Сирота - Николай Дубов

Не произнеси он этих слов, Лешка пошел бы разыскивать горком и красивую девушку с косами, которую звали Верико, но, услышав их, Лешка попятился, повернулся и бросился бежать.

— Куда ты? Подожди! — удивленно кричал ему парень, держа в руках записку.

Лешка, не оглядываясь, улепетывал. Парень взглянул на часы, огорченно махнул рукой и пошел своей дорогой.

Стемнело. С гор потянуло холодом, заморосил мелкий дождь. За рубль Лешка купил пирожок с ливером. Пирожок был корявый и маленький, после него есть захотелось еще больше.

Под дождем улицы опустели совершенно. Окна закрывались, задергивались занавесками, за ними вспыхивал свет. Там было сухо и тепло. За занавесками жили незнакомые люди, у них была своя, чужая.

Лешке жизнь.

Впереди за полквартала светились два окна и стеклянная дверь буфета. Там могли оказаться пьяные. Пьяных Лёшка не боялся: они были добрее трезвых, а в случае чего от них нетрудно убежать. Лешка поднялся на крыльцо и приоткрыл дверь. В помещении было пусто, только за стойкой сидел мужчина в кепке и щелкал на счетах. — Буфет закрыт! - поднял он голову на скрип двери.

Лешка попятился. Буфетчик запер дверь изнутри и закрыл окна ставнями.

Лешка сел на мокрое крыльцо. Все так и случилось, как он говорил.

Митьке: он убежал, теперь оставалось только пропадать. Вот так, наверно, и начинают пропадать. Пропадать Лешке не хотелось. Ему стало нестерпимо жалко себя. Он уткнулся головой в колени и заскулил.

— Ты чего ревешь, герой?

Лешка испуганно вскинулся. Перед ним стояли двое в черных блестящих плащах. Дождь громко лопотал и стекал по плащам бисерными струйками. Лешка не ответил. Один из них полез в карман — в глаза.

Лешке ударил свет электрического фонарика.

— Кто тебя?

— Никто. Есть хочу.

— Есть? Это дело поправимое.

Мужчина поменьше ростом поднялся по ступенькам и постучал в дверь.

— Закрыто, граждане, — донеслось оттуда.

— Вот те клюква! — раздосадованно сказал стучавший. — У тебя.

Алексей Ерофеич, ничего нет в карманах? Да нет, конечно! Что ж будем делать, а? Денег ему дать? Все равно поздно, закрыто все…

— Ты где живешь, мальчик?

— Нигде.

— Родные у тебя есть?

— Нету.

— Д-да! — протянул Алексей Ерофеевич.

Они постояли молча, потом Алексей Ерофеевич положил руку Лешке на плечо:

— Пойдем к нам. Накормим.

— Куда? — опасливо съежился Лешка.

— На теплоход.

— Нет, правда? — вскочил Лешка. — А вы не вре… не обманываете?

Они засмеялись:

— Не бойся, не врем.

Лешка вскочил и торопливо, вподбежку, зашлепал по лужам.

Вахтер в проходной покосился на Лешку, однако ничего не сказал.

Они прошли мимо зданий, вагонов, наваленных горами тюков, бочек, ящиков и оказались на каменной стенке пирса. Возле пирса высилась белая громада теплохода. По трапу они поднялись на палубу.

— Вызовите буфетчицу, — сказал Алексей Ерофеевич человеку, стоявшему на палубе возле трапа.

Спотыкаясь о высокие железные пороги в узких дверях, цепляясь за поручни крутых трапов, Лешка ковылял следом за Алексеем Ерофеевичем.

В большой светлой каюте Лешку оставили. Через всю каюту буквой "г" тянулся стол, покрытый белой скатертью. Перед столом стояли кресла в белых чехлах, на полу лежал ковер.

Все вокруг было такое чистое, что Лешка стоял у дверей и не решался двигаться дальше. С башмаков и штанов его натекла маленькая поблескивающая лужица. Лешка смотрел на нее с ужасом.

— Что ж ты стоишь? — раздался за спиной голос Алексея Ерофеевича, и Лешку подтолкнули к столу. — Садись.

Лешка осторожно сел на краешек кресла. Алексей Ерофеевич сел напротив. Без плаща и фуражки он выглядел моложе, чем показалось Лешке на улице, только теперь стало видно, что он худой и от этого кажется еще более высоким. Глаза у него были глубоко запрятаны в подбровье, рот широкий и твердый. На рукаве синего кителя сияли золотые нашивки.

— Что ты на меня уставился? — скупо улыбнулся Алексей Ерофеевич.

Лешка открыл было рот, но в это время вошла молодая заспанная женщина в мелких русых кудряшках.

— Даша, — сказал Алексей Ерофеевич, — соорудите поскорее ужин.

— Да ведь холодное все, Алексей Ерофеевич, — сдерживая зевок, сказала Даша. — Кок спит давно.

— Ничего, давайте холодное. Только чаю горячего. Я тоже выпью…

И потом — чем это вы душитесь? Запах прямо в сто лошадиных сил…

— "Сирень" называется, — польщенно ухмыльнулась Даша и вышла.

Она принесла хлеб, холодные котлеты и кашу.

— Действуй, — коротко сказал Алексей Ерофеевич, придвигая все это к Лешке.

Лешка торопливо глотал, почти не жуя. Алексей Ерофеевич задумчиво помешивал ложечкой чай и поглядывал на Лешку.

— Сыт? — спросил он, когда Лешка, с трудом переведя дыхание, отодвинул тарелку. — Пей теперь чай.

Чай был горячий и очень сладкий. Такой Лешка пил только у мамы.

Он жмурился от наслаждения и сейчас же открывал глаза, боясь, что и чай и светлая, сверкающая чистотой каюта вдруг исчезнут.

— Ты что, спать хочешь?

Лешка отрицательно помотал головой.

В каюту вошел моряк, который вместе с Алексеем Ерофеевичем привел.

Лешку. У моряка было круглое розовое лицо с ямочкой на подбородке, серые навыкате глаза.

— Давай познакомимся, — сказал Алексей Ерофеевич. — Как тебя зовут?.. Лешка? Тезка, значит? Очень хорошо. — Он показал на своего товарища: — Анатолий Дмитриевич, второй помощник капитана.

— А вы капитан? — спросил Лешка.

— Нет, — усмехнулся тот, — я старший помощник. Теперь рассказывай, как ты дошел до жизни такой.

Лешка сказал, что папа погиб на фронте, мама умерла. Вот он и остался один.

— А тут у тебя что? — спросил второй помощник и потянул за рубашку, прилипшую к пряжке пояса: рубашка поднялась, и на медной бляхе сверкнул якорь. — Спер, что ли?

— И вовсе не спер! — сердито сказал Лешка и затолкал рубашку обратно. — Это папин.

— Морячок, значит, был твой папа? — спросил Анатолий Дмитриевич и переглянулся со старшим помощником. — А возле буфета почему сидел? Как туда попал?

Лешка рассказал, как он хотел уехать в Ростов, как его ссадил милиционер и как он убежал от милиционера, а потом от парня с полевой сумкой.

— А от нас тоже убежишь?

Лешка опустил голову и шепотом ответил:

— Нет.

— Бегал тызря, — сказал старший помощник. — Они бы тебе плохого не сделали.

Лешка промолчал. Он-то знал, что бегал совсем не зря.

— Что будем делать, старпом? — спросил Анатолий Дмитриевич.

— Сейчас спать. А завтра до отхода отправим в управление порта. В комитет комсомола или порткоммор. Они его устроят.

— Эх, жаль!.. — воскликнул второй помощник. (Алексей Ерофеевич выжидательно посмотрел на него.) — Жаль, что нам через рейс в загранплавание идти. А то плавал бы с нами, и дело с концом. Вроде юнги. Каким бы моряком стал! А?

— Не говорите пустяков, Анатолий! Юнги не положены. И капитан, конечно, не разрешит. Парню нужно учиться, а не болтаться по морю.

Успеет попасть на море, если захочет… Даша, — сказал Алексей.

Ерофеевич буфетчице, вошедшей прибрать посуду, — откройте каюту доктора, отведите туда мальчика и дайте ему постель.

Вслед за Дашей Лешка спустился на палубу, прошел на корму и оказался в маленькой каюте.

— Ты что, родственник или знакомый старшему? — зевнув, спросила.

Даша и начала стелить постель.

— Нет.

— Так что ж он с тобой возится, спать не дает?.. Ложись. Если чего надо — по коридору направо. В каюте ничего не трогай, не безобразь.

— А капитан у вас сердитый? — спросил Лешка.

— Да уж как всякий капитан, — неопределенно ответила Даша и вышла.

Лешка сел на койку. В стене справа было круглое окно в медной оправе. За толстым стеклом ничего не было видно. Под окном стояли стол и стул, возле левой стены — узкий шкаф и умывальник. Хорошо бы никуда утром не уходить, а остаться здесь навсегда! Но раз старший решил, все его послушают, а Лешку не будут и спрашивать. Он вздохнул и лег на койку.

Сна не было ни в одном глазу. Слишком многое обрушилось на Лешку сразу. Не прошло и суток, как дядька побил его и он убежал, а у него было такое ощущение, будто случилось это давным-давно — столько произошло с тех пор событий и столько он пережил. Завтра его уведут в какой-то порткоммор, и неизвестно, что с ним сделают. Опять что-то произойдет и переменится, опять он будет переживать, а Лешка не хотел никаких перемен и устал переживать. Он встал и тихонько открыл дверь.

Коридор сверкал эмалевой краской. По обе стороны были двери — должно быть, каютные. Коридор упирался в узкую железную дверь. Лешка нажал ручку — дверь подалась, в щель брызнуло дождем. На палубу сквозь желтоватую в свете фонаря мглу сеялся дождь. То появляясь на свету, то прячась в темноте, вдоль борта ходил вахтенный матрос в дождевике.