Гибель красного атамана - Анатолий Алексеевич Гусев

– Всех не перестреляете! – раздалось из толпы. – У нас тоже ружья есть.

– Михей, – сказал урядник 27 полка, – а ну-ка возьми этого умника с ружьём на прицел. Дёрнется – меж глаз ему залепи.

Красногвардеец почувствовал, как прицел винтовки нашёл точку у него меж бровей, это место аж зачесалось. Как фронтовик, он понимал, что с полста метров, казак точно не промахнётся. И ему стало как-то не по себе. Остальным, впрочем, тоже. Никто не хотел получить пулю в живот ради сомнительной забавы растерзать живых офицеров. Многие из толпы понимали, что казаки по существу правы, защищая своих командиров, с кем делили фронтовые будни. Толпа потихоньку стала расходиться, пока не иссякла вся.

Урядник 27 Донского полка облегчённо вздохнул:

– Трубач – отбой!

Караул 27 полка на всякий случай покинул гауптвахту только к вечеру.

Военно-революционный комитет в Ростове этому инциденту не придали большого значения, делая вид, что ничего особого не произошло. Но для себя отметил, что Голубов, с таким настроением у казаков, очень быстро наведёт порядок не только в Новочеркасске, но и во всей Области Войска Донского и без большевиков вполне обойдётся. Пришлось временно отказаться от преследования Добровольческой армии Корнилова и кинуть красную гвардию в Новочеркасск.

Голубовцы были вытеснены из Новочеркасска. Их, так сказать нейтрализовали, формально они ещё считались красными. Сам Голубов ушёл в Сальские степи. «Ищет союз с атаманом Поповым» – гадали казаки.

Не без этого. Он понял, что красным атаманом ему не стать. В последней телеграмме реввоенсовету товарищ Ленин рекомендовал в Области Войска Донского устраивать Советы, а не традиционный казачий Круг. Впрочем, о Круге, товарищ Ленин возможно и не подозревал.

Нет, Попова он не искал. Он и так знал, где тот находиться. Ещё из Новочеркасска он послал с казаком письмо как бы к своему брату Алексею, который был с Поповым, приглашая наказного атамана в город. На письмо Пётр Харитонович не ответил, но казака отпустили невредимым. Это давало Голубову надежду привлечь войско Попова на свою сторону и завладеть-таки атаманской булавой. И вот три сотни глубовских казаков в Сальских степях. И там Николаю Матвеивичу пришла великолепная мысль: «А не привлечь ли для начала на свою сторону Митрофана Богаевского?»

Митрофан Петрович Богаевский любимец всего Тихого Дона, прекрасный оратор, Донской Златоуст, как его величали. Если уж он не уговорит Попова на союз с Голубовом – тогда кто? Да и находился он где-то рядом со станицей Великокняжеской. Оставив свои три сотни в станице Платовской, Голубов с десятком казаков начал поиски. Искал примитивно – просто спрашивал всех о Богаевским, впрочем, Митрофан Петрович особенно и не скрывался. И опрос привёл его в станицу Денисовскую, где проживал Митрофан Богаевский с женой Елизаветой. Узнав, что его ищет Голубов, Богаевские наскоро собрались и вышли в степь, надеясь добраться до Попова. Но были остановлены казачьим разъездом.

– Куда это вы, на ночь глядя? – спросил вахмистр. – Возвращайтесь.

Пришлось вернуться. Спрятаться у знакомых в станице не удалось. Куда бы они ни стучались, им не открывали, Голубова боялись – мало ли что у него на уме?

И Митрофан Петрович решил сдаться непосредственно Голубову. В конце концов, он его должник. Когда царицынские рабочие назначили Голубова атаманом, это очень разозлило казаков и старики, даже, решили лишить его казачьего звания. Но Митрофан Петрович поручился за Голубова.

Голубов встретил Богаевског радостно. Усадил за стол, Елизавету Дмитриевну на лавку напротив, подкрутил керосиновую лампу под потолком, что бы ярче светила.

– Я уж и не чаял отыскать тебя, Митрофан Петрович.

– Что ты хочешь? – напрямую спросил Богаевский, имея в виду, главным образом, себя.

– Атаманскую булаву, – честно ответил Голубов, – а ты у меня будешь комиссаром.

– Комиссаром? – удивился Богаевский.

– А что такого, Митрофан Петрович? Сейчас без идеологии никуда! Большевики свою линию гнут, а мы будем свою, казачью. Знаешь, сколько большевики прислали агитаторов на Дон? Сто человек! И все сплошь казаки! Где только и набрали?

– Чему удивляться? Дон большой. Не обижайся, Николай Матвеевич, но отношение к тебе у казаков своеобразное. Болтаешься туда-сюда: то ты за царя, то ты за большевиков, то, вдруг за эсэров.

– Так и не я один. Все болтаются. В семнадцатом году большевиков на Дону как Христа ждали. Не я один.

– Да, но не все у большевиков атаманство получают. Из казаков тебя хотели выгнать. Я тогда за тебя поручился…

– И правильно сделал. Не зря поручился. А атаманство от красных – что? Они давали, я взял. Отказываться что ли? И как бы на это, на отказ, посмотрели бы? Что мне это красное атаманство? А с твоей помощью настоящее будет!

– Казаки на тебя косо смотрят, говорят, что ты Каледина убил.

– Да мало ли что гутарят! Как? В бою мог бы, конечно, а так нет. Сам он.

– Не по-казачьи это. Казаки до конца бьются – или до своего или до врагов.

– Сейчас уже не старые времена, Митрофан Петрович, да и до конца он бился. Сам он. Своей смертью Тихий Дон хотел поднять. Ты же сам его видел. Он часы на стул положил, письмо прощальное написал, а потом лёг на кровать, наган дулом к сердцу и поминай, как звали!

– Могли и подстроить.

– Как? А письмо? Заставили написать? Заставить Алексей Максимовича сделать что-то против его воли – невозможно!

– Может быть, может быть, – задумчиво сказал Богаевский, – и куда ты меня определишь в Новочеркасске?

– На гауптвахту. Под надёжную казачью охрану.

– Надёжную?

– Надёжную.

– А Назаров где?

– Расстреляли Назарова, – горестно сообщил Голубов.

– А говоришь – надёжная.

– Лучше всё равно нет. Уж такой оплошности больше не совершим. Да и не совершили. Через день после гибели Назарова, хотели красные расправиться с офицерами, что были на гауптвахте, да казаки не позволили. Поэтому я и здесь. Меня вытолкали из Новочеркасска после этого. Да и большевики сейчас в Ростове. А сагитируешь казаков – у нас своя власть будет в Новочеркасске. Тогда уж мы Подтёлкова из Ростова вытолкаем. Кровь, гад, казачью льёт, что воду. Вот посмотрите, Елизавета Дмитриевна, что сестрица моя, Оля, написала.

С этими словами он достал газетный листок и подал жене Богаевского.

Она его развернула и прочитала:

– Великому народу! Название многообещающее, – прокомментировала Елизавета Дмитриевна и продолжила:

– Подымайся, великий народ,

Остальные пойдут за тобою.

Дружной ратью пойдём мы вперёд

Только трусы не явятся к бою.

Если ярким наш будет удел,

Лихо станем над чёрною бездной.

Кто может, беспощаден и смел.

Она взовьётся к высотам надзвёздным.

В грозном