Император Всероссийский Николай II Александрович - Наталья Черникова

Император Николай II на теннисном корте. 1912 г. На правой руке видна татуировка.

Все это оставляло императору мало досуга. Но если такая возможность все же появлялась, проводил время за чтением, охотно занимался спортом. Николая II обоснованно считают одним из самых спортивных российских монархов. Император много ходил, увлекался верховой ездой, ездил на самокате, летом с удовольствием занимался плаванием и греблей. Из спортивных игр предпочитал теннис и кегли, причем в теннисе он был достойным противником чемпиону России по этому виду спорта графу Сумарокову-Эльстону. Не чуждо ему было и такое традиционное для высшего света развлечение, как охота. Он пристрастился к ней еще будучи наследником, был метким стрелком, так что ежегодно его охотничьи трофеи исчислялись сотнями. Другим увлечением Николая II, а потом и его детей, стала фотография, благодаря чему до наших дней дошло огромное количество снимков венценосцев в их частной жизни.

Царская семья жила очень просто. Они не любили чрезмерной роскоши, сторонились помпезности. Тонкие вина, необыкновенные блюда, дорогие фрукты – все это появлялось на царском столе только в дни официальных приемов и торжеств. В обычные дни стол был простой, вина почти не было, только за завтраком и за обедом император выпивал по одной маленькой рюмке сливовицы или водки. Но если Николай II почти не пил, то курильщиком он был заядлым. Правда, в то время курение было широко распространено в обществе, и эта привычка не считалась ни дурной, ни вредной. В высшем свете обычно курили сигары, но Николай II, как, впрочем, и его супруга, их запаха не переносил. Сам он курил папиросы, которые вставлял в мундштук. Со временем эта особенность самодержцев привела к тому, что при дворе стало традицией курить именно папиросы.

Воцарение Николая II, подобно всем предыдущим, породило надежды на перемены. В печати появились статьи, где приветствия в адрес новой императрицы соседствовали с надеждой, что она внесет в русскую жизнь те начала, на которых была воспитана (речь шла об английском парламентаризме). На земских собраниях вновь заговорили об «увенчании здания» русской государственности – создании общероссийского земства, прообраза будущего общенародного представительства. Завуалированные надежды на скорые перемены звучали и в некоторых приветственных письмах и адресах, которые получал Николай II среди массы корреспонденции с выражением верноподданнических чувств.

Монарх мог не обратить внимания на подобные высказывания, мог выразить провинившимся свое неудовольствие через местную администрацию (в XIX столетии это было обычной практикой). Но он предпочел пойти по стопам отца. Оказавшись в сходной ситуации, Александр III издал манифест о незыблемости самодержавия (29 апреля 1881 г.), который стал политической отправной точкой его царствования. Нечто подобное намеревался сделать и Николай II.

17 января 1895 г. в Николаевском зале Зимнего дворца император принимал представителей от дворянства, земств и городов, прибывших в Петербург «для выражения их величествам верноподданнических чувств и принесения поздравления с бракосочетанием». Сказанная им в этот день короткая речь и стала ответом на разговоры о грядущих преобразованиях. Выйдя к депутатам, Николай II сказал:

«Я рад видеть представителей всех сословий, съехавшихся для изъявления верноподданнических чувств. Верю искренности этих чувств, искони присущих каждому русскому. Но мне известно, что в последнее время слышались в некоторых земских собраниях голоса людей, увлекавшихся бессмысленными мечтаниями об участии представителей земства в делах внутреннего управления. Пусть все знают, что я, посвящая все свои силы благу народному, буду охранять начало самодержавия так же твердо и неуклонно, как охранял его мой покойный незабвенный Родитель».

Это было первое публичное выступление молодого монарха, он сильно волновался: «…был в страшных эмоциях перед тем, как войти в Николаевскую залу, к депутациям от дворянства, земств и городских обществ», – записал он вечером в дневнике. Опасаясь, что от волнения позабудет, что нужно сказать, он положил в шапку шпаргалку. Но речь все же не прочел, а произнес, лишь изредка заглядывая в бумагу.

Речь 17 января отразила политическое кредо молодого монарха. Но она же продемонстрировала, что русское общество далеко не едино в своих верноподданнических чувствах. Депутаты ехали в Петербург, не зная, что услышат от царя. Большинство из них опасалось нового витка либеральных преобразований, так что для них речь императора прозвучала успокоительно. Но были и те, кто счел сказанное царем оскорблением в собственный адрес. Особенное негодование вызвало выражение «бессмысленные мечтания». В написанном варианте речи вместо слова «бессмысленные» стояло гораздо более подходившее к ситуации слово «беспочвенные», и император то ли оговорился, то ли пожелал усилить впечатление, но для русских либералов раздавшаяся с высоты престола уничижительная характеристика всех их устремлений звучала неприемлемо. Раздражены были и многие сановники, члены Государственного совета, министры. Раздражены не сутью, не смыслом слов царя, а той формой, в которую она была облечена. Если манифест Александра III призывал к единению общества и правительства, здесь, в словах Николая II, прозвучало нечто противоположное.

Реакция последовала сразу же. Уже к вечеру по Петербургу распространилось два совершенно разных описания этого события. Одни говорили, что речь императора «была сказана твердым и довольно суровым голосом. После произнесения этих слов государь повернулся и пошел назад к дверям, из которых вышел. Дворяне, мимо которых он проходил, кричали ура, представители земств молчали». Другие рассказывали иное: «Вышел офицерик, в шапке у него была бумажка; начал он что-то бормотать, поглядывая на эту бумажку, и вдруг вскрикнул «бессмысленными мечтаниями», – тут мы поняли, что нас за что-то бранят, ну к чему же лаяться».

Речь была опубликована, а вслед за этим появилась прокламация: «Вы сказали Ваше слово; вчера мы еще совсем не знали Вас; сегодня все стало ясно; Вы бросили вызов русскому обществу, и теперь очередь за обществом, оно даст Вам свой ответ». Этим ответом либеральной и тем более радикальной интеллигенции стал новый рост революционных настроений и антиправительственной агитации, идущее крещендо пренебрежительное отношение к монарху.

Впрочем, дело было не только в самой речи. К этому времени Николай II сумел зарекомендовать себя интеллигентным и обаятельным правителем. Его мягкость и приветливость резко контрастировали с более резкой манерой поведения, свойственной его отцу. Более того, его первые шаги казались отступлением от традиций прошлого царствования. В день свадьбы он приказал убрать выстроенные шпалерами (так называли шеренги войск, выстроенные по обеим сторонам пути следования высочайших особ) войска. Так что при проезде императорской четы от Зимнего до Аничкова дворца народ, пришедший посмотреть на свадьбу, мог свободно тесниться вокруг царских саней. Зарубежные газеты особенно отметили этот «красивый и смелый жест» молодого монарха. Затем последовало увольнение генерал-губернатора Царства Польского И. В. Гурко, проводившего русификаторскую политику, и милостивый прием делегации польского дворянства. Еще более смущающими для консерваторов были новогодние награды и назначения, когда, среди прочих, отмеченными оказались те лица, которых не жаловал Александр III. Все это привело к тому, что с новым императором связывались самые затаенные надежды. В нем видели реформатора, способного круто повернуть руль российской государственности.