домом раскинулся цветник. Вдоль узких аллей разросшегося, хоть и некогда бывшего регулярным, парка тянулись плотные ряды лип. Аллеи перемежались лужайками и зелёными гостиными, где в плетёных креслах мать любила сидеть летом и плести кружева.
Плодовый сад, состоявший из разных местных и привозных растений, примыкал к пейзажному парку, а в оранжерее росли апельсины, лимоны, персики, абрикосы и миндаль.
Но больше всего Ксения любила библиотеку, занимавшую целый огромный флигель в несколько комнат. Кроме него шкафы с книгами стояли в доме Троекуровых везде: в кабинете, в спальнях и, конечно же, в детских.
Умиротворение и безмятежность наполняли дом. И всё вокруг говорило, что приезжему были здесь рады. Любого гостя сразу же приглашали к столу. Тихую, не показную приветливость можно было увидеть в благожелательном взгляде многочисленной прислуги — дворни и лакеев. Они выходили из дома к приезду каждого гостя. А в конюшне уже суетились конюхи, распрягая господских коней.
Ксения вздохнула и в который раз перевернулась на другой бок. Теперь в окне спальни маячил внутренний двор, а далеко над крышами дворца уже занимался рассвет. Она закрыла глаза и наконец-то погрузилась в сон.
Как и все модницы Шлиссельбурга, Анастасия начинала день в полночь. Облачившись в платье, она уезжала на бал или в гости. В шесть часов утра возвращалась оттуда, спала, в два часа дня пробуждалась. В семь вечера, когда уже пора было садиться ужинать, обедала, занималась своим туалетом и в полночь снова отправлялась в свет.
В ночь императорского бала она позволила себе поблажку — и встала в три часа. Потому, когда, стараясь подавить зевоту, Анастасия вышла в домашнем халате в передние покои, её сестра, которую она предпочитала называть на корсиканский манер Кати, уже стояла на табуретке и критически осматривала в зеркале надетый на ней непонятный наряд. Полупрозрачная туника из кисеи с широкой талией, от которой ткань падала свободно и очерчивала контуры плотных, надетых под низ накрахмаленных панталон, была опоясана под грудью вишнёвой лентой в несколько дюймов шириной. На спине лента превращалась в пушистый бант, который ниспадал ниже плоскости сиденья табуретки почти до самого пола.
— Здесь что-то не так, — повторяла она явно уже не в первый раз.
— Всё именно так! — уверял её в который раз портной.
— Наверное, слишком тонкая ткань…
— Только муслин, бязь или кисея! Уверяю вас, на госпоже Ленорман была кисея! Да вот же, молодая госпожа подтвердит, — заметив Анастасию, портной отвесил услужливый поклон, и в глазах его загорелся тёплый огонёк.
— На мадемуазель Ленорман была бязь, — твёрдо сказала Анастасия, оглядывая сестру со всех сторон. — Бант был не таким длинным, а кончики украшали маленькие золотые звёздочки.
Кати прикрыла рот рукой.
— Быстрее! Обрежьте бант! — торопливо потребовала она. — Вот тогда платье мне пойдёт!
Портной бросился исполнять приказ, а Анастасия остановилась у окна.
— Всё равно не так! — Кати топнула ногой, от чего табуретка покачнулась, и портной едва успел подхватить её, не давая упасть. — Эти панталоны… Анастасия, неужели у мадам Ленорман были видны панталоны?
— Уверяю вас, мадемуазель была одета именно так! — повторил портной.
— Никаких панталон, — поддержала сестру Анастасия. — Знаешь, что… Нужны не панталоны, а тоненькая сорочка. Никакого крахмала. И поверх надень юбочку. Вот сюда, — Анастасия подошла к сестре и коснулась рукой бедра, — и, наверное, ещё вот сюда, — она указала под грудь.
Кати переглянулась с портным.
— Может быть, — признал тот. — Сейчас начну кроить.
Анастасия не сдержалась и всё-таки зевнула.
— А с моим платьем что? — поинтересовалась она, снова отворачиваясь к окну.
— Скоро будет готово, меня немного отвлекли, видите ли… — портной замолк и покосился на госпожу Кати, которая подняла его в шесть утра, едва заслышав новости о том, что мадемуазель Ленорман никогда больше не наденет кринолин.
— Зачем тебе платье?! — перебила портного Кати. — Ты всё равно можешь носить только мундир! Император никогда не отменит этот указ.
Указ, согласно которому каждый первенец в дворянской семье должен был отслужить в вооружённых силах двадцать лет существовал в Империи Ромеев уже триста лет. Не имел значения ни пол, ни состояние здоровья. Последнее могло лишь ухудшить положение призывника, потому что негодные к строевой попадали в основном в самые непрестижные части.
Способ освободиться от повинности был один — получить личное разрешение Императора на вступление в брак. Потому как охрана домашнего очага считалась не менее почётной и необходимой обязанностью, чем служба в армии.
Кати могла радоваться тому, что в последнее время от военной службы освободили хотя бы младших дворянских детей. Анастасии же не повезло. Она была старшей в семье. Отец, возможно, добился бы освобождения от службы, будь у него сын, который смог бы её заменить. Но мальчиков в семье Ростовых не родилось.
Со свадьбой же дело никак не ладилось… Хоть девушка и была завидной невестой, избранник её
