Синий дым - Юрий Софиев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«За расточительность в какой-то час…»[10]
За расточительность в какой-то часМы платим поздней горькою заботой.Наш долг по беспощаднейшему счётуЖизнь одиночеством взимает с нас.
Мучительный, счастливый плен ЭротаСудьба нам предназначила в удел.Я каждый миг сносил, как пчёлы в соты —Чтоб мёд воспоминаний загустел.
Со щедростью слепой и неразумнойРазвеяли мы счастье на ветру.И есть ли смысл в той полуправде умной,Что в поздний час пришлась нам ко двору?
Памяти Ирины Кнорринг
Ничего не вернёшь, ничего не поправишь,Ничего не расскажешь и не объяснишь.Ни к чему болтовня о «сиянье и славе»,Даже вовсе не где-то там… вовсе не спишь.
Без следа. Без надежды на отклик и встречу.Только книги и вещи живое хранят.Эта рана — ее никогда не залечишь —Беззащитная голая совесть моя.
И над жизнью твоей — так нелепо истлевшей,И над жизнью моей, уж не нашей весной,Веет ветер, с далёких морей залетевший…Плющ зелёный и розы на глине осевшей.Крест дубовый, сколоченный верной рукой[11].
В больнице
Белая косынка в коридоре,В тишине, склонилась над столом.Сумрак колыхающийся споритС желтоватым световым пятном.
Издалёка грохот нарастает.Прогремит и стихнет за окном.И грохочет в воздухе ночном.Поезд из Бретани!
— Помнишь, море?Бешено летящее на мыс?В этом торжествующем просторе«На краю земли» стояли мы.
Мы мечтали в будущем июнеСнова слушать этот рёв и вой!Это… это было наканунеСтрашной катастрофы мировой!
И теперь страна иная снится,Только к ней заказаны пути.Если б через горы и границыПо снегу, пешком, босым дойти!
Париж, 1941.«Вот нищий ждёт с протянутой рукою…»
Вот нищий ждёт с протянутой рукою,И нам при нём в довольстве жить нельзя.И век наш виснет тучей грозовою,Борясь, страдая, гневаясь, грозя.
Не нам жалеть о гибнущем покое, —Покоя мы не знали никогда!Там, где случайно соберутся двоеВо имя лучшего — спешим туда!
С упрямою и твёрдою надеждойВ неясную ещё мы смотрим даль.И ветер будущего, ветер свежийЛетит в лицо, и прошлого не жаль.
Так мы стоим с раскрытою душою,Приветствуя эпохи грозный бег.Лишь человеческою теплотоюМы озарили беспощадный век.
«Беспредельно холодный простор…»
Беспредельно холодный просторАтлантического океана.Силуэт фиолетовых гор.Гаснет день по-осеннему рано.
Запоздалые чайки спешатК берегам. Утихает природа.И огромный пылающий шарОпускается медленно в воду.
Ла Рошель
«Порт Ла Рошель» — с ветрами споритВека чугунная плита.Две белых башни, что на взморьеСтоят на страже у порта.
Здесь каждый дом и каждый каменьИ кровь, и беды затаил.Здесь мера — гугенота пламеньВ дубовый стол кинжал вонзил.
— «Мы будем биться! Биться на смерть!»Рукой коснулся я стола.В дни исторических ненастийБезумцев храбрость не спасла.
Развязный гид толпе туристовБезбожно врёт об именахНотабилей или магистров,Чей здесь хранится бренный прах…
И мы с тобой бродили тожеПо этим улицам ночным.И ветры времени изгложутИ наши тени, наши сны.
А там, за каменной стеною,Шумит прибоем океан,Чудесной манит синевою,Виденьями далёких стран.
Стоит овеянная былью,Легендами былых веков.И к ней летят цветные крыльяРыбачьих вольных парусов.
«Шумит вода у мельницы высокой…»[12]
Шумит вода у мельницы высокойИ лунный блик трепещет на волне.У омута высокая осокаПод ветром слабо шелестит во сне.
Германия. Вздымает замок древнийДве каменные башни в высоту.И в лунном мареве стоит деревня,И мы стоим на каменном мосту.
Течёт вода. Течёт вода под нами.Взволнованно растут из глубиныИ множатся с нелёгкими годамиВиденья мира, беды, радость, сны.
Кому понадобилось, чтобы сноваЧужая юность мучила меня?И так томительно в лесу еловомГрибами пахло на исходе дня?
Кому понадобилось, чтоб дрожалаГорячая рука в моей руке,И чтобы ты, почти в бреду шепталаСлова на чужеродном языке?
Сен-Мало
Древний, изъеденный ветром гранит.Синь и воздушный простор океана.Крест одинокий над морем стоит —Мы на могиле Шатобриана.
…Тяжко ложились на узкие плечиГордость, тоска, одиночество, честь.С этого берега в пасмурный вечерГнал его ветер, куда-то, бог весть…
Ты мне сказала, прервавши молчанье:Все, кто нужду и беду испытал,Все, кто был послан судьбою в изгнанье,Все, кто скитанья судьбою избрал,
Все, кто дорожною пылью дышали,Ставили парус, садились в седло,Все, кого солнце дорожное жгло, —Все эти люди нам братьями стали.
Кто-то им щедрою мерою мерил,Каждого щедро бедой наградил…В спящей Флоренции Дант АлигьериКутался в плащ и коня торопил…
Ты оперлась на меня. Перед намиВспугнутой птицы сверкнуло крыло.Дни эти стали сочтёнными днямиВ древнем разбойном гнезде Сен-Мало.
Детство
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
