Меломаны - Петр Гурский

Вернулись мы перед самыми сумерками. Контрабас уже поджидал. Тромбон полировал инструмент и пытался что-то там насвистывать под нос.

- Даже невозможно, ты, и вернулся в такое время? - сказал Флейтяра, глядя на Контрабаса. - А, я уже знаю, она не любит заниматься этим в темноте.

- Отвали, - буркнул Контрабас. - Просто ей нужно было куда-то идти.

- Идти? Ясный перец, что ей было нужно. Любовь любовью, только ведь жить с чего-то надо? У нее имеется профессия. Могу поспорить, что она еще и ударница труда.

Контрабас не отвечал. Он побледнел и сжимал кулаки. Флейтяра не отступал ни на шаг. Ждал.

Я вздохнул, вытащил пистолет и пальнул между ними, в пол. Слава Богу, еще ни в кого не попал. После хорошего трахалова у меня всегда трясутся руки. И они об этом знали - сразу же отскочили друг от друга.

- Ну, ладно, - буркнул я, садясь. - Надо бы покумекать, как мы это сегодня провернем.

Они сразу же успокоились. Контрабас пожал плечами.

- Да тут ничего трудного, - сказал он и замолчал. Морда у него была чертовски глупая. Он глядел куда-то прямо перед собой, а я расхохотался. Таким смешным я его еще никогда не видел. Но хохот этот быстро сполз с моего лица будто грим с клоунской рожи. Моя рожа была не умней. Весь мир за один миг поглупел. В дверях нашей хибары, где оживала музыка Шопена, стоял скрипач.

Это был он. Громадный мужик с лысым черепом. Я никак не мог в это поверить, горячечно искал пистолет, а ведь тот все время был у меня в руке.

- Эй, ты, - сказал Флейтяра, который никогда не видал нашего клиента. - По-моему ты заскочил не туда, куда следует.

Скрипач не обратил на него внимания. Он был в том же черном костюме, в котором я видел его в "Голубом Щите". У него был галстук и перчатки. Вот инструмента он не принес. Оружия тоже не было видно.

- Элегантный, падаль, - сказал Тромбон, на мгновение перестав свистеть. Но только на мгновение.

Скрипач подошел поближе и поглядел на наши лица.

- Я хочу поговорить, - сказал он.

Нет, я усрусь. Я тут собирался через пару часов пришить этого типа, а он приходит как к себе домой и заявляет, что хочет поговорить.

Контрабас уже пришел в себя от шока. Он снял со стенки автомат и передернул затвор. Я успокоил его, махнув рукой.

- Дело очень серьезное, - сказал скрипач. - Мне бы хотелось договориться с вами.

Я начал беспокоиться.

- Что тебя занесло сюда, скрипач?

- Скрипач? - Флейтяра с Тромбоном произнесли это одновременно, а ведь это были люди с полярно противоположными взглядами на жизнь.

- Вас наняли, чтобы меня убить, только я не считаю вас врагами, сказал он. - И я хочу сделать вам одно предложение.

Теперь на него уставились мы все. Сто пятьдесят лимонов в одном куске мяса пришли к нам, чтобы сделать предложение.

- Ну?

- В моей музыке нет ничего сверхъестественного, - сказал он.

- Мы это знаем, придурок, - отрезал я.

Он глянул на меня, но как-то спокойно, без выпендрежа.

- Работаю не один, а в группе.

- Это мы тоже знаем.

Он с шумом втянул воздух.

- Меня можно убить.

Я согласно кивнул головой.

- Убить можно всякого. Так ты нам скажешь чего-нибудь нового, или нам уже можно тебя прикончить?

Контрабас нервно повел автоматом. Скрипач поглядел на него, потом снова на меня.

- Вы много знаете. Вижу, это хорошо, что я пришел.

- Ну, не знаю... - ответил я на это.

- Понимаю, моя смерть будет оплачена. Наверняка ставка довольно высокая, но то, что я предложу сейчас, даст нам всем гораздо больше.

- Твоя смерть - это верная прибыль.

- Моя жизнь, - сказал скрипач, - это где-то миллиард на всех. И риск минимальный.

Тромбон даже засопел, настолько он был взволнован.

- Ничего себе бабки, - нервно сказал и я.

Смотри - не смотри, миллиард - это больше, чем сто пятьдесят лимонов, горячечно рассуждал я.

- Давай поговорим, - сказал я.

Скрипач уселся. Он нервничал, стараясь этого не выявить, но наверняка боялся, что мы прикончим его, не выслушав того его предложения.

- У меня неприятности, - начал он.

А как же. Это я мог подтвердить даже письменно.

- Это дело не нравилось мне с самого начала. Я человек образованный, перед войной играл в филармонии. Только сейчас искусство никому не нужно.

- Филармония... - произнес Флейтяра, и его глаза загорелись.

- Но я должен как-то зарабатывать на жизнь. Вот и столковался с двумя типами. Эта наша группа и взбесила так Маленького Принца. Это бармен и клозетная бабка из "Голубого Щита".

- У вас есть и четвертый, - добавил я.

- Ну да, и четвертый, - сказал скрипач и сморщил брови. Но это было уже позднее.

- Газ и цветочки, - сказал я ему. - Так вот, это уже не пройдет. Вам хана. А тебе тем более хана.

Скрипач прикусил губу.

- Нет, я пришел сюда не из страха перед вами, - сказал он, как будто страшно устал. - Я не знал. Понятия не имею, как вам удалось так быстро все выяснить. Но не только вы хотите от меня избавиться. Мои сообщники - тоже. Я подумал, что если мы договоримся, вы мне поможете - потому что умеете считать.

- Говори, - проворчал Контрабас.

Скрипач рассказал нам о том, что происходило в "Голубом Щите". Самое главное мы уже знали. Весенний Розмарин догадался обо всем. Так что теперь я даже мог проверить, не врет ли скрипач. Не врал. Там, в кабаке, он только отвлекал внимание. Он имитировал колдовскую игру, чтобы никто не допер, что в кабак запускают газ. Через вентиляционные отверстия. Всем этим управлял бармен, который попросту уходил в подсобку, надевал защитный противохимический костюм, возвращался, когда все лежали без сознания и грабил. Время у него было. Когда скрипач начинал играть, клозетная бабка закрывал входные двери, чтобы никто из непосвященных не попал вовнутрь. Естественно, выглядело это как самое банальное средство безопасности. Потом он стрелял в музыканта, только никто не знал, что патроны были холостыми.

Так, заведение располагалось под землей, то есть, окон там не было, снаружи никто ничего заметить не мог. Так что там было особенного? А ничего! Просто там работал именно тот бармен, и тот туалетная бабулька.

- Я достаточно силен, - продолжал скрипач. - Среди посетителей заведения, у которых забрали оружие, я чувствовал себя в безопасности. Организм у меня очень выносливый. Чтобы газ подействовал и на меня, нужно было больше времени. Всегда на несколько секунд позже, чем на самого стойкого из посетителей. Так что никто сориентироваться не мог. Все считали, что я пуленепробиваемый и вообще, бессмертный. А на самом деле, бармен отволакивал меня, валяющегося без сознания, в тайник возле туалета. Оттуда же я и выходил играть, словом, появлялся ниоткуда. Это все так, на всякий случай, чтобы никто не приметил меня по дороге в "Щит" и не застрелил.