Юмор разных лет - Олег Палёк

– Как читателям понравится. К тебе, кстати, жена приехала

– Не к тебе, а к вам!

– Не-е. К нам она вчера приезжала, а сегодня к тебе!

Я вышел из канцелярии и пошел в спальный блок. Кочкура лежал на аккуратно заправленной койке перед экраном и смотрел «Служу Советскому Союзу». На экране образцовые солдатики в отутюженных гимнастерках бодро бегали по плацу, за экраном молодежь в грязных «ВСО» драила пол зубными щетками с мылом. Увидев меня, он вынул из кармана смятый кусок бумаги и подал его мне.

– Что это?

– Эротическая литература.

Я развернул бумажку. Сверху значилось: «Инструкция по использованию теодолита. Распечатать, раздвинуть ножки и воткнуть».

– Ты, Кочкура, сексуально озабочен.

– Еще как! Я хочу жилье в нашей казарме снять.

– Зачем?

– А я не буду за него платить и меня выкинут. И тогда я с бабами повоюю, а не с лопатой.

– Ты же женат!

– Во! Еще хочется, чтобы моей жене присвоили звание сержанта.

– Зачем?

– У меня мечта – оттрахать сержанта. Перед подъемом лежу, чувствую – женщину хочется.

– А перед отбоем не хочется?

– Нет.

– Значит, служба тебя удовлетворяет. Вот только некоторых из УИРа наша служба не удовлетворяет.

– Это как?

– Тут некоторые хотят, что бы мы добровольно еще раз слазали на 12-й подземный этаж 113-й площадки.

– Добровольно – это как?

Я вкратце рассказал.

– Понятно. Драку заказывали? Нет? Не волнует – уплачено! Не сказали, зачем?

– Нет. Но намекнули о приближении дембиля.

– Дембиль неизбежен, как крах капитализма. Я только еще дембильский альбом не закончил – золотая фольга кончилась.

– Ничего, цинка зато на всех хватит.

– Шутки у тебя, Палёк. Жрать охота!

– А что давали на завтрак?

– Да опять сухофрукты, сухое мясо да этот, как его, сухой и соленый кефир.

– Чего?!

– А, сегодня утром только две посылки в нашу роту пришли. Южанам. По-братски разделили.

– Это как?

– Они же наши младшие братья. Им много не надо.

– Ты, Кочкура, расист.

– Да брось, я же делюсь салом с хохлами, когда им посылки приходят.

– Да я насчет столовой.

– Ты что, Палек, там готовят только пищу для жалоб. Да и то, чтобы от молодежи отбиться, надо с автоматом ходить. Холодный несладкий чай без заварки и брикет макарон, густо политый олифой. Ты сам-то, чем питаешься?

– Да что бог пошлет… в магазины военного городка.

Неожиданно дневальный крикнул:

– Рота, смирно!

В казарму зашел командир роты:

– Дневальный! Чтоб туалеты почистил! А то там дерьма уже – в голове не укладывается. Опять женщины на тумбочках. Немедленно отодрать! Старшина!

Прапорщик выскочил из старшинской, на ходу подтягивая трико:

– Ваше приказание выполнено!

– Так я же ничего не приказывал.

– А я и ничего не делал.

– Балда! Где ты был? В туалете? Ты бы еще в театр сходил. Как за порядком следишь? Везде фантики от апельсинов валяются. Все убрать вокруг мусора, с метелками я уже договорился.

Тут капитан заметил нас с Кочкурой. Мы, конечно, как образцовые воины стояли по стойке «смирно» и по-собачьи преданными глазами смотрели на ротного.

– А, это вы. Уже знаю. Что-ж, у вас есть возможность послужить Родине. Я сейчас корреспондентку хочу подбросить до станции, могу отвезти вас к месту вашего будущего подвига.

В «газике» ротного было грязно и воняло бензином. Я сел рядом с водителем, а Кочкура с девушкой – на заднее сиденье. Через мутные стекла можно было видеть тот там, то сям покореженную технику, которая создавала пейзаж в стиле «Пикника на обочине» Стругацких. Маруся, обрадованная тем, что ускользнула от старшины, буквально в рот смотрела Кочкуре. «Из огня, да в полымя», – подумал я. А тот заливался:

– На местном наречии «Тюротам» означает «черные пески».

– Что-то пески здесь светлые какие-то, – выглянула Маруся в окно.

– Значит, много краски ушло налево. Помню, наша ракета, значит, бац об землю, только брызги в разные стороны, никто не спасся.

– А ты?

– А я тогда еще не призвался.

– Слушай, надо было у тебя интервью взять. – Маруся инстинктивно потянулась за ручкой, но вспомнила, что я ее забрал и выразительно посмотрела на меня. Я демонстративно уткнулся в окно – как флиртовать, так с Кочкурой, а ручку – так у меня?

– Интервью? Ты знаешь, я сегодня его не мыл. Но можешь прикоснуться к национальному герою.

– Чего? – Маруся была девственно чиста, так что Кочкура старался зря – она просто не понимала его намеки

– Так этот герой, то есть неизвестный солдат перед тобой. Сегодня уже со второй женщиной до города еду.

– А я не женщина еще. – Маруся покраснела.

– Так еще и не город!

Газик сильно тряхнуло на ухабе и девушка свалилась на заботливо подставленные колени товарища. Я же предавался мрачным раздумьям.

Глава третья

Предпоследняя

– А корова-то и спрашивает: где, мол, у вас электростанция. Вот и смекаю: наши-то коровы знают, где у нас электростанция.

Двое в штатском ждали нас прямо у КПП 113-й площадки. Этот пункт было по-своему примечателен: прямо посреди степи вагончик, перед ним – часовой. Никто на нашей памяти никогда не ходил через КПП – зачем? Налево-направо никаких заборов, только голые столбы из-под колючей проволоки. Тем не менее, наши сопровождающие поперлись прямо на часового. Естественно, тот обиделся за нарушенный покой:

– Стой! Запретная зона!

Хмурый выругался:

– Ты, козел, я полковник внутренней службы, вот мое удостоверение.

– Ничего не знаю. Есть приказ никого без пропуска не пускать.

Хмурый выругался еще раз.

Из КПП раздался голос:

– Эй, бабай, долго ты с ним будешь спорить? Стреляй в этого идиота, как положено по уставу и пошли, перекинемся в буру.

Часовой изящным движением дослал патрон в ствол. Вся наша процессия резко сдала назад. К счастью, из караульной вышел заспанный прапорщик:

– Иванов, какая машина прибыла?

– З елена я.

– У нас тут все зеленые, номер какой?

– А номер белый…

– Ты, что, умного из себя корчишь, хочешь меня перещеголять? – прапорщик посмотрел на номер машины, что-то сверил в записях и наконец поднял глаза на нас:

– А, внутренняя служба. Пропустить.

Проходя мимо, Хмурый сказал прапорщику:

– Ну и служба у вас поставлена! Ваш попка мог нас пристрелить!

– Да, этот что сказал, то сделает, – твердо ответил прапорщик.

– Кстати, почему у него фамилия Иванов?

– А вы сами у него спросите.

Хмурый глянул на часового:

– Ты кто по национальности?

– Караульный внутренней службы рядовой узбек!

– А почему Иванов?

– Так в уставе записано.

Хмурый повернулся к прапорщику:

– Он же и вас ненароком может прикончить.

– Вряд ли. У него патроны учебные.

– Это же нарушение.

– Зато безопасно. Раньше, знаете, что ни ночь – так пара трупов. Все офицеров норовят кокнуть, знаете ли. Или местных подманивают и дырявят. Что угодно сделают ради отпуска. Неделю назад тут тоже двое проходили. Этот «Иванов» кричит: «Стой, кто идет?» И стреляет два раза. Одного – наповал, другого – ранил. Подходит к раненому и говорит: «Хорошо, что остановились. В другой раз в воздух стрелять не буду!»

Через десяток метров мы остановились перед оградой. Похолодев, я понял, что наша остановка – кладбище. На Байконуре никого не хоронят – останки отсылают по месту, так сказать проживания тела. Очень пикантно смотрелось в этой связи плакат на ограде, оставшийся с прошлых выборов: «Все на выборы! Встань и проголосуй!»

Кочкура тихо сказал:

– Остановка – кладбище. Конечная. Всего вам доброго…

Заметив наше замешательство, Хмурый подал голос:

– Успокойтесь. Это просто маскировка. Западные шпионы очень суеверны, никогда разорять могилы не будут, – он поднял крайнюю могильную плиту и приказал: – За мной!

Действительно, под плитой начинался просторный и освещенный коридор. Спустившись, мы пошли вперед.

– Слушай, Палек, эти говорят, что здесь шпионов нет. А как же Джон? – спросил меня Кочкура.

– Да правильно они говорят. Действующих шпионов нет. Их закидывают на военный объект, соответственно готовят, а здесь бардак почище того, что во всей стране. Ну и они теряют голову, ассимилируют…

– Чего?

– Ну, становятся пофигистами. А они, там, в резентурах, думают, что их здесь ловят и шлют новых. Я думаю, у нас каждый второй – шпион. За себя я уверен. А ты, Кочкура, случаем, не из Техаса?

– Скажешь тоже. Я с Сибири.

– Джон тоже с Сибири. По легенде даже со мной в университете учился. Да хрена с два – с таким акцентом его же на первом экзамене по английскому завалили бы. Мне твои способности не дают покоя.

– Хочешь жить хорошо – умей вертеться.

– Посмотрим, помогут ли твои способности выкрутиться на этот раз.