Дальняя буря - Лиза Бингэм

— А ты главный знаток того, как следует жить?

Слова ужалили его. Больше, чем можно было предположить. Он опустил руку, которой держался за больной бок, и гордо выпрямился.

— Дэниел, прости меня. Я не хотела.

— Хотела. И ты права. — Он подошел к двери и взялся за ручку. — Вероятно, я пытался удержать тебя от ошибок, которые совершил сам.

— Не уходи!

Дэниел помедлил, прислонясь к косяку.

— Прощай, Сьюзан.

— Когда ты снова придешь?

Он встретил встревоженный взгляд, но его собственные глаза, скрытые тенью, остались непроницаемыми.

— Дэниел, между нами все должно остаться как прежде. Ты мой друг. И мне будет приятно видеть тебя, беседовать с тобой. Когда я приму постриг, тебе не придется пробираться сюда тайком.

Он покорно вздохнул:

— Думаю, что когда ты станешь монахиней, то не захочешь видеть такого человека, как я.

— Я всегда буду рада тебе, Дэниел.

— Возможно. Но я не смогу навещать тебя. Мне нестерпимо будет видеть тебя такой… — Тряхнув головой, Дэниел произнес: — Ничего. — Провел пальцем по ее щеке, оставив красную полоску. — Уже поздно. Тебе надо отдохнуть. — Он посмотрел на Сьюзан долгим, тяжелым взглядом, скрывая за ним разрывающее сердце сожаление, и собрался открыть дверь.

— Нет, Дэниел. Не уходи!

Она протянула руку, чтобы удержать его.

Ладонь коснулась крепкого тела.

Мужского тела.

Вздрогнув, Сьюзан отдернула руку. У нее словно открылись глаза, и она увидела, что Дэниел больше не мальчик, которого она обожала, а мужчина. Мужчина.

Она часто задышала, по спине пробежал холодок. Когда это случилось? Когда исчезли последние детские черты? Когда Дэниел стал мужчиной?

— Сьюзан?

Дэниел шагнул вперед, испуганный белыми пятнами, проступившими на ее щеках. Его досада готова была прорваться наружу. Про себя он всегда с улыбкой думал о том, что она стала послушницей. Он знал, что у св. Франциска ей будет хорошо, она окрепнет душой, познает себя. Но сто чертей! Он и подумать не мог, что она решит здесь остаться.

Досада переросла в злость, злость — в негодование, негодование — в ненависть. В ненависть к тем мужчинам, которые нанесли Сьюзан такие душевные раны. И к Сьюзан. За то, что она подчинена своим воспоминаниям. Но больше всего — к себе самому. Потому что не понял, как нуждается в нем Сьюзан.

Нет!

Он схватил ее лицо в ладони, просунув пальцы под покрывало и запустив их в ее волосы.

— Не делай этого. Пожалуйста, не делай. Из горла Сьюзан вырвался сдавленный всхлип, но Дэниел его даже не услышал. Он видел, как в глубине ее темных влажных глаз собирается страх, и в какой-то момент понял, что неспособен справиться с ее ужасом. Он хотел пробудить ее для настоящей жизни. Он хотел, чтобы она познала наслаждение и боль, радость и страх.

Сьюзан отступила к стене, и Дэниел невольно навалился на девушку.

— Почувствуй что-нибудь, черт тебя побери. Перестань, как мышь, забиваться в безопасную темную норку. Посмотри на меня, разгляди меня. Дотронься до меня. Возненавидь. Закричи. Что угодно, только не сдавайся. Не уничтожай себя, не умирай душой. Жизнь так богата. Да, иногда она ранит. Я знаю, что тебя ранило слишком сильно! Но это не значит, что так будет всегда.

Сьюзан вцепилась в запястья Дэниела, но не оттолкнула его руки. Она прижалась к нему, словно он был ее спасением посреди неистовой бури. На глазах девушки выступили слезы и повисли на кончиках ресниц, будто пойманные в ловушку.

— Я хочу… — Она моргнула, несмотря на угрожавшие пролиться слезы. — Я не могу…

— Можешь.

— Как… холодно.

Дэниел увидел, как сосредоточился ее взгляд — не на нем, на прошлом. Сьюзан содрогнулась — от холода или от воспоминаний, он не знал.

— Расскажи мне. — Он встряхнул ее. Целая гамма чувств промелькнула на лице Сьюзан, и Дэниел понял, что она отогнала болезненные воспоминания, но не заговорила. — Расскажи… мне, — настойчиво повторил он.

— Нет, не могу.

— Пожалуйста.

— Нет, не заставляй меня, Дэниел. Прошу, не заставляй. — Она обвила его шею руками и прижалась так крепко, словно хотела раствориться в нем.

Дэниел растерялся. Он разрывался между чисто мужским изумлением и сожалением, что заставил ее вспомнить прошлое. Прижавшееся к нему тело было мягким и гибким. Он почувствовал ее груди, прижавшиеся к его груди. Дэниел машинально поднял руки и погладил нежные плечи, затылок, провел ладонью по спине. Сквозь юбки угадывалась тонкая талия, округлые бедра. Внезапно возникло чувство, которое он никак не ожидал испытать в объятиях Сьюзан. Желание.

Потрясенный, Дэниел застыл, не двигаясь, не имея сил оторвать ее от себя и боясь прижать крепче. Когда она вышла из детского возраста? Когда сделалась такой трепетной, красивой девушкой? Нет, женщиной. Она каким-то образом сразу стала взрослой. Прекрасной и женственной. Она должна возбуждать в мужчинах стремление добиваться ее руки, разбивать сердца и разрушать надежды.

Сьюзан, должно быть, почувствовала замешательство Дэниела, потому что тихонько отстранилась и отошла. Но прежде чем она успела отойти на расстояние вытянутой руки, он остановил ее.

— Сьюзан?

Он произнес ее имя с ноткой растерянности и восхищения. Сьюзан вздрогнула, когда Дэниел взял ее за руку, и он отметил, что это взволновало его, даже напугало немного. Ее глаза встретились с его взглядом, и в них был голод женщины, которая ждет поцелуя. И да помогут ему небеса, он удовлетворит эту жажду. И не только поцелуями, но так, как мужчина может удовлетворить женщину.

Нет! Он не должен так думать. Не так. Она не принадлежит ему. Она заслуживает большего, чем он может ей дать.

Но глаза ее расширились и потемнели, влажные губы приоткрылись. Желание Дэниела нарастало, заполняя его нестерпимым жаром.

— Не смотри на меня так.

Глаза Сьюзан выражали отчаянную мольбу. Дэниел засомневался, знает ли она, чего хочет от него. Но, несмотря на это, сопротивляться не мог. Он знал, что напугает ее. Возможно, она возненавидит его. Но отказаться он не мог.

Гладя лицо Сьюзан, он наклонил ее голову в сторону. Дыхание девушки стало резким и быстрым, словно она пробежала несколько миль, а не находилась рядом с ним, защищенная его силой.

Он наклонился к самым ее губам. Глаза Сьюзан еще округлились. Поглаживая большими пальцами ее щеки, Дэниел успокаивал Сьюзан.

Давая ей время привыкнуть к нему, Дэниел вдохнул ее сладкий женский запах. Раз, другой, его нос коснулся ее кожи.

— Пожалуйста! — взмолилась она, скорее вопрошая, чем требуя.