Императорская Академия - Василий Анатольевич Криптонов

— Конечно. Знакомьтесь: княгиня Аполлинария Андреевна Нарышкина, князь Анатолий Алексеевич Долинский.

Анатоль подчёркнуто-внимательно поцеловал Полли руку — так что та аж зарделась и бросила на меня быстрый взгляд.

Обменявшись парой клишированных светских фраз с Полли, Анатоль вновь посмотрел на меня.

— Слышал, ты набираешь команду мечты?

Я ещё раз прокрутил в голове описание магической «коронки» Анатоля. А ведь неплохо, весьма и весьма неплохо! Если я не найду, как использовать такую способность — грош мне цена как командиру.

— Свободен сегодня вечером? — спросил я.

— Как ветер, — ухмыльнулся Анатоль. — Благодарю за оказанную честь, ваше сиятельство.

— Да какая там честь? — пожал я плечами.

Анатоль посмотрел на меня с удивлением.

— Ты шутишь, Костя? За право состоять в команде любой готов в лепёшку расшибиться. За некоторыми играми наблюдает сам император!

— Если хочешь попасть в команду, запомни правило номер один, — серьёзно сказал я. — Думать следует не о том, какая честь состоять в команде, и не о том, что подумает о тебе император. А только о том, как максимально эффективно выполнить приказ. Впрочем, ещё лучше — не думать вообще. А просто максимально эффективно выполнять приказы. — Это я сказал, обращаясь уже не к старому другу, а к подчинённому.

— Есть, максимально эффективно выполнять приказы! — выкрикнул Анатоль, явно пародируя моё выступление в зале.

Подумав секунду, я решил не кошмарить пока личный состав. Улыбнулся, хлопнул Анатоля по плечу и сказал:

— Молодец!

К этому времени на лестнице мы остались уже одни, а вслед за нами поднимался мрачный, как туча, наставник. Смотрел он так, будто мы расселись на ступенях с банками пива в руках.

— Увидимся в столовой, — сказал Анатоль и поспешил наверх.

Я последовал его примеру.

Чёрные и белые маги жили смешано — в Академии нам создали условия, максимально приближенные к реальности. Разделение проводилось лишь по половому признаку: девушки-первокурсницы обитали на третьем этаже, юноши — на четвёртом.

Я увидел, как Полли остановилась в коридоре возле одной из закрытых дверей и сказала негромко, но чётко:

— Аполлинария Нарышкина.

Дверь мигнула зелёным — цветом, который, похоже, во всех мирах означал одобрение и позволение двигаться дальше — и открылась. Полли, перед тем как скрыться в недрах своего общежития, подарила мне крайне выразительный взгляд. Правда, что он выражал — я не понял. Пошёл по лестнице дальше.

— Константин Барятинский, — представился на следующем этаже.

Дверь мигнула зелёным и отворилась.

* * *

В своей комнате я сменил парадный академический китель на повседневный. Всё-таки у строгой формы есть неоспоримое преимущество: тебе никогда не нужно думать, что надеть. За тебя уже подумали.

Комната была крохотной, всё здесь стояло как-то впритык. Кровать у стены с окном, в полушаге от кровати — письменный стол, больше напоминающий парту. Шкаф для одежды — и, собственно, всё. Три шага туда, три шага обратно. Настоящий Костя Барятинский, наверное, тут взвыл бы во весь голос, после своей-то гигантской опочивальни в родовом имении. Ну а я... Мне доводилось жить и в куда худших условиях. Тут, по крайней мере, сухо и тепло. И относительно тихо — только за перегородкой шуршал и сопел мой сосед.

Одна стена в моей комнате была кирпичной, капитальной, а вот вторая стеной, по сути, вообще не являлась. Комнаты отделялись друг от друга деревянными перегородками, которые даже не доставали до потолка. То есть, при желании, можно было заглянуть через перегородку к соседу. А при ещё большем желании — даже перелезть. Но, поскольку соседи были одинакового пола, такое желание вряд ли посещало кого-то слишком часто. К тому же было объективно проще воспользоваться для похода в гости дверьми.

Кстати о дверях. Посреди каждой находилось квадратное окошко, занавешенное тонкой белой шторкой. Занавешенное снаружи. Предполагалось, что за нами будут таким образом приглядывать наставники. Наставниками в Академии называли людей, призванных следить за соблюдением дисциплины. Помимо них, были ещё профессора — преподаватели, и «дядьки» — прислуга.

Окошко в двери, на мой взгляд, роднило комнату с тюремной камерой — где мне в прошлой жизни тоже доводилось бывать. Тут было, конечно, не в пример уютнее. Однако я представлял себе, как корёжит настоящих аристократов от таких вот мелких деталек.

Переодевшись, я вышел в коридор одновременно со своим соседом. Тот, заметив меня, приветственно поклонился, я ответил тем же. Машинально отметил, что мундир соседа хоть и пошит точь-в-точь как мой, и по цвету идентичен, всё же выглядит по-другому. Другая материя, не так ладно сидит... Похоже, что родители парня решили сэкономить как минимум на повседневной форме.

Проходя мимо его двери, я посмотрел на привинченную к ней табличку: «Пущинъ Михаилъ». Да, на дверях висели таблички с нашими именами. В зависимости от настроения и обстоятельств мы могли чувствовать себя либо большими начальниками, либо заключёнными, либо учениками элитной академии.

Имя «Михаил Пущин» мне ни о чём не говорило. В «базе данных», заложенной в мою голову Ниной, оно отсутствовало. А следовательно, Костя Барятинский не был с ним знаком. Ну или дед об этом знакомстве ничего не знал.

* * *

В столовой равновесие опять сместилось в сторону элитности. Индивидуальных столиков здесь не было, но длинные общие столы оказались застеленными белоснежными скатертями. Фарфор, хрусталь, сверкающее серебро приборов, салфетницы, соусники и бог знает что ещё. Я бы, пожалуй, не удивился, обнаружив щипцы для разделки омаров.

Питались мы все вместе, независимо от пола и возраста. Каждому курсу полагался отдельный стол. Я нашёл на столе первого курса табличку со своим именем и занял место.

Кушанья подавали официанты. Меню почти не отличалось от того, к которому я привык дома. А вот кое-кому достался стол попроще. Так я второй раз заметил Михаила Пущина, перед которым стояли всего две тарелки: с супом и кашей, да ещё корзиночка с хлебом.

— Ты на диете, Мишель? — ехидно окликнул его кто-то.

Мишель густо покраснел и уставился в тарелку.

Справедливости ради, он был не один такой — рядом с ним я заметил другого парня, который обходился такой же скудной пищей. Но этот парень, в отличие от Мишеля, который скромных тарелок явно стеснялся, расправлялся со своей порцией с таким видом, будто истреблял превосходящие силы противника.

«Батюшкин Андрей Семёнович, — подсказала моя „встроенная“ память. — Род богатый и знатный, состоит в Ближнем кругу. Андрей скептически относится к магии, зато с раннего детства одержим развитием физических навыков.