Hochzeitsreise - Владимир Сорокин

МАША. Да, ты!

ГЮНТЕР. Я... я никогда ннне надену этгго говно.

МАША (угрожающе смотрит ему в глаза). Одевай.

ГЮНТЕР. Нет! Ннникогда... говно... ггговно...

МАША. Одевай!

ГЮНТЕР. Нет! Нет! Нннет!

МАША (бьет его). Одевай!

ГЮНТЕР. Ннникогда!

МАША (бьет). Одевай, дурак! Одевай, сволочь!

ГЮНТЕР. Нет! Нет! Нннеееет!!!

МАША (опускается перед ним на колени). Я прошу тебя. Ну, я прошу тебя... очень прошу, очень.

ГЮНТЕР (после долгой паузы). Ззза это могут арестовать.

МАША. Ты не должен об этом думать. Думай о том, что это нужно тебе, нужно нам (помогает ему одевать мундир). И ничего не бойся. Пока ты со мной - ничего не случится.

ГЮНТЕР. Я не могу... не могу...

МАША (застегивает ему пуговицы). Ты все можешь. Мы с тобой все можем. Мы сильные! Правда? (Встряхивает его.) Правда?

ГЮНТЕР (обнимает ее). Правда.

МАША. Поехали.

Из белой сцены возникают белые фигуры существ. Каждое существо сопряжено с частью черного мерседеса. Существа собираются вместе, тем самым складывают из частей мерседес. Гюнтер и Маша садятся на край сцены. Звучит немецкий марш "Heute wollen wir marschieren...". Существа начинают двигаться в такт музыке, и вместе с ними колышется, движется мерседес.

МАША. В 10 мы выехали. Гюнтер за рулем в мундире оберфюрера, я радом в форме майора НКВД. Было солнечное весеннее утро. Наш автопробег Гамбург-Оберзальцберг длился восемь часов. Мы проехали всю Германию. Какая маленькая страна. Теперь я понимаю их лозунг, про который мне рассказывал папаша: Дас Фольк онэ Раум. Раума в Германии действительно маловато. Зато классные автобаны. Да и мерседес-600 тоже не последнее говно. Как сказал бы твой любимый поэт: это черный леденец, обсосанный богами Валгаллы и выплюнутый на просторы Земли. Он набит всякой всячиной, но, когда мне Гюнтер дал порулить, я поняла, что не хватает двух вещей: хуя в сиденье и пулемета спереди. Несись, ебись и стреляй, и никакого мужика не надо!

ГЮНТЕР. Маша, кккуда мы едем?

МАША. На юг, милый.

ГЮНТЕР. Кккуда конкретно?

МАША. Ты обещал не задавать вопросов. Расслабься и перестань потеть, а то мы врежемся.

ГЮНТЕР. А ты... уввверена, что это поможет? МАША. Абсолютно.

ГЮНТЕР. Ммможно я хотя бы другую мммузыку поставлю?

МАША. Нельзя... Но как мы ехали, солнышко! Никогда не забуду. Как нам сигналили, как крутили пальцем у лба, как кричали вслед: свиньи! фашисты! Три раза нас останавливала полиция. Они были хорошо информированы многочисленными автобанными осведомителями, но явно растеряны и не готовы к решительным действиям. Все кончалось проверкой документов и нелепыми вопросами, на которые Гюнтер, потея, отвечал:

ГЮНТЕР. Эттто мое личное дело.

МАША. Они оторопело возвращали документы. Все-таки немцы удивительно серьезный народ. В Москве на Красную площадь выходи в эсесовской форме - никто тебе слова не скажет. А здесь - вопрос жизни и смерти. В Фульде на бензоколонке в нас бросили пивной бутылкой, под Нюрнбергом за нами безуспешно погналась гэдээрешная семья на "траби", в Ингольштадте нам аплодировали двое парней на мотоциклах, в Мюнхене на нас молча пялились, не выражая особых эмоций, возле чудесного Хим Зее мы чуть не раздавили белку, и нам плюнула в лобовое стекло какая-то старушка, Гюнтер проехал еще пару километров, резко затормозил, выскочил из машины и побежал, срывая китель (Гюнтер вскакивает и бежит).

ГЮНТЕР. Все! Все! Хххватит! Ннненавижу это ггговно! Ннненавижу!

МАША. Гюнтер, прекрати! Стой! (Бежит за ним.)

ГЮНТЕР. Ннненавижу! Ннненавижу!

МАША (ловит его, падает вместе с ним). Стой! (Гюнтер всхлипывает, Маша обнимает его, прижимает к себе.) Последние километры. Баварские Альпы. Бад Райнхельхаль, Винкль, Бишофвизен и - Берхтесгаден. По серпантину мы поднялись на Оберзальцберг. Когда мы въехали на плато и возле Hotel zum Turken Гюнтер заглушил мотор (существа перестают двигаться), я вышла из машины, вдохнула этот воздух, посмотрела вокруг. (Мерседес плавно разваливается на части, существа группируются по-новому, собирая из частей мерседеса горный пейзаж.) Гитлер был очень не дурак, выбирая такое место. Дух захватывает. А людишки внизу кажутся муравьями.

Свет гаснет. Появляется луна, загораются звезды.

МАША. Гюнтер, вставай.

ГЮНТЕР. А... что? Мммаша... который час?

МАША. Не важно.

ГЮНТЕР. Мой Бог... значит это был не сссон... я в этом ужасном мундире, в этттом гадком месте...

МАША. Наклонись сюда.

ГЮНТЕР. Чччто это?

МАША. Кокаин. Осторожней. Выдохни, а теперь нюхай. Резко.

ГЮНТЕР (вдыхает). Аааа...

МАША (нюхает). Вот так.

ГЮНТЕР. Он гггорчит... я раньше ннникогда не пробовал...

МАША. Пошли.

ГЮНТЕР. Как тихо...

МАША (поднимается на возвышение). Вот здесь стоял дом Гитлера.

ГЮНТЕР (подходит к ней). Я лллюблю тебя. Додаже здесь, двдаже в этом пппроклятом месте я люблю тебя.

МАША (обнимает его). Милый. Я тоже люблю тебя. Мы с тобой никогда не расстанемся.

Появляется Маша-2 в белом длинном платье с букетиком ландышей. Маша смотрит на нее.

МАША-2 (кивает). Давай...

Гюнтер и Маша проваливаются внутрь возвышения, оказавшимся странной конструкцией из существ и частей мерседеса. Конструкция подсвечивается альм светом и начинает двигаться, словно пережевывая Машу и Гюнтера. Они кричат.

МАША-2 (нюхает ландыши). Прости меня, ангел мой, но адекватно описать то, что произошло с нами, я не в состоянии. Причина тому не страх и не отвращение, но отсутствие отстраненного взгляда на нас, невозможность холодного наблюдения. Ты знаешь, я никогда не была равнодушной, расчетливой, сдержанной. Я умела отдаваться без остатка. Эта ночь не стала исключением. В потрясенной душе моей алыми всполохами оживают те 46 минут. Но мне трудно собрать воедино осколки этой божественной мозаики. Я помню Голубое Желе на мужских ключицах, помню вхождение Крюка Отца в мой анус, помню Мамину Туфлю, разрываемую впервые восставшей плотью Гюнтера, помню сломаный Платиновый Пояс Верности, помню трещину в Багровой Преграде. План Марка оказался поистине гениальным.

Все стихает.

МАША. Утром мы проснулись голые на молодой траве и совершили наш первый полноценный акт любви.

ДЕЙСТВИЕ ПЯТОЕ

Спальная комната в мюнхенском особняке Гюнтера. Маша и Гюнтер только что проснулись и лежат в постели.

МАША (потягиваясь). Оооой! А мне сон приснился.

ГЮНТЕР (совершенно не заикаясь). Ты знаешь, милая, мне тоже.

МАША. Правда? Вот здорово! Только чур я первая рассказываю!

ГЮНТЕР. О'кей.

МАША. Дай закурить!

Гюнтер дает ей сигарету, берет себе. Они закуривают.

МАША (садясь на лежащего Гюнтера). Значит, будто я в Москве. Справляем у Маринки Новый год. Мы всегда у нее справляли, в Гнездниковском. Компания человек десять.

ГЮНТЕР. Меня нет?

МАША (целует его). Нет, солнышко. Вот. Будто уже без четверти двенадцать и по телевизору начинается поздравление от имени партии и правительства. Читает Брежнев или Горбачев, не помню. "Желаю вам новых побед на фронте социалистического строительства". И так далее. Я говорю: ну, что, ребят, открывайте шампанское. А на меня как-то странно смотрят все. А Борька, Маринкин любовник, берет бутылку с малиновым сиропом и начинает всем разливать. А Маринка вслед за ним туда же, в бокалы - воды из ее бабушкиного графина. И все берут чайные ложечки и начинают молча громко размешивать в бокалах эту бурду. И сидят надувшись, как индюки. Я говорю: вы что, охуели? Где шампанское? Они молчат. Смотрю, а на столе - никакой выпивки. Ни водки, ни вина. Только малиновый сироп. И тут я только все вспоминаю! Оказывается, в России объявлен сухой закон! И двенадцать бьет! Проснулась в холодном поту! Вот ужас, а?!

ГЮНТЕР (целует ее). А мне не страшный сон приснился.

МАША. Трахался с кем-то?

ГЮНТЕР. Нет! Смешной сон. Будто мы с покойным дядюшкой Георгом охотились на мышей.

МАША. Мыши - это к деньгам.

ГЮНТЕР. Правда? Я не знал. Мне часто мыши и крысы снятся.

МАША. Поэтому ты у нас такой богатенький! А мне ни одной мышки никогда не приснилось! Все сны - про водку, да про море.

ГЮНТЕР. А это к чему?

МАША. Водка - к случайным знакомствам. А море... море - это к ебле.

Целуются. В дверь стучат.

МАША. Войдите!

Входит Элисказес, ввозит тележку-столик с завтраком.

ЭЛИСКАЗЕС. С добрым утром.

МАША. О, отлично! Я уже голодная!

ГЮНТЕР. С добрым утром, Элисказес. Который час?

ЭЛИСКАЗЕС. Четверть двенадцатого, господин фон Небельдорф.

ГЮНТЕР (тянется). Ой, Маша... какие мы с тобой сони!

МАША. Без сна и пищи человек не может существовать. Кто сказал?

ГЮНТЕР. Не знаю.

МАША. Чехов. А может - Солженицын. Не помню точно.

ЭЛИСКАЗЕС (раздвигает шторы). Дождь перестал. С утра было солнце.

МАША. Отлично! Поедем в горы? Загорать и форель есть!

ГЮНТЕР. Маша, я сегодня хотел зайти в мою контору. Я не был там почти неделю.

МАША. Ни в какую контору ты больше не пойдешь. Никогда! Понятно?