Сторожевой волк - Кирилл Максимов

– Не слышу, но вижу, что поумнел, – удовлетворенно проговорил Сулейман.

Кровь понемногу растекалась по телу. Наконец Богдан сумел сесть и осмотреться. Он находился на огороженном высоким забором участке, посреди которого торчал вкопанный в землю столб с крюком на высоте чуть выше человеческого роста. Снег большими хлопьями сыпал с хмурого неба. Под самым забором топтались бесправные грузчики-гастарбайтеры и пяток бомжей – переборщиков гнилья. Перед ними прохаживались те самые вчерашние охранники, которым Богдан неплохо ввалил.

– Смотри, не сдох, – хохотнул любитель пострелять из травматика.

– Живучий, – подтвердил его товарищ.

– Уроды, – прохрипел Князев.

– Ты на себя посмотри, – прозвучало в ответ.

Богдан все еще был слаб, его покачивало, кружилась голова. Он нагнулся, зачерпнул пригоршней снег и растер им лицо. После чего ему показалось, что дневной свет стал ярче.

– Время не ждет, – напомнил Сулейман. – Начинайте.

Охранники схватили Князева, подтащили к столбу, сорвали с него телогрейку, стащили свитер, содрали рубашку и высоко, к самому крюку, привязали руки. Сулейман потрогал разбитую губу, по-верблюжьи выпятив ее, и с отвращением произнес:

– Вот, ты и за них заступался, – показал он на гастарбайтеров и бомжей. – Смелый очень. Правды искал. И нашел свою правду. Она, знаешь, в чем?

– Знаю, – прохрипел Князев.

– Не знаешь ты еще. Правда в том, что ее нет на этом свете.

Богдан еще не понимал, к чему клонит Сулейман.

– Пошел ты! – проговорил он непослушным языком и, собравшись с силами, плюнул в сторону надсмотрщика, но плевок не долетел, упал в снег.

– Сейчас ты поймешь, что твоей справедливости, твоей правды нет и не бывает, – ухмыльнулся Сулейман и махнул рукой охранникам.

Неулыбчивый громила шагнул к грузчикам, сбросил с плеча сложенную в две стопки толстую разлохмаченную веревку, вложил ее в руки пожилого кавказца.

– Будешь жалеть, самого к столбу привяжем, – пообещал он.

– Я не буду его бить, – неуверенно проговорил грузчик.

– Будешь. Я так сказал, – подтолкнул его в спину охранник.

Пожилой кавказец нерешительно шагнул к Князеву и прошептал:

– Извини. Но я должен. Иначе…

– Что ты там шепчешь? – гаркнул охранник. – Бей!

Грузчик несильно взмахнул рукой, веревка опустилась на голую спину Богдана.

– Сильней! – прозвучал приказ Сулеймана.

– Бей, я все понимаю, – одними губами проговорил Богдан.

На этот раз веревка опустилась сильнее. Князев почувствовал, как саднит содранная со спины кожа. Охранники подгоняли грузчиков, каждый должен был принять участие в экзекуции. Свистела веревка, крупными хлопьями капала на снег кровь. Через какое-то время Богдан уже не ощущал боли. Ему стало все равно, что с ним произойдет дальше. Гастарбайтеры уже прошли по второму кругу.

– Хватит, – внезапно скомандовал Сулейман. – Так будет с каждым, кто посмеет поднять на меня руку. Теперь за работу.

Охранники погнали грузчиков и бомжей к выходу. Обессиленный Князев буквально висел на руках, ноги сами собой подгибались. Сулейман подошел, взял его за подбородок и заглянул в лицо.

– Это еще не все, – пообещал он.

Надсмотрщик говорил что-то еще, но Богдан его уже не слышал. Он с трудом держал веки открытыми. Затем все поплыло перед глазами, и он потерял сознание.

– Что с ним делать? – спросил охранник.

– Пусть еще повисит, пока не очухается, – небрежно бросил Сулейман. – А там, на ваше усмотрение.

Охранник поднял рубашку Князева со снега, вынул из кармана сложенную вчетверо бумагу.

– Смотри, направление в военный госпиталь, просроченное…

Сколько времени провисел на столбе, Богдан не знал. Он очнулся резко, от боли, ему показалось, что в спину ему всадили раскаленный прут. Первое, что он увидел, это свежий снег под ногами, сквозь который проступали кровавые пятна. Богдан вскинул голову. Неподалеку от него стояли двое охранников и спорили. Они еще не заметили, что их пленник пришел в себя, а потому были предельно откровенны.

– …мужик свое получил, – говорил рослый громила, ковыряя носком ботинка разлохмаченную веревку. – К тому же он десантура – наколку у него на плече видел? А десантуру я уважаю. Нас двоих завалил, такое уметь надо. За это и получил свое. Этих абреков мы на его примере воспитали. Вот и все. Отвязать его надо, и пусть идет на все четыре стороны.

– Отпустить? Так просто? – прищурился напарник. – После того что он с нами сделал на глазах у всех? Теперь же они нас в грош не будут ставить.

– И что предлагаешь?

– Из шланга его водой облить. Через час-другой на ветру льдом покроется, сдохнет.

– С телом что делать? Ты подумал?

– В лес завезем и выбросим. Менты никого искать не станут. Тут замерзших бомжей десятками подбирают.

– Тебе это надо? Лишнюю работу себе ищешь?

– А если он потом нас сдаст? – задал резонный вопрос любитель расправы. – «Жмурик»-то надежно молчать будет.

– Не нравится мне твой план, я бы его отпустил.

– Сулейман не для того нам сказал «на ваше усмотрение», чтобы мы его отпускали.

– Для чего тогда?

– Он нас проверяет. Дадим слабину или нет? Ему жалостливые на базе сто лет не нужны. Ты работу потерять хочешь?

Князев попытался встать на ноги и застонал.

– Очухался, – недовольно проговорил охранник.

Его напарник стоял, задумавшись. Еще неизвестно, чья позиция в споре взяла бы верх, – отпустили бы Князева восвояси или обледеневшего вывезли за город. Но судьба распорядилась по-своему.

Заскрипела калитка в металлических воротах. Богдан с трудом разлепил набухшие веки. На огороженный участок зашли Сулейман, еще один кавказец, на руках которого сияли золотом и камнями массивные безвкусные золотые перстни. Чуть в стороне от них держался мужчина славянской внешности в куртке, подбитой мехом.

– Вот он, – елейным голосом проговорил Сулейман. – Потрепали его немного. Так заслужил.

Мужчина, пришедший с кавказцами, показался Князеву знакомым, но с точностью он не мог этого сказать. Все расплывалось перед глазами, набрякшие веки постоянно смыкались.

– Отвяжите его, быстрее, – попросил мужчина и, подойдя к Князеву, позвал: – Богдан…

– Кто… – хотел спросить Князев, но не договорил.

Охранники приподняли его, стали обрезать веревки. От боли он застонал. Свет снова померк, и он провалился в темноту.

Кавказец с перстнями на руках строго посмотрел на надсмотрщика и произнес приятным баритоном:

– Какого хрена ты его так уделал?

– Я ж говорил, заслужил. Если б я знал, что он вас заинтересует, – покачал головой Сулейман.

– Это он? – спросил у мужчины в куртке обладатель перстней.

– Он самый. Это точно. Сколько ты за него хочешь? – Вопрос был обращен к Сулейману.

Надсмотрщик замялся, боясь продешевить. Соплеменник внимательно глянул на него и погрозил пальцем с надетым на него сверкающим перстнем, мол, не заламывай слишком много.

– Ну, если считать по ущербу, который он мне нанес… – начал Сулейман.

Мужчина в меховой куртке резко сунул руку в карман, вытащил пухлое портмоне, помахал им перед носом у надсмотрщика, после чего запустил внутрь пальцы и стал вытаскивать по одной новенькие стодолларовые купюры. Сулейман жадно принялся их хватать, собирая в веер.

– Сто, двести, триста… – приговаривал мужчина в меховой куртке.

– …четыреста, пятьсот… – повторял за ним Сулейман, согласно кивая.

Когда счет дошел до тысячи, мужчина в куртке остановился. Сулейман вопросительно поглядел на него, мол, а где же продолжение?

Продолжение и последовало, но не такое, на которое рассчитывал торговец живым товаром. Мужчина вырвал из веера одну купюру.

– Девятьсот, – произнес он, пряча сто долларов в портмоне.

Обладатель золотых перстней иронично усмехнулся, глядя на Сулеймана, мол, я же тебя предупреждал – не жадничать.

– Хорошо, тысяча, – сказал надсмотрщик, протягивая руку.

– Тысяча уже была, ты на нее не согласился. Теперь девятьсот, – пухлое портмоне исчезло во внутреннем кармане меховой куртки.

– Ладно, – с плохо скрываемой обидой произнес Сулейман. – Девятьсот, так девятьсот. По рукам. Зачем он вам понадобился?

– А вот это не твое дело. Несите его в машину.

Полуживого Князева подхватили охранники и уже бережно, как положено поступать с новоприобретенной вещью стоимостью под тысячу долларов, понесли за ворота к машине и уложили на заднее сиденье. «Благодетель» сбросил меховую куртку, прикрыл ею Князева, после чего стал рыться в автомобильной аптечке.

В сильных пальцах хрустнула завернутая в бинт ампула, тут же густо запахло нашатырным спиртом. Князев втянул носом воздух, вздрогнул и попытался открыть заплывшие глаза. Он мало что различал сквозь узкие щелочки, хоть и силился.

– Лежи, лежи… самое плохое для тебя окончилось. Не знаю уж, сам Бог или черт меня тебе послал, Богдан, – услышал он спокойный голос.