Неловкая поступь смерти - Наталия Николаевна Антонова

человека, а потом резать ему вены. Или нетерпеливый наследник, желающий довести своё чёрное дело до конца? Нет, всё равно он псих! Если бы после снотворного женщина просто утонула, то у убийцы была возможность списать всё на самоубийство. А этот дилетант явно перестарался».

Наполеонов бегом бросился под душ, а потом на кухню, надеясь наскоро перекусить и улизнуть на работу, пока мать ещё сладко спит.

Но не тут-то было. Софья Марковна проснулась, видимо, услышав звонок сотового. Наполеонов мысленно хлопнул себя по лбу: «Вот балда! Опять забыл на ночь закрыть дверь своей комнаты». Но, скорее всего, Наполеонову разбудило материнское чутьё. И теперь она жарила сыну яичницу с ветчиной и помидорами. Аккуратно намазанные маслом тосты уже лежали на тарелке. Поверхность горячего кофе в чашке покрывала радужная пена.

В доме Мирославы Волгиной кофе не пили. Но дома Шура был не прочь выпить чашечку-другую. Для начала он зачерпнул из вазочки чайной ложкой клубничное варенье и быстро отправил его в рот.

Софья Марковна стояла спиной к сыну, но тут же сделала ему замечание:

– Шура, ты опять испортишь себе аппетит!

– Ма! Но как ты?

– Что «как ты»? – спросила она, оборачиваясь и лукаво улыбаясь.

– Как ты увидела, если стояла спиной? У тебя что, глаза на затылке или ещё в каком-то потаённом месте?

– У меня ушки на макушке! – сказала она и тихонько хлопнула сына полотенцем. – И я слышу, как ты звякаешь ложкой.

– Ма! Пожалуй, тебе пора всё-таки менять род трудовой деятельности, – проговорил он, сурово сдвинув брови.

– Что ты имеешь в виду? – удивилась она.

– А то! Хватит тебе бренчать на пианино. Пора заниматься серьёзными делами! Вот поговорю с начальством и трудоустроим тебя к нам.

Она рассмеялась и погрозила ему пальцем. Потом спохватилась и быстро переложила поджарившуюся яичницу на две тарелки – ему побольше, себе чуть-чуть.

– Хотя в одном ты всё-таки ошиблась, ма, – проговорил он, тыкая вилкой в горячую яичницу.

– И в чём же?

– А в том, – он на миг выпустил из рук нож и поднял указательный палец вверх, – что мой аппетит невозможно испортить ничем!

Посмотрев на рожицу, которую ей скорчил сын, Софья Марковна весело рассмеялась. Потом вытерла выступившие от смеха слёзы и сказала:

– Тут ты, пожалуй, прав! А я дала маху.

* * *

Аркадий Селиванов, вызванный следователем на утро сегодняшнего дня, явился в отделение в сопровождении оперативника.

Радости от знакомства с Наполеоновым он явно не испытывал. На сообщение о смерти приёмной матери отреагировал как-то уж слишком спокойно. Ни тебе удивления, ни заламывания рук, ни даже намёка на потрясение и скорбь. Впрочем, сказал же Муромцев, что приёмная мать и сын не ладили. Но в то же время он жил на её средства…

«Что ж, теперь он получит наследство и будет жить припеваючи», – подумал следователь, разглядывая Селиванова.

– Садитесь, – проговорил Наполеонов, по-прежнему не сводя глаз с набычившегося и застывшего возле двери Аркадия.

– Вы позвали меня только для того, чтобы сообщить о смерти мачехи? – ещё больше нахмурился Селиванов. – Чего же столько тянули?

– Не только, – отозвался следователь, – вы садитесь, Аркадий Павлович, разговор у нас будет долгий.

Про себя Наполеонов отметил, что Селиванов назвал убитую не приёмной матерью, а именно мачехой. С чего бы это?

– О чём нам с вами говорить? – огрызнулся тем временем Селиванов.

– Два интеллигентных человека всегда найдут подходящую тему для разговора, – проговорил следователь, усаживаясь за стол.

Селиванов презрительно фыркнул.

Наполеонов проигнорировал скепсис подозреваемого. Да, именно подозреваемого – так он решил для себя и продолжил:

– Вы, я вижу, не слишком шокированы смертью Ирины Максимовны?

– С чего бы это я должен шокироваться, – хмыкнул Аркадий. – Она долго болела, и можно было ожидать чего-то подобного.

– Ваша мать уже почти оправилась от последствий аварии.

– Мать, – сердито передразнил его Селиванов, но под прессом неодобрительного взгляда следователя взял себя в руки и проговорил: – Вот именно почти. Она была немолода. Больное сердце и всё такое.

– Не думаю, что сорокадевятилетнюю женщину можно назвать старой. И умерла она вовсе не от болезни.

– А отчего же она ещё могла умереть? – впервые нотки недоумения прозвучали в голосе Селиванова.

– Её нашли в ванной с перерезанными венами. – Наполеонов не сводил взгляда с лица Селиванова, но на нём не отразилось ничего.

– Значит, она устала и покончила с собой, – пробурчал Аркадий.

– А перед этим выпила упаковку снотворного.

– Ну, чтобы не так страшно было покидать этот свет, – улыбнулся сыночек.

– Понятно. Но перед тем как перерезать себе вены, ваша мать утонула.

– Что вы такое несёте? – возмутился Аркадий. На его лице появилось выражение недоумения и раздражения, слитые воедино. Он, кажется, действительно не понимал и оттого злился.

Следователь проигнорировал его вопрос и задал свой:

– Где вы были позавчера вечером с 23 до часу ночи?

– Вы что же, думаете, что я свою мачеху утопил и зарезал? – довольно искренне изумился Селиванов.

– Вы не ответили на мой вопрос, – напомнил следователь.

– Дома я был, – буркнул Селиванов.

– Один?

– Почему один?! С Милкой.

– Кто такая Милка?

– Моя подружка. Мы вместе живём.

– И она может это подтвердить?

– Куда же она денется?! – усмехнулся Селиванов.

– Имя, отчество, фамилия вашей Милки?

– Людмила Анатольевна Горбункова.

– Она сейчас дома?

– Нет, работает она в магазине.

– В каком?

– По продаже готового платья.

– Адрес.

– Чей адрес?

– Магазина.

– Щелканова, 21а.

Наполеонов набрал номер, а когда в трубке отозвались, быстро проговорил:

– Василиса Никитична, пусть кто-нибудь из твоих оперативников сгоняет по адресу: Щелканова, 21а, и в магазине одежды допросит Людмилу Анатольевну Горбункову на предмет того, где с одиннадцати до часу ночи, – Наполеонов назвал дату, – находился её сожитель Аркадий Павлович Селиванов. – Наполеонов положил трубку.

– Я не сожитель, а гражданский муж, – неожиданно обиделся подозреваемый.

– Гражданским мужем станешь, когда свою девушку в загс сводишь.

– Ещё чего, – фыркнул Селиванов.

– Вам знаком Муромцев Михаил Иванович?

– Да, Мишку я знаю с детства.

– Какие у вас с ним отношения?

– Никаких. Когда-то вместе замки из песка строили и прочее. Но как выросли из коротких штанишек, наши пути-дорожки разошлись.

– Отчего же?

– Мишка у нас нос свой из учебников не вытаскивал. Ботан, короче!

Наполеонов припомнил внешность Муромцева и подумал, что ботаном его назвать сложно.

– Давно вы его видели? – спросил он у Селиванова.

– Не помню.

– То есть?

– Это значит, что очень давно, – насмешливо проговорил Аркадий.

– Вы знали, что Муромцев ухаживает за вашей матерью?

– Слухи об этом доходили до меня, – неопределённо отозвался Селиванов.

– И вас это не удивило?

– А чему тут удивляться? – Аркадий пожал плечами и процедил сквозь зубы: – Мишка у нас будущее светило медицины. – Аркадий криво усмехнулся.

– И вы были против того, чтобы Михаил Иванович ухаживал за Ириной Максимовной?

– Не был я против. Не был! Мне было всё равно, кто за ней ухаживает. И к тому же моего мнения никто не спрашивал!

– Как же так, ведь Ирина Максимовна вырастила вас, можно сказать, заменила вам родную мать?

– Чего вы ко мне привязались?! – огрызнулся Аркадий и, весь ощетинившись, зло проговорил: – Никто её об этом не просил! Тоже мне благодетельница сыскалась!

– Тем не менее после того как вас бросил ваш родной отец, Селиванова