Гибель красного атамана - Анатолий Алексеевич Гусев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И тут в начале марта (или в середине – смотря по какому стилю: старому или революционному) исполком Совета Новочеркасска решил провести регистрацию всех проживаемых в городе офицеров. Зная, чем эта регистрация обычно кончается, 6-й казачий батальон послал делегацию в исполком с просьбой отменить регистрацию. Ответа не последовало. Тогда казаки 6-го батальона и присоединившиеся к ним казаки 10 и 27 полков и голубовской революционной дивизии окружили здание исполкома и навели на него артиллерийское орудие. После чего ещё раз вежливо попросили отменить регистрацию. Регистрацию отменили. Обиженный комендант Новочеркасска Медведев уехал в Ростов. А в городе вскоре появился Первый Титовский революционный полк, названный так потому, что состоял из крестьян Титовской слободы. Между казаками и революционерами образовалось равновесие и вооружённый нейтралитет.
Голобову предстояло не спеша и осторожно переманить красногвардейцев, в основном коренных донских крестьян, на свою сторону. Конечно, были бы в городе одни казаки, всё бы упрощалось. Но Голубов не унывал – надо работать с тем, что есть. И он развил кипучую деятельность. Но на одном из собраний случился трагический казус.
Произошло это в городском театре. В партере вперемешку сидели казаки и солдаты Титовского полка. Выступавшие призывали казаков и крестьян пойти навстречу друг другу, ведь Советская власть, это власть трудящихся, то есть власть землеробов – казаков и крестьян. Голубов выступал четвёртым. И во время выступления ему вручили телеграмму. Голубов по инерции зачитал её. Начиналась она словами «Всем, всем, всем», и по мере чтения в зале устанавливалась гробовая тишина. И в этой тишине Голубов громко произнёс последние строчки: « … и изгнать красную сволочь – большевиков из Донской Области!» Это оказалась телеграмма от полковника Мамонтова, одного из «степняков» атамана Попова. Голубов растерянно вертел в руках телеграмму, а казаки разразились бурными и продолжительными аплодисментами с криками «Ура!» Солдаты Титовского полка встали со своих мест и молча покинули театр. А ведь все были вооружены! Собрание могло окончиться перестрелкой!
После этого собрания всех подразделений Новочеркасского гарнизона постановили являться на собрания и митинги без оружия. Это постановление относилось ко всем без исключения.
События разворачивались стремительно, у Голобова времени на размышление не было. Власть в Новочеркасске надо было немедленно брать в свои руки. Но сил явно не хватало, и, значить, надо было объединить красногвардейцев и казаков. И он решил выложить последний свой козырь – Митрофана Петровича Богаевского.
На гауптвахту за Богаевским подъехали с шиком, на автомобилях. Митинг намечался в здании Кадетского корпуса. В городе узнали, что на нём будет выступать «донской златоуст» Митрофан Богаевский и зал корпуса был переполнен. Казаки и солдаты перемешались и с нетерпением ждали начало митинга.
Наконец, прибыло начальство: Голубов, начальник гарнизона Новочеркасска Смирнов и военный комиссар по борьбе с контрреволюцией товарищ Ларин. Богаевского ввели в зал толи под охраной, толи под почётным эскортом в виде двух конвоиров–красноармейцев с примкнутыми к винтовкам штыками.
Первым выступал Ларин. Он охарактеризовал Митрофана Петровича как ярого контрреволюционера и врага трудового народа. Ларин призывал осудить Богаевского по всей строгости революционного закона согласно народной воле.
– Суд над этим прихвостнем мировой буржуазии может состояться и здесь, товарищи! Не надо стесняться, выражая свою народную волю!
Зал на этот призыв отреагировал полным равнодушием.
Ларин продолжал. Он говорил о большевиках и о том, как много хорошего сделала Советская власть за эти несколько месяцев после революции, хвалил красную гвардию и недавно образованную красную армию. Его не слушали, в зале переговаривались в полголоса. А когда Ларин упомянул о «гидре контрреволюции – офицерстве» из зала прокричали:
– Какой такой гидре? Мы с офицерами вшей в окопах кормили, хлебали из одного котла, одной шинелью укрывались. Гидра! Ты сам-то где был в войну, товарищ Ларин?
– Молод он ещё для фронта!
– Какой молодой? Тебе сколько лет было в четырнадцатом году, товарищ Ларин?
– Девятнадцать.
– Во! И где ты был, товарищ Ларин.
На фронте товарищ Ларин точно не был и Голубов это знал:
– Товарищи, – сказал он, – о «гидре» это личное мнение товарища Ларина. У нас не царский режим. У нас свобода слова!
Ларин продолжил речь, но зал его уже не слушал и шумел не переставая.
– Виталий Филиппович, – зашептал ему в спину Голубов, – закругляйся, не испытывай терпения казаков.
Ларин попытался завладеть вниманием зала, но это у него не получалось и он машинально стал теребить застёжку на кобуре револьвера.
Из зала прозвучало:
– А почему это товарищ Ларин не выполняет постановление? Договорились же, что на собрании и митинги приходить всем без оружия! Всем без исключения!
На это ответить было не чего, и Ларин смущённый и обиженный был вынужден прекратить выступление.
Голубов объявил выступление Богаевского и попросил тишины. Но это было излишне: зал замер. Митрофана Петровича подняли на стол, и он начал спокойным тихим голосом:
– Товарищи! Мы с комиссаром Лариным находимся в неравных условиях. Он свободен, при власти и, даже при оружии. Поэтому и бросается необоснованными обвинениями.
– Ни хрена не слышно! – раздалось из зала. – Давайте стол на середину.
Начались прения, проголосовали. Стол, Богаевского, президиум собрания и конвой переместили в центр зала. Митрофан Петрович продолжил:
– А я под угрозой штыков, – он указал на винтовки конвоя, – но, товарищи, ни чьим прихвостнем я никогда не был. Я всегда был за наш Тихий Дон, за его граждан. За казаков, за крестьян, за иногородних.
Три часа говорил Богаевский, три часа стояла почтительная тишина.
Он рассказывал о себе, о своём друге атамане Каледине, которому своим самоубийством не удалось поднять казаков против Советов. Говорил о том, что он пережил в Платовской. «Пришли красные – стали вырезать калмыков, потому что они казаки, появились калмыки Ивана Попова, стали вырезать красных, мстя за своих. Разве можно это вынести?»
Спокойный тихий голос Митрофана Петровича разливался по залу тёплой волной. Он говорил как учитель, объясняющий трудный материал своим ученикам:
– Нужно примириться с партизанами. Позвать их. Вернуть из степей. Ведь там молодые силы. Там цвет будущего Дона. Там такие дорогие и нужные силы для процветания и жизни Дона. Привлечь к работе и интеллигенцию – её силы. Без неё ничего нельзя сделать. Не будет цвести и расти Дон, если интеллигенция будет стоять в стороне. Если она не будет работать. Если не воспользоваться её опытом и знаниями. Пора прекратить перестать лить нужную нам кровь своих же братьев, одинаково и сильно любящих Дон.
